Том 6. Лимонарь

Ремизов Алексей Михайлович

Раймонд нарушил слово. Подожжена, горит его любовь — идет с ножом. Мера любви жертва, но какая любовь нуждается в жертве? Веру меряет тайна. Перед тайной нет жертвы. Тайна сильнее любви. И голос ее не заглушить. Тайну можно только зарезать. Жалкий человек, ты пропал!

* * *

Крадучись, подошел Раймонд к часовне. Согнутый на прыжок — мысли сдунуты, чувства тлеют. В его руке горел нож, и уши точились бритвой. Не дыша, прислушался.

Вода

плескалась — бежит ручей.

Глаза шарили стену. Крепкие стены, ни царапины. Глаза царапали камень. Счастье! — в двери царапнул ржавый гвоздь — нож вызвездил гвоздь. И пылающим лицом прижался к щели.

12

Она была одна.

Горбатая — под тяжестью скорби, она блуждала глазами: то ли ей мерещилась угроза, и бессильная обороняться, она искала, куда бы спрятаться или пропасть. И вдруг, как пойманная, она схватилась за сердце. Правый глаз ее налился кровью, левый запылал иззелено — синим огнем, от боли уши вытянулись, как у летучего мыша, и рот медленно расходился до ушей. Вспыхнув, она вскочила и ломаясь падала и опять подымалась, пылая.

Ее иззелено — синий глаз поднялся над кровавым. И колкой зеленью затопило все, вокруг.

И когда Раймонд очнулся, в его глазах — он различает — стоит косматая и с ее лба повисла львиная лапа. Нож выпал из его рук. И львиная лапа пропала.

И он видит: плоское безглазье и над птичьим носом сел черный мохнатый паук, а изо рта вырезались клыки и длинный волчий волос колеблется на носу. Косматый зверь! — ноги грузно подымались скакать.

Это было так неожиданно и необычайно, у Раймонда прыгали глаза и ноги била дрожь. И вдруг снова — Мелюзина! ее глаза, и третий чешуйчатый глаз светился с ее лба. Облитая синим, сияя, она плескалась в ванне, но не заметно было ни ног, ни рук — огромная змея, виясь кольцами, вскруживалась и подымала воду.

Всеми чувствами, всем человеком переполнилось, Раймонд толкнул дверь — дверь легко поддалась — и вошел в часовню.

И на его глазах вспугнутая, метнулась змея к окну и ускользнула в ночь.

* * *

Тайны больше не было. Глаза открылись. Тайна только призрак.

Он стоит у скалы. Кругом пустыня. Не гремел ручей — источник ушел. Оттого и такая пустынная тишина.

И видит: испуганные глаза — на него глядит со скалы змея.

— Мелюзина! — с криком он протянул руки.

Она поднялась выше, грозясь:

«Не прикасайся!»

В его опущенных руках глядела бедность человеческой доли! — всем чужой и в мире ни души, кто бы любил его.

Вдалеке стороной мчались всадники: Бертрам, Жан Дарас, Туринг фон Рингельтинген, Мартын Сенник и Иван Руданский — сломя голову уходя с проклятого места.

А Раймонду некуда было возвращаться.

КОЛОВОРОТ{*}

1

Раймонд

убил Эмери, своего отца, не по замыслу, а невольно — по судьбе: где-то было начертано «преступление» — судьба Раймонда и Эмери нераздельна. Преступление — кровь приведет Раймонда к Источнику — утолимая жажда, окровавленный, он встретил Мелюзину с кровавой рубиновой звездой во лбу. Преступление — «несчастье» соединило с «несчастьем».

Мелюзина убила своего отца, но не невольно, как Раймонд, а задумав смертью отомстить отцу за измену матери. Значит, преступления могло и не быть. В гневе проклята матерью.

«Невольно», как бы под руку кто толкнул, нечаянно — действие роковое, и «в гневе» — вне себя — действие роковое, неизбежное. Раймонд не мог не убить отца, Прессина, мать Мелюзины, была не властна не проклясть дочь.

Общая доля — преступление — кровь соединила Раймонда и Мелюзину.

Мелюзина, по проклятию матери, стережет Источник — утолимая жажда. Стеречь и самой оставаться жаждущей — в этом и проклятие. Она утолит жажду Раймонда — чаруя, успокоит его душу и выведет его, растерянного и заблудившегося, на путь.

Звезды предсказали Раймонду богатство и честь. Мелюзина научит, как и чем добыть богатство: земля — мера земли оленья шкура.

2

Змеей любовью обвилась Мелюзина. Ее любовь и надежда неразрывны: любовь человека, его верность клятве снимут с нее проклятие. Так, по словам проклинавшей ее матери.

Мелюзина потеряет свою фейную природу — ясное зрение и волшебство, заклятие (geis) и станет человеком, как люди, и никогда, ни в какую «субботу» не будет превращаться в чудовищ, зверей, птиц и змею.

Превращение — перемена образа — обнаружение природных свойств.

Материнское проклятие — пламень слова из огня гнева — невольно, вдруг, кровное «материнское» неизбывно. Мелюзина бессильна никаким заклятием (geis) расклясть проклятое. Проклятие — слово прожигает до пражил и пракостей, и прожженное ничем не оживишь.

Проклятие судьбинно — роковое: так и должно было быть и по- другому не будет — Раймонд убьет отца, а Мелюзине быть проклятой. Оба отмечены — избранные.

Бесполезно спрашивать по- человечески: для чего? Судьба творит по- своему, человеку непостижимо.

«Историю о Мелюзине» можно представить себе, как испытание живой человеческой любви призраком тайны: любовь, способная на все жертвы, не устоит, сохраняя всю свою силу, перед безжертвенным призраком тайны.

Есть степень раскаления любви и жертвой будет само любимое, огонь переплеснется и сожжет. Горячая заботливая рука задушит.

Раймонд, при всей своей любви, не может не нарушить клятву.

Да в этом все и проклятие: нет такого человека и не может быть, кто бы победил тайну — тайна сильнее любви.