За девками доглядывать, не скисли в жбане квас, оладьи не остыли ль,Да перстни пересчитывать, анисВсыпая в узкогорлые бутыли.Кудельную расправить бабке нить,Да ладаном курить по дому росным,Да под руку торжественно проплытьСоборной площадью, гремя шелками, с крёстным.Кормилица с дородным петухомВ переднике — как ночь ее повойник! —Докладывает древним шепотком,Что молодой — в часовенке — покойник…И ладанное облако углыУнылой обволакивает ризой,И яблони — что ангелы — белы,И голуби на них — что ладан — сизы.И странница, потягивая квасИз чайника, на краешке лежанки,О Разине досказывает сказИ о его
прекрасной персиянке.
26 марта 1916
«Димитрий! Марина! В мире…»
Димитрий! Марина! В миреСогласнее нету вашихЕдиной волною вскинутых,Единой волною смытыхСудеб! Имен!Над темной твоею люлькой,Димитрий, над люлькой пышнойТвоею, Марина Мнишек,Стояла одна и та жеДвусмысленная звезда.Она же над вашим ложем,Она же над вашим троном— Как вкопанная — стоялаБез малого — целый год.Взаправду ли знак родимыйНа темной твоей ланите,Димитрий, — все та же чернаяГорошинка, что у отрокаУ родного, у царевичаНа смуглой и круглой щечкеСмеясь целовала мать?Воистину ли, взаправду ли —Нам сызмала деды сказывали,Что грешных судить — не нам?На нежной и длинной шееУ отрока — ожерелье.Над светлыми волосамиПресветлый венец стоит.В Марфиной черной кельеЯркое ожерелье!— Солнце в ночи! — горит.Памятливыми глазамиВпилась — народ замер.Памятливыми губамиВпилась — в чей — рот.Сама инокиняПризнала сына!Как же ты — для нас — не тот!Марина! Царица — Царю,Звезда — самозванцу!Тебя пою,Злую красу твою,Лик без румянца.Во славу твою грешуЦарским грехом гордыни.Славное твое имяСлавно ношу.Правит моими бурямиМарина — звезда — Юрьевна,Солнце — среди — звезд.Крест золотой скинула,Черный ларец сдвинула,Маслом святым ключМасленный — легко движется.Черную свою книжищуВынула чернокнижница.Знать, уже делать нечего,Отошел от ее от плечикаАнгел, — пошел нестьГосподу злую весть:— Злые, Господи, вести!Загубил ее вор-прелестник!Марина! Димитрий! С миром,Мятежники, спите, милые.Над нежной гробницей ангельскойЗа вас в соборе АрхангельскомБольшая свеча горит.
Из рук моих — нерукотворный градПрими, мой странный, мой прекрасный брат.По церковке — все сорок сороков,И реющих над ними голубков.И Спасские — с цветами — воротá,Где шапка православного снята.Часовню звездную — приют от зол —Где вытертый от поцелуев — пол.Пятисоборный несравненный кругПрими, мой древний, вдохновенный друг.К Нечаянныя Радости в садуЯ гостя чужеземного сведу.Червонные возблещут купола,Бессонные взгремят колокола,И на тебя с багряных облаковУронит
Богородица покров,И встанешь ты, исполнен дивных сил…Ты не раскаешься, что ты меня любил.
31 марта 1916
«Мимо ночных башен…»
Мимо ночных башенПлощади нас мчат.Ох, как в ночи страшенРев молодых солдат!Греми, громкое сердце!Жарко целуй, любовь!Ох, этот рев зверский!Дерзкая — ох — кровь!Мой рот разгарчив,Даром, что свят — вид.Как золотой ларчикИверская горит.Ты озорство прикончи,Да засвети свечу,Чтобы с тобой нончеНе было — как хочу.
31 марта 1916
«Настанет день — печальный, говорят…»
Настанет день — печальный, говорят!Отцарствуют, отплачут, отгорят,— Остужены чужими пятаками —Мои глаза, подвижные как пламя.И — двойника нащупавший двойник —Сквозь легкое лицо проступит лик.О, наконец тебя я удостоюсь,Благообразия прекрасный пояс!А издали — завижу ли и Вас? —Потянется, растерянно крестясь,Паломничество по дорожке чернойК моей руке, которой не отдерну,К моей руке, с которой снят запрет,К моей руке, которой больше нет.На ваши поцелуи, о, живые,Я ничего не возражу — впервые.Меня окутал с головы до пятБлагообразия прекрасный плат.Ничто меня уже не вгонит в краску,Святая у меня сегодня Пасха.По улицам оставленной МосквыПоеду — я, и побредете — вы.И не один дорогою отстанет,И первый ком о крышку гроба грянет, —И наконец-то будет разрешенСебялюбивый, одинокий сон.И ничего не надобно отнынеНовопреставленной болярыне Марине.
11 апреля 1916
1-й день Пасхи
«Над городом, отвергнутым Петром…»
Над городом, отвергнутым Петром,Перекатился колокольный гром.Гремучий опрокинулся прибойНад женщиной, отвергнутой тобой.Царю Петру и вам, о, царь, хвала!Но выше вас, цари, колокола.Пока они гремят из синевы —Неоспоримо первенство Москвы.И целых сорок сороков церквейСмеются над гордынею царей!
28 мая 1916
«Над синевою подмосковных рощ…»
Над синевою подмосковных рощНакрапывает колокольный дождь.Бредут слепцы калужскою дорогой, —Калужской — песенной — прекрасной, и онаСмывает и смывает именаСмиренных странников, во тьме поющих Бога.И думаю: когда-нибудь и я,Устав от вас, враги, от вас, друзья,И от уступчивости речи русской, —Одену крест серебряный на грудь,Перекрещусь, и тихо тронусь в путьПо старой по дороге по калужской.
Троицын день 1916
«Семь холмов — как семь колоколов…»
Семь холмов — как семь колоколов!На семи колоколах — колокольни.Всех счетом — сорок сороков.Колокольное семихолмие!В колокольный я, во червонный деньИоанна родилась Богослова.Дом — пряник, а вокруг плетеньИ церковки златоголовые.И любила же, любила же я первый звон,Как монашки потекут к обедне,Вой в печке, и жаркий сон,И знахарку с двора соседнего.Провожай же меня весь московский сброд,Юродивый, воровской, хлыстовский!Поп, крепче позаткни мне ротКолокольной землей московскою!
8 июля 1916. Казанская
«Москва! — Какой огромный…»
— Москва! — Какой огромныйСтранноприимный дом!Всяк на Руси — бездомный.Мы все к тебе придем.Клеймо позорит плечи,За голенищем нож.Издалека-далечеТы все же позовешь.На каторжные клейма,На всякую болесть —Младенец ПантелеймонУ нас, целитель, есть.А вон за тою дверцей,Куда народ валит, —Там Иверское сердцеЧервонное горит.И льется аллилуйяНа смуглые поля.Я в грудь тебя целую,Московская земля!