Том 6. Лимонарь
Шрифт:
— Он прилетает сюда за мертвечиной и что ему под руку попадет, Нагуй зоркий, ухватит и летит прочь. Так и тебя унесет. Лучше быть не знай где и иметь надежду, чем известно и наверняка погибнуть.
«А ты?»
— Мне не впервой, я — во вторую очередь. А на свободе мы еще встретимся.
Балад взял конёвую кожу, кровавым подскребком всю ее вымазал, и зашил Брунцвика и с ним его меч крепко в мешок.
Девять дней безвыходно сидит Брунцвик в мешке. Какое надо терпенье! Или свобода, как и любовь, не знает срока!
Только
Нагуй летит в свои пустые горы. То, что человеку три дня, ему в три минуты. Брунцвику в мешке ничего не видно, но он чувствует: прилетели. Нагуй положил мешок в гнездо между детьми: уверен: мертвое стерво будет детям за шоколад. А сам полетел обратно на магнит за Баладом.
А птицам любопытно: что за воздушный пирог принес отец, да и проголодались. И как цапанули рвать мешок, Брунцвик выскочил, а они, глупые, думают, начинка, полетели на него, съесть.
Хорошо что меч, живо Брунцвик со всеми управился, и сам всех съел без остатка.
А были эти Нагуй птицы не маленькие и силы не малой: переносят, как перышко, горный камень, и у каждой по три когтя на лапе, и таких птиц водится мало, жадные и норовистые, друг друга изъедают.
* * *
Сыт на год, а идти куда? — пустые горы. Он вышел из гнезда и пустился бежать — страх клевал его, как птицы.
Девять дней и девять ночей бежит Брунцвик. И чем дальше, тем горы выше.
«Кто на страх не дерзает, желанного не получит!» вспоминается Балад, и по каким не пустым горам его ведет судьба или пропал?
С горы спуск в долину. Счастье Брунцвика — перемена: новые живые силы. И слышит шум. Прислушался — и прямо на голоса. И видит: лев — зверь и змея — дракон култыхаются врукопашь и так остервенели — изо льва клоками шерсть летит, а у змеи глаз навыкат и слеза течет. Змея одолевает льва.
Брунцвик с мечом — подскочил к змее. А было у змеи девять голов и из каждой головы огонь.
Рубит он головы, а сам озирается: льва боится. Лев видит помощь, лег на землю передохнуть. И без помехи, шесть змеиных голов срубил Брунцвик, но силы оставили его. Тогда вскочил лев и задушил змею.
Брунцвик на земле, лев на змее.
«Теперь моя очередь», подумал Брунцвик и поднялся. И пошел. «Пронесло!» Глядь, а лев идет за ним.
«От такой находки, чего доброго, без головы останешься!» А идет, не останавливается. И лев за ним.
«Залезу на дерево и перебуду, пока не уйдет лев».
И на первый каштан сиганул. И три дня сидит. И лев под каштаном. Лев не отходит и на лапы подымался и засматривал жалостно.
И вдруг как рявкнет.
Брунцвик от неожиданности кувырком и так головой о землю треснулся, память вышибло. А лев бежать.
И не успел опомниться, лев тащит в пасти коренья и тычет
Лев, не отставая, потянул ноздрями и пропал. И где он там бегал, а вернулся — в зубах серна. И какой оказался умный: на глазах Брунцвика оторвал от серны кусок и себе в пасть и как в печке, зажарил, подает сернятину с львиной подливкой — о таком вкусном блюде Брунцвик и мечтать не мог.
Что же после этого скажешь: враг лев или друг? Бежать от него или вместе странствовать?
Желание Брунцвика исполнилось, льва он себе добыл — но не для странствования же по пустыне. Надо дорогу искать домой.
На дороге попалось высокое дерево. Залез он на самую верхушку — далеко видно. И увидел море, а на море белой полоской остров. И он пошел к морю.
А какое море — и вширь и вдаль. Веет прохладой. Есть прохлада в лесу, насыщает и влечет к вершинам, а на море, одушевляя, влечет вдаль за собой.
Никакого корабля. И он принялся рубить деревья: из бревен сделает плот и пустит на воду.
Лев гонялся за зверем. Ждать — пождать, нету. Брунцвик стал на плот, отпихнулся и плывет — лев тащит вепря и как увидел, плывет, бросился в море, да лапами за плот, а влезть не может. Брунцвик помог, и чуть было оба и с плотом вверх тормашками не угодили на дно.
Ночью на море холодно и чтобы согреться, лев положит голову на колени Брунцвику — да такого отопления не сыщешь.
Плыли они среди черных гор и вдруг глаза им ожгло, такой был яркий блеск по пути. И когда плот поравнялся с блестящей горой, Брунцвик ударил мечом и отшиб кусок — светящийся камень скатился на плот.
«Гора Коровий кулуб», вспомнил Брунцвик из рассказов Балада, и Балада он вспомнил: где-то странствует и жив ли?
А лев помалкивает, камень в лапах зажал, нюхает и удивляется: самоцвет!
А за Коровьей горой открылся город: набережная горела в самоцветах. Дома с перебросами и перекидами — воздушные сады. Все располагало на отдых и развлечение.
Брунцвика со львом, не спрашивая, пропустили в город.
Свободно проходил он со львом улицами, засматриваясь на диковинки. Но, когда проник во дворец и увидел короля и королевскую свиту, взяла его оторопь.
Король Алем в рост — горный волот, четыре пары глаз: зеленые спереди — озимый цвет и под теменем голубой бирюзы; руки рябиновая кисть и на каждой пятерне по десять, гнутых серпами, пальцев.
А стража: одноглазые, одноногие, рогатые, двуголовые, песьи, лисьи, свиные и пестрые. Лай, урч, шум, зук, помело.
Брунцвик хотел было на попятный и стал пятиться к выходу, но король заметил его и зыкнул. И вся челядь замолкла.
«Брунцвик! сказал Алем, я знаю твое имя и имя твоего отца. Волею ты пришел или нуждою?»