Пламя и полый пещеры пучок пузырей –Это пыжом пламенами по пазуПолой пищали. Пулями песни.Пороха парень – пламени почкой поет,Пулец прагом пыжа, палун полоном пули,Где пламенем полон пола полон,Пыжами пугая по полю пули полет, пулями плюнул.Пороха пузо! Паз и пружина!Он, прыжок пружин в поля, как палка пала, –Это пружиною пороха пули прыжокПалкой прямого пути, в путь пуль.Паров напор пинал порогом паза,Он пыл пути пуль по полю.А пуля упала и пела о поле.Это пороха пуль первое пламя.Парень пальбы, в порох пружинясь,Поет, как певец,Парусом пения пьяница, пучинит пещеру и пучит,Посохом пламени пол полосует.Пения пучный прыжок пузырями, пучная почка,Прал пещеры полей, пинал паром пушистый пустые поля,Пёр пламени пазух опор,Порохом пыльным пылко опутан, в полоне,Плещет и пляшет песками, пеной о пашни и потом.Пухнет пером и перинами, прутьями, посохом, пеньем, –Полох и порох, и пламя.Полем пустот, пук опаленного пара,Поит полей пустоту, путиной, как прут, проткнутый в пасть.Пороха пахарь, распашет запоры, правый и первый,Пытками тянет и пялит пути.Пырнул перунами в перины, полосуяПламени путь, и пил и пел пыл пуль, путника пуль.Пением пороха парус парил, опираясьВ пучину пещерного пола, порожний, полый, пустой.П – удаление точки от точки,К объему громадному воля и путь.Точка стоит, другая же прочь уносилась, безумная.Пещера, Перун,
пузырь или пена, палец, певец или палкаВы растянули проход меж собой, выпуском палки и точкиВезде удаляются пуля или пламя.Кто там? не вижу,Пух или пушка?Пан или пень?Случайно упали именаНа лопасти быта.
Когда судов широкий весБыл пролит на груди,Мы говорили: это лямкаНа шее бурлака.Когда камней усталый бегЛистом в долину упадает,Мы говорили: то лавина.Когда плеск волн – удар в моржа,Мы говорили: это ласты.Когда зимой снега хранилиПути ночные зверолова,Мы говорили: это лыжи.Когда волна лелеет челнИ носит ношу человека,Мы говорили: это лодка,Ладьи широкая опора.Когда ложится тяжесть водНа ласты парохода,Мы говорили: это лопасть.Когда броня на груди воинаЛовила копья на лету,Мы говорили: это латы.Когда растение листомОстановило тяжесть ветра,Мы говорили: это лист,Небес удару поперечный.Когда умножены листы,Мы говорили: это лес,А время листьев роста – лето.Когда у ласточек широкое крылоЕе спасает от паденья,Блеснет, как лужа шелка синего,Мы говорим: она летает.Не падает, не тонет,Как будто в лодке или лыжах,И вес ее, как лужа ливня,На площади широкой пролит.Когда лежу я на лежанке,На ложе лога, на лугу,Я сам из тела сделал лодку.И бабочка-ляпуньяШирокими летит крылами,Доверив площади широкойПуть силы поперечной.Лопух и лопасть и листы…Ладонь широка, как ладья,А лапа служит точно лыжа,И храбро ступает лапой лось по болоту.Когда труд пролит в ширину,Мы говорили: это лень.И лень из неба льется ливнемНад лодырем, ленивцем,Он высь трудаШирокой ленью заменил,Боясь усталости глубокой.А легкий тот, чей весПо площади широкой пролит.И белый лист воды – прозрачный лед.В широкой ложке держится вода.И лужей пролит площадью широкойОтвесный ливня путь.Широким камнем льда расширилась вода.Не тонет лед, как лодка.Мы воду пьем из ложкиИ отдыхаем на широком ложе.Мы любим, служа лодкойДля другого,Лелеем, ослабляя тяжесть,Для детских ног простертые, как лед.Ляля и лели –Легкие богиИз облака лени.Эль – луч весовой,Что оперся о площадь широкую.Эль – воля высотСтать шириной,Путь силовой,Высоту променявшийНа поперечную площадь.Широкое не падает, не тонет,Не проваливается в снегИ болотоНи в воздухе, ни в море,Ни в снегу.Если опасность внизуИ угрожает паденье,Там появляется Эль.
На лыжу времениСтупило Эль:Ленин, и Либкнехт, и Люксембург,И много соседей по воле,Где бодро шагали народов шагиНа лыжах по рыхлым снегам.То всенародная лыжа! для тысячей толп.Над ней летели:Лебедь, лелека, лелюк и ласточка,Лели, любимые людом,В воздухе синем не падая.Эль – это ласты моржа государства,Крыл ширина для государственной мысли, чтоб в небе не падать.Лужей широкой свободы сделался ливень царей:В ссоре с Эль были цари и утонули.Гэ преклонилось пред ним вместе с Эр,Два звука пред ним опустили знамена.Эль не знают цари.Веревка судов государственныхЛямкой широкой СоветовНа груди бурлака мировогоЗамкнулась, чтоб грудь не давило.Ливень отвесный царейЛужей великою стал.Всем там есть место: убийце, раклу и мазурику,Пахарю, деве ночной городов, вору, священнику, татю.Все управляют собой, всё стало широким,И время Эль, как облако, повислонад богослужением себе.Все стали царями легко и лениво.Там, где цари шагали по мели,Боясь утонуть,Бодро несется, парус развеяв,Ладья всенародная.Пловец – государство не боится пучины морскойНа ладье всенародной,Как знамя его развевается Эль!Лопух и лист, лежанка, лапа и ладонь –Это широкие плоские вещи.Крыла простыня птице позволяет летать.А бабочка имя имеет – ляпун.Эль – это власть, что несется на лыжахНад снегом людей.Крыльев широкая ширь летуньи,Отвесная нить высоты, ставшая ширью –Это великое Эль.Эль подымает свой парус белым листом, поперечным копью бури дикой.И о широкую лямку трудаОперлося время, влачаВолги суда, чтоб полегчало.Эль – это лыжа: не падай, дикарь!Эль – это тяжести лужа широкая, ей поперечная площадь.Эль – это лодка широкая: моряк, не тони!
Здесь площади из горниц, в один слой,Стеклянною страницею повисли,Здесь камню сказано «долой»,Когда пришли за властью мысли.Прямоугольники, чурбаны из стекла,Шары, углов, полей полет,Прозрачные курганы, где леглаТолпа прозрачно-чистых сот,Раскаты улиц странного чурбанаИ лбы стены из белого бревна –Мы входим в город Солнцестана,Где только мера и длина.Где небо пролито из синего кувшина,Из рук русалки темной площади,И алошарая вершинаСветла венком стеклянной проседи,Ученым глазом в ночь иди!Ее на небо устремленный глазВ чернила ночи ярко пролит.Сорвать покровы напоказДворец для толп упорно волит,Чтоб созерцать ряды созвездийИ углублять закон возмездий.Где одинокая иглаНа страже улицы угла,Стеклянный путь покоя над покоемБыл зорким стражем тишины,Со стен цветным прозрачным роемСмотрели старцы-вещуны.В потоке золотого, куполе,Они смотрели, мудрецы,Искали правду, пытали, глупо лиС сынами сеть ведут отцы.И шуму всего человечестваВнимало спокойное жречество.Но книгой черных плоскостейРазрежет город синеву,И станет больше и синейПустотный ночи круг.Над глубиной прозрачных улицВ стекле тяжелом, в глубинеСвященных лиц ряды тянулисьС огнем небес наедине.Разрушив жизни грубый кокон,Толпа прозрачно-светлых оконПод шаровыми куполамиБылых видений табуны,Былых времен расскажет сны.В высоком и отвесном храмеЗдесь рода смертного отцыВзошли на купола концы,Но лица их своим окном,Как
невод, не задержит свет<а>,На черном вырезе хоромСтоит толпа людей завета.Железные поля, что ходят на колесахИ возят мешок толп, бросая общей кучей,Дворец стеклянный, прямей, чем старца посох,Свою бросает ось, один на черных тучах.Ремнями приводными живые ходят горницы,Светелка за светелкою, серебряный набат,Узнавшие неволю веселые затворницы,Как нити голубые стеклянных гладких хат.И, озаряя дол,Верхушкой гордой цвелВысокий горниц ствол,Окутанный зарницей,Стоит высот цевницей.Отвесная хором нить,Верхушкой сюда падай,Я буду вечно помнить,Стеной прозрачной радуй.О, ветер города, размерно двигайЗдесь неводом ячеек и сетей,А здесь страниц стеклянной книгой,Здесь иглами осей,Здесь лесом строгих плоскостей.Дворцы – страницы, дворцы – книги,Стеклянные развернутые книги,Весь город – лист зеркальных окон,Свирель в руке суровой рока.И лямкою на шее бурлакаВлача устало небеса,Ты мечешь в даль стеклянный дол,Разрез страниц стеклянного объемаШирокой книгой открывал.А здесь на вал окутал валПрозрачного холста,Над полом громоздил устало пол,Здесь речи лил сквозь львиные устаИ рос, как множество зеркального излома.
О, город тучеед! Костер оковНесущий вперед, с орлиным клювом!Где громче тысячи быковСтеклянных хат ревела глотка.Ведром небесное пространство ты ловишь безустанно.Черпал ночные бури в жел^зоневод хат,Жилой стеклянный парус, плющем обвитый улиц,Как бочка полая широк.Стеклянный дол, стеклянные утесы, где вился улиц хмель.Еще угрюм, еще неловокВесь город мчался, как суда,Где нависали облакаНа медленных глазах веревок.Как раньше шло растение на посохе зеленой краски,Весь город тою же тропинкой шел, – из белой зелени растение, –Желая быть травой стеклянной.Ночей прибой ловил глазами в рыбацкий невод.И не обманули никого его прозрачные глаза,Когда сквозь них блестело солнце.Старик железных стекломясИкрой железною завязСреди реки раскрытых книг –Упруг, упорен и велик.Старик стеклянного тулупа,Чьи волосы – халупа над халупой,Своих кудрей раскинув улей,Где полдень заблудился пулей,Надувши жилы на руке,Бросал железосетиВ ночную глубину,Где тысячи очей,Упрямым рыбаком,За комом сетей ком.Паук мостов опутал улицы,Бросал лучи упорных ниток.Ты – город мыслящих печейИ город звукоедов,Где бревна грохота,Крыши нежных свистов,И ужин из зари и шума бабочкиных крылНа отмели морского побережья,Где камни – время.
Он, город, синим оком гордИ красотой железа сила.В лицо небеснейшей из мордЖевал железные удила.Он, город, синими глазамиСкосил скулы жестокой надписиИ черным зеркалом заранеОн завывал деревням: нас спаси!Жестокий, мрачный и опальный,Широкой бритвой горло режь.Из всей небесной готовальниТы вынул битву и мятеж.Он, пастух красивых денег,Созыватель сизых гуль,Заплетал в веселый веникГромкий вой железных пуль.И синими глазами падалиУходит в мертвую тоску.Кукушка ласковая, надо лиЧасам тоски пробить ку-ку?И вечно слаб к тебе, о водка,Воспет убийством в зеркалах,Могучим камнем подбородкаОн опирался на кулак.Когда чернел высокий глянецЕго таинственных зеркал,Он улыбался, самозванец,И жертву новую искал.Крутят колеса, крутят колеса,Город понесся, город понесся.Дома пробегали худыми кривляками,Кланялись старым знакомым,Могила и свадьба сошлися собакамиНа площади, видны хоромам.
Алое плавало, алоеНа копьях у толпы.Это труд проходит, балуяШагом взмах своей пяты.Труднеделя! Труднеделя!Кожа лоснится рубах.О рабочих, не рабах! –Льется песня, в самом деле,И, могучая раскатом,Песня падает, покаОзаряемый закатомОтбивает трепака.Лишь приемы откололиСапогами впереди,Как опять востоком волиПесня вспыхнула в груди.Трубачи идут в поход,Трубят трубам в медный рот!Веселым чародеямШирокая дорога.Трубач, обвитый змеемИзогнутого рога.Это синие гусарыНа заснувшие ножиЗолотые лили чарыПолевых колосьев ржи.Городские очи радуяОгневым письмом полотен,То подымаясь, то падая,Труд проходит, беззаботен.И на площади пологойГулко шли рогоголовцы– Битвенным богом.Желтый околыш, знакомый тревогам,И на затылках, наголо стриженных,Раньше униженных, –Черные овцы,Лица закрыли,Кудри струили.Суровые ноги в зеленых обмотках.Ищут бойцы за свободу – знакомых;В каждой винтовке – ветка черемухи –Боевой привет красотке.Как жестоки и свирепыСкакуны степных долин!Оцепили площадь цепи,На макушках – алый блин!Как сегодня ярки вещи!Золотым огнем блеснув,Знамя падает и плещет,Славит ветер и весну.Это идут трубачи,С ног окованные в трубы.Это идут усачи,В красоте суровой грубы.И, как дочь могучей меди,Меж богов и меж людейЗвуки, облаку соседи,Рвутся в небо лебедей!Веселым чародеямСвободная дорога,Трубач сверкает змеемИзогнутого рога.Алый волос расплескала,Точно дева, площадь города.И военного закалаЧерны ветреные бороды.Золото с красными птицамиНосится взад и вперед.Огненных крыл вереницамиБыл успокоен народ.
Помимо закона тяготенияНайти общий строй времениЯровчатых солнечных гусель,Основную мелкую ячейку времени и всю сеть.Люди! утопим враждуВ солнечном свете!В плаще мнимых звезд пусть ходят – я жду –Смелых замыслов дети,Смелых разумов сын.
Люди! Над нашим окномВ завтрашний деньПовесим ковер кумачовый,Где были бы имена Платона и Пугачева.Пророки, певцы и провидцы!Глазами великих озерБудем смотреть на ковер,Чтоб большинству не ошибиться!