Том 3. Орлеанская дева. Эпические произведения

Жуковский Василий Андреевич

Глава осьмая

I

Вот по странствии долгом один из браминов, Парнада Именем, с вестью такою пришел к Дамаянти: «Повсюду Наля искав безуспешно, пришел наконец я в Айоду. Там пред царем Ритуперном твои слова произнес я; Царь ничего не сказал мне в ответ, и никто из придворных Также мне не дал ответа. Когда ж я, простясь с Ритуперном, Вышел из царских покоев, со мной повстречался служитель Царский с руками короткими, малого роста, Вагука Именем; дело его смотреть за царевой конюшней; Видом он некрасив; зато великий искусник готовить Пищу; так же чудесно правит конями: он может В сутки сто миль проскакать их заставить. И вот что с глубоким Вздохом, от слез задыхаясь, сказал мне этот Вагука: «В бедности, в горести терпят безропотно с верой смиренной Неба достойные, долгу супружества верные жены; Сердце их кроткое нежным прощением мстит за обиду. Если в безумии все свои радости, свет и усладу Жизни, расставится с верной подругою, жалкий преступник Сам уничтожить мог; если, отчаянный, платья лишенный Хитрыми птицами, голодом мучимый, он удалился Тайно от спутницы, если он с той поры денно и ночно Все по утраченной плачет и сетует — доброй женою Будет оплакан он; что б ей ни встретилось доброе, злое, Нежному, верному сердцу покажется горе не горем, Радость не радостью; будет лишь памятно бедствие мужа, Тяжкой виной своей в горе лишенного всякой отрады». Эти услышав слова, я решился немедля пуститься В путь обратный. Царевна, сама теперь ты рассудишь, С доброю ль вестью к тебе я пришел». Дамаянти, Парнаду Выслушав, тотчас к царице пошла и так ей сказала: «Слушай, родная; о том, что я сделать хочу, мой родитель Бима ведать не должен; хочу я брамина Судеву В царство Айоду послать; награды своей половину Он заслужил, вот случай ему заслужить и другую: Вам возвратил он меня, пускай возвратит вам и Наля». Мать согласилась на просьбу плачущей дочери; тайно Всё учредили они, и царь не узнал ни о чем. Одаривши Щедро Парнаду, царевна сказала: «Когда возвратится Счастливо царь мой желанный, получишь ты вдвое; ты первый След нам к нему указал». И доволен остался Парнада Тою наградой. Тогда Дамаянти, призвавши Судеву, Так сказала: «Судева, иди к царю Ритуперну В царство Айоду; явися ему, но так, чтоб подумал Царь Ритуперн, что зашел ты в Айоду случайно, и вот что Скажешь ему ты, как будто без всякого умысла: «Бима Снова сзывает в Видарбу царей и царевичей; снова Хочет супруга избрать Дамаянти: уж съехалось много К ней женихов». И ежели знать пожелает он, скоро ль Должен быть выбор, назначен ли день, отвечай ты: «Я вижу, Царь, что тебе одному неведомо то, что известно Целому свету; день назначенный — завтра; и если Сам ты отведать счастья намерен, то можешь в Видарбу Нынче же к ночи поспеть; у тебя есть конюх, искусный Править конями; он в сутки сто миль проскакать их заставит; Только не медли: завтра чем свет Дамаянти объявит Выбор; о Нале ж ни слуха, ни вести; и, верно, погиб он. Если же хочешь ты знать, от кого я о сказанном слышал, Знай, государь, что я слышал о том от самой Дамаянти».

II

Вот и приходит Судева к царю Ритуперну. То было Рано поутру. И только что ложную повесть брамина Выслушал царь, как, с места вскочивши, воскликнул: «Скорее Кликнуть Вагуку сюда!» Когда же Вагука явился — «Верный конюший, — сказал Ритуперн, — мне должно в Видарбу Нынче

ж поспеть; Дамаянти опять выбирает супруга; Завтра утром она объявит свой выбор. Искусство Ныне свое покажи мне, Вагука, на деле; посмотрим, Можешь ли в сутки сто миль проскакать на конях, не кормивши?» Царская речь наполнила ужасом Налеву душу. «Что замышляет, — подумал он сам про себя, — Дамаянти? Или она от скорби лишилась ума? Иль какую Хитрость задумала? Может ли быть, чтоб она на такое Дело решилась, она, непорочная, верная, светлый Ангел любви? Неужель, оскорбленная мной так жестоко, Хочет отмстить мне она, смиренно-незлобный эдемский Голубь? Но женское сердце изменчиво; я же пред нею Слишком виновен; прекрасную младость ее погубил я; В долгой разлуке со мной разлучилась она и с любовью. Но, позабывши меня, как могла позабыть Дамаянти Наших детей? Мне должно разведать, что ложь и что правда В этом слухе, и волю царя для себя я исполню». Так он в мыслях решил и, покорно ко груди прижавши Руки, царю отвечал: «Несомненно, исполнена будет Царская воля твоя; мы нынче ж поспеем в Видарбу К вечеру». Вот на конюшню Вагука пошел, чтоб надежных Выбрать коней, и выбрал тощих, тяжелых, ноздристых, Тонконогих, толстоголовых, с щетинистой шерстью, С длинными шеями, с гривой встопорщенной, огненно-диких. Выбор такой царя изумил. «Ты шутишь, Вагука, — С гневом сказал он, — как будто в насмешку, из целой конюшни Выбрал ты самых негодных коней. В такую дорогу Можно ль на клячах подобных пускаться?» — «То добрые кони, Царь-государь, — Вагука ответствовал, — вот и приметы: Две на лбу, одна на груди и три на копытах; Духом домчимся на этих конях до Видарбы; но если Выбрать других ты желаешь, то сам укажи их; готов я Волю исполнить твою». — «Пускай по-твоему будет, — Царь отвечал, — тебя не учить мне; закладывай, едем». Выбранных им четырех коней заложил в колесницу Наль и сел в нее с Ритуперном: и с ними, по просьбе Наля, сел Варшнея. Собравши в могучую руку Вожжи и ими тряхнув, как браздами излучистых молний, Наль закричал: «Изготовьтесь вы, добрые кони; чтоб нынче ж Быть нам в Видарбе!» И, дрогнув, пред ним на колени упали Кони; легким движеньем руки опять он их поднял На ноги, голос смягчил и, ласковым словом придав им Жару, крикнул: «Вперед!» Они понеслися как вихри. Царь Ритуперн на бег их смотрел с немым изумленьем. В то же время, расслушав, сколь был таинственно звучен Гром колесницы, и видя, что вожжи со свистом и треском Били коней по бокам и, как молнии, быстро сверкали, Думу глубокую думал Варшнея: «Откуда Вагука Мог получить такое искусство и кто он? Не сам ли Коней державного бога богов повелитель Металис? Или он Наль, сокрывший себя под личиной урода? Налева образа нет здесь, но есть здесь Налева сила. Кто же мне правду откроет? Давно из древних преданий Ведаем мы, что земные цари, по воле судьбины Здесь, на земле, иногда превращенные, странствуют тайно. Этот уродливый конюх не может быть Налем великим; Тот же, под кем, как гроза в небесах, гремит колесница, Кто он иной, как не Наль, мой великий владыка?» Так думал Молча Варшнея и в бедном Вагуке угадывал Наля.

III

Кони, без крыльев крылатые, властию Наля как буря Мчались вперед по горам, по долам, через реки, потоки. Вдруг сорвалась с головы Ритуперна повязка. «Вагука, Стой! — он сказал. — Пускай Варшнея подаст мне повязку». — «Поздно! — ответствовал Наль-Вагука, — уж мы отскакали Более мили; оставим повязку». Царь изумился; Вдруг он увидел вдали Вибитаку, ветвисто-густою Сенью покрытое дерево. «Слушай, Вагука, — сказал он, — Здесь, на земле, никто не имеет всезнанья; в искусстве Править конями ты первый; зато мне далося искусство Счета, и знаю я тайну играть наверноев кости. Видишь ли там, вдалеке, то ветвистое дерево? Много Листьев на нем и много плодов; но много их также, С ветвей упавших, лежит на земле. Так знай же: упало Листьев четыреста три, и с ними свалилось сто десять Спелых плодов; всех сучьев семьсот сорок девять; на сучьях Листьев осталося пять миллионов и восемь; плодов же Тысяча триста пятнадцать созревших, восемьсот сорок Три созревающих, семьдесят восемь гнилых. Хоть поверку Сделай, мой счет без малейшей ошибки». В эту минуту Были они уж близ дерева. «Стойте, — воскликнул Вагука, — Добрые кони; такому чудному счету нельзя мне Прежде поверить, пока плодов, и сучьев, и листьев Сам не сочту я на дереве этом. Варшнея подержит Вожжи, покуда я буду считать». Ритуперн ужаснулся. «Что ты задумал, Вагука? — сказал он. — Не время нам медлить». Но Вагука (был умысел свой у него) непременно Счет поверить хотел. «Подожди, — царю отвечал он, — Или — если уж так ты поспешен, — прямо, все прямо Этой дорогой ступай; Варшнея будет конями Править». На то Ритуперн возразил, стараясь Вагуку Лаской смягчить: «Не упрямься, добрый Вагука; в искусстве Править конями тебе подобного нет, и в Видарбу Только с тобою одним поспеть нам к вечеру можно. Я (сам видишь ты это) во власти твоей; не держи же Доле меня; я сделаю все в твое угожденье, Если только в Видарбу доедем прежде, чем сядет Солнце». Вагука вместо ответа, коней удержавши, С козел сошел и начал спокойно считать по порядку Прежде плоды, за плодами сучья, за сучьями листья. «Счет плодов без ошибки, — сказал он царю Ритуперну. — Вот поглядим, не ошибся ль ты в счете сучьев и листьев?» Царь кипел нетерпеньем. «Будь же доволен, Вагука, Разве мало тебе одного доказательства?» — «Мало, Царь-государь, — Вагука сказал, — но если ты хочешь Разом все кончить, то сам объясни мне, как мог ты так много Счесть в такое короткое время?» — «Знай же, — воскликнул Царь (не от доброй души, а взбешенный упорством Вагуки), — Я одарен могуществом счета и тайным искусством В кости играть наверное». — «Ежели так, то теперь же То и другое мне передай; в замену искусство Править конями получишь», — сказал Вагука. «Согласен, — С гневом ответствовал царь, — и могущество счета и тайну В кости играть я тебе отдаю; от тебя же, Вагука, Дар твой приму, как скоро приедем в Видарбу». Лишь только Вымолвил слово свое Ритуперн, как у Наля открылись Очи, и он все ветви, плоды и листы Вибитаки. Разом мог перечесть; и в то же мгновенье, когда он Данную силу в себе ощутил, сокрытый дотоле В сердце его искуситель Кали оттуда исторгся Дымом и мглою своей обхватил Вибитаку. При первом Чувстве свободы Наль обеспамятел; скоро, однако, Он очнулся и, видя лицом к лицу пред собою Злого врага своего, хотел проклясть нечестивца; Но Кали возопил, поднявши руки смиренно: «Наль, воздержися от клятвы; уже довольно наказал Был я проклятьем, в минуту страданья твоею женою Против меня изреченным (хотя и был ей неведом Общий ваш враг). С тех пор я, замкнутый в тебе, как в темнице, Столь же был горем богат, сколь ты был радостью беден. Мучимый ядом царя Змеиного, денно и ночно Сам я себя проклинал. Пощади же меня, благодушный Наль; я отныне бессилен; отныне каждый, кто повесть Бедственной жизни твоей прочитает, тебя прославляя, Будет от козней моих огражден и власти подобных Мне зловредных духов недоступен». Смягченный молящим Словом врага побежденного, Наль воздержался от клятвы. Сам же Кали в Вибитаку вселился, и полное жизни Дерево мигом засохло. При чуде таком изумился Царь Ритуперн (того же, что с Налем в эту минуту Делалось, видеть и слышать не мог он). Едва искуситель Скрылся — от муки избавленный, радостно блещущий, новой Жизнию пламенный, вдвое могучий, сел в колесницу Наль, и кони помчались; а он, упредив их, душою Был уж в Видарбе, там, где была Дамаянти, куда он С сердцем, свободным от зла, но все еще бедный, бездомный Царь, возвращался под видом чужим, никому не знакомый.

Глава девятая

I

Солнце еще не угасло, когда до Видарбы достигнул Царь Ритуперн. Немедля о госте нежданном царь Бима Был извещен, и, им приглашенный, в сиянье вечернем Въехал в Видарбу владыка Айоды. Как гром отзывался Стук колесницы его с осьми сторон небосклона. Налев стук и Налев скок почуяли тотчас Налевы кони (которых, еще до изгнанья царева, К Биме с детьми сама Дамаянти прислала); Радостным ржаньем, как будто при Нале, они отвечали Дружно на звук, им знакомый; и, вслушавшись в звук сей, подобный Гулу глубокому грома, сама Дамаянти смутилась; Что-то родное, бывалое, Налево в вещее сердце Вдруг проникло — так и жена и кони узнали Разом Наля по стуку его колесницы. И в стойлах Царских слоны и на кровле дворцовой павлины, расширив Радугой пышной хвосты, при этом неслыханном стуке Вдруг встрепенулись; подняли хобот слоны; закричали, Вытянув шею, в радостном страхе павлины, как будто Чуя грозы, обещающей дождь, приближенье. И с райским Трепетом, вся обращенная в слух, про себя Дамаянти Так говорила: «Мне этот стук колесницы и этот Топот, тревожащий небо и землю, насквозь проникают Душу. Это Наль, мой владыка, Наль, мой желанный! Если его я нынче ж лицом к лицу не увижу, Если нынче же в сладких объятиях Наля не буду, Если это не он, столь чудно гремящий, не светлый Наль, мой царь, мой спаситель; если меня обмануло Сердце, то более жить мне не должно; и в жаркое лоно Пламени брошусь, чтоб кончить тоску одинокия жизни. О! теперь позабыто все прошлое: жизнь обновилась; Страх одиночества, стыд нищеты, бесприютность, разлуки Тяжкая боль — из сердца изглажено все; я не помню Слова обидного, взгляда сурового; помню одно лишь Счастье святое любви, лишь его, избранного сердцем, Радость души, благородного, кроткого, сильного волей, Тихого нравом, разумом мудрого, сердцем младенца, Наля, мою надежду, спасение, жизнь. Непрестанно Думать о нем и о прошлых днях неразлучности сладкой, Думать о прелести взора его и улыбки, о сладком Голосе, нежных речах, и, всею душой погружаясь В думу любви, быть розно с ним, несказанно любимым, — Вот страданье, которому имени нет». В сокрушенных Мыслях таких Дамаянти сидела тогда на дворцовой Верхней площадке с служанкой своей, молодою Кезиной. Вот и видят они, что на двор широкий влетели Кони, гремя и дымясь, с колесницей; и в той колеснице Были трое: царь Ритуперн, Вагука, Варшнея; Где же Наль?.. С томительным страхом глядит Дамаянти; Видит царя; Варшнею потом узнает; напоследок Смотрит на их безобразного спутника — ей незнаком он. Тою порой Ритуперн сошел с колесницы; Варшнея Также; Вагука начал разнуздывать коней; и в это ж Время вышел и Бима гостю навстречу. Друг другу Оба царя поклонились учтиво, хоть оба не знали, Что друг другу сказать. Ритуперн, осмотрясь, не приметил В царском дворце ничего, что б канун означало большого Праздника; он подумал: «Я был легковерно обманут Ложною вестью»; и Биме сказал он: «Здравья и долгих Лет тебе я желаю». Бима таким же приветным Словом ответствовал. «Что, — потом он спросил, — привело к нам В нашу столицу Видарбу такого великого гостя?» Слыша этот вопрос и не видя нигде никакого Знака, чтоб были другие цари и царевичи в царском Доме, владыка Айоды ответствовал: «Видеть хотел я, Царь благодушный, тебя и, с тобой познакомясь, проведать, Все ли в твоем благоденствует царстве?» Мудрому Биме Странным ответ такой показался, и было ему непонятно, Как могло прийти на ум царю Ритуперну Путь такой предпринять лишь затем, чтоб проведать, здоров ли Царь Видарбы, ему незнакомый. «Тут есть, — он подумал, — Верно, другая причина. Узнаем мы после». И, руку Ласково гостю подавши, сказал он: «Милости просим, Царь Ритуперн; мы рады весьма твоему посещенью. Но ты устал; войди к нам в палаты и там успокойся; Что ни прикажешь, все будет исполнено». Вместе с Варшнеей Царь Ритуперн вошел во дворец; а Вагука, отпрягши Добрых коней, отвел их в конюшню; потом, возвратяся, Сел на прежнее место свое в колеснице и скоро В грустную думу весь погрузился. Его Дамаянти Сверху увидя, вздохнула глубоко. «Ужель обманулось Сердце мое? — сказала она. — Но стук колесницы Был мне знакомый, был подлинно Налев… А Наля не вижу. Или Варшнея искусство его перенял? Или открыли Боги его царю Ритуперну?» Так Дамаянти Мучилась тяжким сомненьем; вот наконец, обратяся К верной Кезине, служанке своей, она ей сказала:

II

«Слушай, Кезина, поди и проведай, кто в колеснице Так угрюмо сидит один, лицом некрасивый, Руки короткие? С ним заведя разговор, постарайся Выспросить, кто он? Меня подозренье тревожит: не сам ли Наль таится под этим уродливым видом? Ты вот что Сделай: с ним говоря, повтори, как будто случайно, Те слова, которые всюду браминам велела Я повторять; увидишь, не даст ли какого ответа Он на них, и ежели даст, то все, что ни скажет, Ты заметь и мне передай». Кезина к Вагуке Тотчас пошла; Дамаянти ж, на прежнем месте оставшись, Сверху смотрела на них. Кезина, приближась к Вагуке, Так сказала ему: «Благородные гости, будь в добрый Час вам приезд ваш в Видарбу; царская дочь Дамаянти Мне приказала узнать, зачем вы здесь и откуда?» — «Мы из Айоды, царю Ритуперну подвластного царства, — Так Вагука сказал. — Узнав от брамина, что будет Снова супруга себе выбирать Дамаянти, айодский Царь на своих быстроногих конях, которыми правлю Я, сюда прискакал, чтоб явиться с другими на выбор». — «Ты не один при царе; вас двое; кто твой товарищ? Кто ты сам, и откуда, и как к царю Ритуперну В службу вступил?» — «Мой товарищ Варшнея, бывший конюший Наля; меня называют Вагука; что я не красавец, Это ты видишь; служу у царя на конюшне, но мог бы Также служить и на кухне, ибо я столь же искусен Вкусную пищу готовить, как править конями». — «Скажи ж мне, — Снова спросила Кезина его, — не дошла ль до Варшнеи Весть какая о Нале? И сам ты об нем не слыхал ли?» — «Налевых бедных детей, — Вагука сказал, — проводивши К деду и царских коней оставив в Видарбе, Варшнея В службу вступил к царю Ритуперну. О участи Наля Он не знает, и нет на земле никого, кто о ней бы Что-нибудь знал; под видом чужим, в неведомом месте Царь укрывается. Наль один на свете о Нале Знает, да та лишь одна, кто с Налем одно;никому он, Кроме ее, не открыл своих таинственных знаков». — «Но (сказала Кезина) брамин, посетивший Айоду, Встретясь с тобою, тебе повторил слова Дамаянти: «Где ты, игрок? Куда убежал ты в украденном платье, В лесе покинув жену? Она, почерневши от зноя, В скудной одежде, тобою обрезанной, ждет, чтоб обратно К ней ты пришел; о тебе лишь тоскует она и ни разу Сна не вкусила с тех пор, как, себе на погибель, заснула В том лесу, где тобой так безжалостно брошена. То ли Ты обещал ей супружеской клятвой? Покров и защита Муж для жены; а ты что сделал с своею женою, Ты, величаемый мудрым, твердым, благим, благородным?» Помнишь ли, что на эти слова отвечал ты брамину?» Весь побледнев, неподвижно смотрел на Козину Вагука; Долго, пронзенный незапною болью любви, не имел он Силы вымолвить слово; рыдающим голосом, очи, Полные слез, опустив, напоследок тихо сказал он: «В бедности, в горести терпят безропотно с верой смиренной Неба достойные, долгу супружества верные жены; Сердце их кроткое нежным прощением мстит за обиду; Если в безумии все свои радости, свет и усладу Жизни, расставшися с верной подругою, жалкий преступник Сам уничтожить мог; если, отчаянный, платья лишенный Хитрыми птицами, голодом мучимый, он удалился Тайно от спутницы, если он с той поры денно и ночно Все по утраченной плачет и сетует — доброй женою Будет оплакан он; что б ей ни встретилось доброе, злое, Нежному, верному сердцу покажется горе не горем, Радость не радостью — будет лишь памятно бедствие мужа, Тяжкой виной своей в горе лишенного всякой отрады». С этим словом вся Налева скорбь пробудилась в Вагуке; Он застонал, и слезы из глаз полилися. Кезина Тотчас ушла, спеша обо всем известить Дамаянти.

III

«Это Наль (Дамаянти сказала в слезах, с замираньем Сердца Кезину выслушав), это мой царь, мой владыка, В виде чужом. Ты должна к нему возвратиться, Кезина, Снова. Вблизи притаись и внимательно следуй за каждым Шагом и взглядом его, не откроется ль в том, что заметишь, Признака тайной, особенной силы. Я думаю, скоро Ужин начнет он готовить царю Ритуперну — смотри же, Так устрой, чтоб он ни воды, ни огня для варенья Пищи не мог получить, и заметь потом, что начнет он Делать; и все другое, что в нем покажется чудным, Также мне опиши». Кезина пошла и, исполнив Волю царицы, явилася к ней с своим донесеньем: «Нет! ни прежде видать не случалось, ни после увидеть Мне не случится того, что теперь предо мною сбылося: Этот Вагука не просто земной

человек; он с богами В явном союзе; ничто для него ни низко, ни тесно; К низким дверям подойдет — головы не наклонит, а сами Двери над ним приподымутся; тесное место просторным Вдруг при его приближенье становится. Всяких припасов Вместе с посудой царь Бима велел приготовить, чтоб ужин Он для царя Ритуперна сварил; но воды, как тобою Было приказано, не дали; он того не заметил, Только взглянул — и водой все сосуды наполнились; также Он и огня под дрова попросить не подумал, а только Взял соломы — и мигом сама собою солома Вспыхнула. Много другого заметила я: без обжоги Голой рукой разгребал он огонь; вода закипала, Только что к ней он касался. Но чудо последнее боле Всех других изумило меня: засохшую розу Он увидел; в пыли она без листьев лежала; Он ее поднял, взглянул на нее, и явилась живая Роза в руке у него на месте прежней, поблекшей. После такого неслыханно чудного дела, царица, Я побежала немедля к тебе». Но уже Дамаянти Боле сомненья иметь не могла: то явные были Знаки Наля, то были дары, полученные в самый день брака Им от богов, и она, уж блаженствуя, видела сердцем Наля желанного там, где еще для очей был Вагука. «Сбегай опять ты к нему, — сказала Кезине царица, — Запах от пищи, им приготовленной, чудно приятен; Хочется знать мне, вкусна ли она? Попроси у Вагуки Мяса жаркого кусок». Побежала Кезина к Вагуке Снова и скоро назад возвратилась с дымящимся мясом. Налев знакомый ей вкус Дамаянти узнала, отведав Мяса. «Он здесь! он здесь! — в восхищенье она повторяла Мысленно. — Боле сомнения нет. Но долго ль он будет Светлый свой образ таить от жаждущих взоров и мучить Бедное сердце мое нестерпимым желаньем свиданья?» Так сокрушаясь, она наконец приказала Кезине Взять детей и вывести их из дворца, чтоб Вагуке Их показать мимоходом. Лишь только Вагука увидел Двух малюток, цветущих детей Дамаянти и Наля, Столь давно потерявших отца, — в нем душа загорелась; Кинулся к ним он навстречу, по имени назвал обоих, К сердцу прижал, и заплакал, и долго, долго, слезами Их обливая, от них оторваться не мог, но, опомнясь, Вдруг отскочил и Кезине сказал: «Я также имею Двух детей малолетных, сына и дочь; совершенно С этими сходны они, и давно я с ними в разлуке. Вот отчего я и был так сильно встревожен их встречей; Но, послушай, люди заметят, что часто ко мне ты Ходишь, и будет тебе оттого без вины нареканье; С миром отсюда поди и боле ко мне не являйся».

Глава десятая

I

Все, что было ей нужно, узнав, Дамаянти решилась Сделать опыт последний и матери вот что сказала: «Кликни Вагуку к себе; я тайну эту открою; Наль отыскан; он здесь, я знаю, я верю». Царица, согласно С просьбою дочери, кликнуть велела Вагуку, и сколько Волей, столько неволей царь с трепетанием тайным Стал наконец пред лицом своей Дамаянти. Безгласен Сделался он, увидя ее, прелестную в скорби, Чистого ангела радости в платье печальном вдовицы. Сердцу его несказанный упрек, перед ним Дамаянти Молча стояла, пронзительный взор на него устремивши. «Дай ответ мне, Вагука, — она напоследок сказала, — Знал ли ты верного мужа, который был бы способен Тайно покинуть жену и ее, заснувшую с твердой Верой в защиту его, в лесу беззащитную бросить, Бросить одну, без одежды, без крова, без пищи, дотоле Нежно любимую им и ничем, ни делом, ни словом, Ниже каким помышленьем пред ним не виновную? Вот что Сделал со мною, Вагука, супруг мой Наль Пуньялока. Чем я его оскорбила? Чем могла побудить я Сердце его на такое предательство? Он пред богами Выбран был мной, пред богами я с ним сочеталась, и боги Слышали клятву, им данную мне, в любви неизменной. Как же, Вагука, он мог изменить своей Дамаянти, Радостным сердцем и горе, и бедность, и стыд, и изгнанье С ним разделившей, той изменить, которой сказал он, Руку ей дав пред святым алтарем: «Тебя я отныне Буду чтить и любить, защищать и питать, и с тобою Горе и радость, богатство и бедность и все неизменно В жизни делить обещаюсь?» Вагука, скажи мне, как мог он Так измениться, так все позабыть?» Сокрушенный и бледный, Слушал в безмолвии Наль укоризны своей Дамаянти. Очи ее, светозарные звезды, были покрыты Облаком скорби, и быстрым ручьем сквозь густые ресницы Падали слезы. Своею виной уничтоженный, тихим, Трепетным голосом Наль отвечал: «Что Нишадское царство Было проиграно Налем, не он в том, несчастный, виновен: Злобный Кали обезумил его, и им же, коварно Вкравшимся в сердце к нему, очарованный Наль в исступленье Спящую бросил тебя; когда же в лесу ты — не зная, Кто он, — врага своего прокляла, твои поразили Клятвы Кали, спокойно владевшего Налевым сердцем; и с тех пор Адски страдал он, как в пламени пламень горя, заключенный В страждущем Нале, как в мрачной тюрьме. От нечистого духа Наль избавлен, и будет от всякой он клятвы свободен, Если, увидясь с женою, найдет, что ему сохранила Верность она и любовь. Теперь отвечай, Дамаянти, Что он найдет? Сохранила ль любовь, сохранила ль ты верность? По свету ходят гонцы от тебя и отвсюду сзывают Новых к тебе женихов в замену погибшего Наля. Вот что сюда привело и царя Ритуперна, и сам я, Бедный конюший Вагука, его конями был должен Править, чтоб мог он поспеть на счастливый выбор». Услышав Жалобы Наля, смиренно руки сложила и с чистым Взглядом небесного ангела, ангел земной, Дамаянти Так отвечала: «Тебе ль, мой избранный, тебе ль, предпочтенный Мною богам, меня оскорблять таким подозреньем? Ведай: сама я послала брамина к царю Ритуперну С ложною вестью о выборе новом в Видарбе. Узнало Сердце мое, что Вагука был ты, и невинный обман мой Был удачен — ты мне возвращен. И с клятвою правды Здесь, государь, прикасаясь к коленам твоим, пред тобою Сердцем спокойным, как будто пред небом самим, говорю я: Верность к тебе и любовь я во всей чистоте сохранила. Ветер свободно играет, носясь по всему поднебесью; Ведает все он; пускай он моим обвинителем будет, Если я что не достойное верной жены сотворила; Солнце в высоком блаженстве сияет, горит над водами, Оком всевидящим ходит оно по всему поднебесью, Пусть же, все видя, оно моим обвинителем будет, Если я что не достойное верной жены сотворила; Месяц, светило покоя, во мраке ночном замечает Тайное все в небесах и тайное все в поднебесье, Пусть же он, тайны все зная, моим обвинителем будет, Если я что не достойное верной жены сотворила. Пусть и небесные силы, хранящие небо и землю, Правду мою подтвердят иль смерть мне пошлют за неправду». Так взывала и небо и землю в свидетели чистой Жизни своей Дамаянти; и вот ей откликнулся с неба Ветер и так свой ответ из пространства лазурного свежим Словом провеял: «Как небо мое, чиста Дамаянти, Долгу верна, в любви неизменна, слова ее правда; Верь ей и руку подай, как жене беспорочной; и будут Снова меж вами союз, и покой, и любовь, и согласье». Ветер умолкнул, и райской прохладой отвсюду повеял Воздух весны, и упали цветы дождем благовонным С неба при звуке воздушных тимпанов. Таким несказанно Чудным свидетельством Наль, исцеленный от всех подозрений, Вспомнил о том, что ему сказал царь-змей на прощанье, В данный им зеркальный щит поглядел, и в минуту явился Прежним Налем, и руки простер к своей Дамаянти. С криком пронзительным кинулась в них Дамаянти, и этот Миг единый стократ заплатил им за долгие муки. Голову Наля прижавши к своей целомудренной груди, В сладком забвенье всего, в упоенье любви Дамаянти Долго безгласна была; она то сквозь слез улыбалась; То трепетала, пронзенная радостью; то от избытка Счастья глубоко вздыхала. И боги любви опустили Тайную брака завесу на них, сочетавшихся снова Дорого купленным браком. Так наконец отдохнули Вместе они, до блаженства достигнув дорогой печали. Память минувшей разлуки, радость свиданья, живая Повесть о том, что розно друг с другом они претерпели, Мыслей и чувств поверенье, раздел и слиянье, Все в одном заключилося чувстве: мы вместе;и память Прошлых бед настоящею радостью, светом, от тени Более ярким, печальныя были веселым рассказом Сделалась. Так, по долгой в изгнанье тоске, возвратился Наль к Дамаянти, как солнце из зимнего, хладного знака В знак весны возвращается; так Дамаянти, приникнув К сердцу Наля, опять расцвела, как сияющий вешним Цветом сад живей расцветает, дождем орошенный. Тут пропели два соловья им песню такую: «Снова Дамаянти с Налем неразлучна; Сердце вновь покойно, горе позабыто, Смолкнули желанья, так ликует в небе Ночь, когда ей светит друг, желанный месяц».

II

Рано, лишь только что день занялся на востоке, царица — Мать разбудила царя неожиданно-радостной вестью. «Наль возвратился, — Биме сказала она. — Дамаянти С мужем опять, и снова с ними согласие». Бима Поднял брови, незапною вестью такой изумленный. Тут царица открыла ему, какой Дамаянти Хитростью Наля-царя заманила в Видарбу, какою Выдумкой царь Ритуперн был обманут. И ей, улыбаясь, Бима ответствовал кротко: «Я вашу женскую хитрость Вам прощаю за то, что она удалась». Тут явился Наль с Дамаянти и с ними их дети. Приблизился к тестю Наль, Дамаянти приблизилась к матери. Зятя, как сына, Ласково принял царь благодушный Бима и нежным Взглядом поздравил дочь с возвратившимся счастьем. Скоро потом пришли и братья и подали руку Налю и братски с сестрой обнялися; потом отовсюду Стали сходиться сродники, ближние; вот напоследок Вся Видарба наполнилась шумом торжественным; домы В пышные ткани оделись; на кровлях явились знамена; Площади, улицы все закипели народом, и в храмах Жертвы зажглися. И вот наконец до царя Ритуперна Слух дошел, что Вагука, конюх его, обратился В Наля, что мужа нашла Дамаянти, что нового делать Выбора ей не нужно. И царь Ритуперн дружелюбно, К Налю пришедши, сказал: «Поздравляю тебя, благородный Царь нишадский, с благой переменой судьбы, с возвращеньем Прежнего вида и боле всего с обретением милой, Верной жены. И если я что неугодное сделал, Наль знаменитый, тебе тогда, как не в образе царском Жил ты слугой у меня, то в том виноват без вины я; Тайны твоей я не знал и прошу у тебя извиненья». — «Царь Ритуперн, — ответствовал Наль, — оскорбленья и тени Я не видал от тебя; но когда б и обижен тобою Был я, то Налю-царю обид, нанесенных Вагуке — Конюху, брать на себя неприлично. Тебя же давно я, Царь Ритуперн, и чту и люблю как царского брата. Мне благосклонным ты был господином, когда под твоею Кровлею жил я слугою Вагукой, теперь благосклонным Другом будь мне, царю нишадскому Налю. Ты видишь Сам, что Вагуке конюшим твоим уж не быть; без сомненья, Также захочет в прежнюю службу вступить и Варшнея. Но в убытке ты, царь Ритуперн, не останешься; дар мой Править конями тебе отдаю я рукою и словом, Так же как сам от тебя могущество счета с искусством В кости играть получил, и ныне в Айоду ты столь же Быстро приедешь один, сколь быстро приехал оттуда Вместе с Вагукой в Видарбу. А я посмотрю, что удастся Выиграть мне с искусством, тобою мне данным». Друг другу Подали руку цари на любовь и союз; и в Айоду Царь Ритуперн возвратился. Наль, горя нетерпеньем Выиграть трон свой, также недолго остался в Видарбе.

III

Месяц проживши у тестя, с избранной дружиною храбрых Наль пошел наконец на свое Нишадское царство; Сам он сидел в колеснице блестящей; могучие кони Бешено прыгали, твердой руке его покоряясь; Следом за ним шестнадцать слонов боевых с крепостными Башнями, полными ратников, шли; за слонами скакали Конные, легкий отряд, пятьдесят копьеносцев; за ними Пеших дружина, пятьсот отборных стрелков. Не сражаться Вел их Наль, а украсить свое вступленье в Нишаду. Так снарядившись, царь на прощанье сказал Дамаянти: «Ты оставайся под кровлей отцовской, покуда не ввел я Нового счастья в наш дом и его от врага не очистил, Счастие прежнее в нем истребившего; с миром тогда ты В нашу столицу с детьми возвратишься, как на небо светлый День возвращается, темную ночь прогоняя; живи же В радости здесь, ожидая блаженной минуты возврата В дом семейный, на новое счастье, на новую славу». Взором одним Дамаянти царю отвечала, но в этом Взоре, полном небесной души, была уж победа. Быстрою бурею Наль полетел, и скоро достиг он В грозном величии царства, из коего некогда вышел Бедным изгнанником. Брату Пушкаре, владевшему ныне Бывшим престолом его, он сказал: «Я тебя вызываю К новой игре; я поставлю на кости жену; ты поставишь Все Нишадское царство — довольно ль с тебя? Но сначала Сделать мне должно с тобой уговор: когда проиграешь Ты — то все, чем владеешь, будет моим, и над самой Жизнью твоею буду я властен; когда ж проиграю Я — то все, чем владею, возьмешь ты, ежели можешь: Знай наперед, что тогда мы с тобою мечом разочтемся. Полно же медлить; тебе по законам игры мне на вызов К новой игре отказать невозможно; и властен теперь ты Выбрать из двух любую игру: в железо иль в кости. Хочешь отведать меча — выходи; я рад поединку; Царство, наследье отцов, должны сохранять мы, покуда Наше оно, когда же его мы утратили — силой Должны уметь нам его возвратить; так учили нас предки. Час наступил: принимайся, Пушкара, за меч иль за кости; Или тебе живому не быть, иль я Дамаянти С жизнью тебе уступлю». На этот вызов Пушкара Так отвечал, усмехнувшись: «Готов я еще раз с тобою В кости счастья отведать; то будет игра роковая; Горя с тобой в нищете Дамаянти довольно терпела; Власть и богатство со мною разделит она и забудет Прошлое скоро; а я и на троне нишадском всечасно Думал об ней и ждал, что придешь ты; и вот напоследок Ты пришел, и будет моей Дамаянти, и боле Мне ничего на земле желать не останется». Этим Дерзким ответом разгневанный, меч свой хулителю в сердце Чуть не вонзил в запальчивости Наль, но, собой овладевши, Он сказал, трепеща, и кипя, и сверкая: «Безумец, Полно хвастать, играй: проиграешь — заплатишь!» И кости Брошены — все решено: обратно Нишадское царство С первым ударом выиграл Наль у Пушкары. Со смехом Он, победитель, взглянул на него, побежденного. «Что ты Скажешь теперь? Мое законное царство, которым Думал владеть ты, по-прежнему стало моим и отныне Будет в крепких руках; теперь меж царем и меж царством Третий никто не дерзнет протесниться. Мою ж Дамаянти Ты и во сне недостоин увидеть; ты раб мой отныне; Так решила судьба. Но слушай: не властью твоею Некогда был я низвержен с престола; Кали-искуситель, Враг мой, тебе помогал; ты об этом не знал, безрассудный; Знай же теперь, что отмщать на тебе преступленья чужого Я не хочу. Живи, и будь милосердие неба Вечно с тобой, и вражды да не будет меж нами, Пушкара, Брат мой; живи, благоденствуя многие, многие годы». Весь уничтоженный благостью брата, пред ним на колена Бросился, плача, Пушкара: «О Наль Пуньялока, да будет Милость богов и всякое благо земное с тобою! В скромном уделе моем я, твой подданный, буду спокойней Жить, чем на троне твоем, где покой мой основан Был на ударе неверных костей; и своими отныне Буду я столь же любим, сколь был ненавидим твоими. Прежде, однако, очищу себя от вины омовеньем В Гангесе грешного тела; в его благодатные волны Брошу, прокляв их, враждебные кости, которыми злые Властвуют духи. А ты, сюда возвратив Дамаянти В блеске прекрасного солнца, скажи ей, чтоб гнева В сердце ко мне не питала и, прежнее горе забывши, Вдвое блаженна была очищенным в опыте счастьем».

Рустем и Зораб ^*

Персидская повесть, заимствованная из царственной книги Ирана (Шах-Наме)

Книга первая

Рустем на охоте

I

Из книги царственной Ирана Я повесть выпишу для вас О подвигах Рустема и Зораба. Заря едва на небе занялася, Когда Рустем, Ирана богатырь, Проснулся. Встав с постели, он сказал: «Мы на царя Афразиаба Опять идем войною; Мои сабульские дружины Готовы; завтра поведу Их в Истахар, где силы все Ирана Шах Кейкавус для грозного набега Соединил. Но чем же я сегодня Себя займу? Моя рука, мой меч, Могучий конь мой Гром Без дела; мне ж безделье нестерпимо». И на охоту собрался Рустем; себя стянул широким кушаком, Колчан с стрелами калеными Закинул за спину, взял лук огромный, Кинжал засунул за кушак И Грома, сильного коня, Из стойла вывел. Конь, наскучив Покоем, бешено от радости заржал; Рустем сел на коня и, не простившись дома Ни с кем, ни с матерью, ни с братом, Поехал в путь, оборотив Глаза, как лев, почуявший добычу, В ту сторону, где за горами Лежал Туран. И, за горы перескакав, увидел Он множество гуляющих онагрей; От радости его зарделись щеки; И начал он Стрелами, дротиком, арканом С зверями дикими войну; И, повалив их боле десяти, Сложил из хвороста костер, Зажег его, потом, когда Он в жаркий уголь превратился, Переломил большую ель И насадил Огромнейшего из онагрей На этот вертел, Который был в его руке Как легкая лоза, и над огнем Стал поворачивать его тихонько, Чтоб мясо жирное со всех сторон Равно обжарилось. Когда же был Онагрь изжарен, на траву У светлого потока сел Рустем И начал голод утолять, Свою роскошную еду Водой потока запивая. Насытившись, он лег и скоро, При говоре струистых вод, Под ветвями густого Широкотенного чинара Глубоким сном заснул; А конь его, могучий Гром, Тем временем, гуляя По бархатному полю, Травой медвяною питался.