Том 6. Лимонарь
Шрифт:
* * *
В доме с полдня зажигали свет, а вечерами по- праздничному горела люстра.
Птицей-пугалом — в столбняке Сидония и вдруг взмахнет руками и крутя пойдет.
Марк ни слова.
Оба Перля погибли: брат — горе, а горше — сын.
Нахмуренный: потерять сына. Прогнали няньку: не доглядела, да и хороша мать без глаза на няньку — все можно свалить на другого.
Самая теплая комната в доме — у Марка. Посмотрите, что
Когда ждешь, всегда долго. А тут не пришлось, Тристан вернулся: такая быстрота очень просто: далеко не беги, а хватай: в руках серебряная фляжка со стола у Сидонии.
Карлик Мядпауп вылез из — под дивана, взглянув на фляжку, рукой зазонтил себе глаза: такой резкий серебряный блеск!
Тристан подал чарку.
Но судьба отклонила свою руку: неожиданно появившаяся Сидония выхватила фляжку из рук Марка.
О яде она открылась, но ни откуда и зачем, она молчит.
— Таких жечь на костре мало! крикнул Марк, взбешенный упорством Сидонии.
Сидония вдруг черная, как в то памятное утро, вышла. И больше не показывалась, как вовсе не было, хотя тайно она-то и была все для Марка.
В его мысли вселились подозрения. Он вдруг вспомнил, говорили про какую-то серебряную фляжку, дала няньке Сидония. И теперь сказалось: Сидония отравила сына. Но этого мало: она отравит и его. Зачем?
Карлик Мядпауп прицепил себе серебряный лоскут к подбородку, подбородок вымазал краской — кровь сквозь серебро, и собачонкой мягко обходил углы, лакал воздух и нюхал.
— Яд особенно пахнет: приторно и щекотно, такая природа, ответил карлик, когда Марк окрикнул: зачем?
«Такая природа, Марк продолжал свою мысль о яде, и конечно, она не одна, а об руку: кто-то ее снабдил ядом — заговор!»
«Заговор» разрешил все сомнения Марка. Принять меры предосторожности и оградиться от опасности его единственная забота — столб сузившегося круга мыслей и чувств.
Все проверялось: базар, вино и украшения и всякого, кто входил в дом, обыскивали. В доме появились чужие — наблюдает Тристан — о чем-то шептались и все с оглядкой.
Черные дни — бессонная ночь. Из углов страх, за дверью притаилось, в окнах грозит. Ветер воет. Музыка без лада из — под корней живого, и живых семян, утробный вопль и колыбельная. И сквозь из стен выворачивающий душу вой: Сидония не показывалась на глаза, но по ее вою все знали, что она тут.
Тристану велено было сидеть в детской, а вот неожиданно он вошел к Марку.
— Ты не добрый рыцарь! сказал Тристан, строго глядя сквозь свою печаль.
— Что?
И в ответ, заглушая вой моря и горе человека, прозвучало — не детский голос жгучий:
—
Как бык поворачивает головой, его до боли выпученные глаза ищут — Марк искал запустить, и ничего не найдя, взглянул перед собой — рассечь пополам. Но не Тристан, стоял тонкой свечкой карлик и алый огонек кольнул в глаза.
На другой день Марк отослал Сидонию со всем ее добром в Нант к отцу, королю Малой Земли, к Гую.
Говерналь посоветовал Марку отправить Тристана во Францию к королю Парамонду в рыцарскую науку.
О КОРОЛЕ КЛЕВДАСЕ
Король Клевдас и королева Клотильда и их дети: сын Клодомир, дочь Кресиль.
Король и королева славились великой добротой, и подданные их не умирали, а незаметно в свой срок уходили под себя, оставляя теплый пепел.
Был у короля друг: сосед Аполлон, по доброте в Клевдаса. Без Аполлона никаких дел не делалось и праздники не справлялись. Жена Аполлона Глорианда добрая в Клотильду и сын Киндиес, ровесник Клодомиру.
У Аполлона случилось несчастье: его любимый повар Амос сбежал с любимой горничной Глорианды Аннушкой.
Первыми подняли тревогу Варвара, жена Амоса и конюх Алексей, муж Аннушки. И немедля бросились в погоню за беглецами. Строго было наказано изловить повара и поставить на стряпную: без Амоса — еда не в еду, его имя гласно: Амос — утешение — и стол не состолуется и кусок в рот не полезет. Да нечего было из сил выбиваться и голову ломать, к обеду настигли: любовь предусмотрительна, но не умна — сидят в канаве в обнимку, а белый поваров колпак из канавы сигнализирует. Аннушку зацапали, а Амос вырвался — стреканул с канавы в лес, только и видели его колпак, да и колпак сгинул.
Дело опасное: настигнуты с поличным — прелюбодеяние.
Аполлон пробовал замять: любовь огонек, приманит. Амос не лягушка по болоту скакать. Тоже говорил и король Клевдас и королева Клотильда, жалея, повторяла: «любовь все покрывает».
Вздыбилась Глорианда: она настаивала наказать беспощадно — по старому французскому закону сжечь прелюбодейку.
И уж как просил Алексей конюх: повар сгиб, жена перебесится и по- прежнему станет в стойло. Просила и Варвара: любовь заманка и капкан, — Амос с крючка не отцепится, вернется. Ну, погулял, придет в разум.
— Нет!
Глорианда как стала и не сдвинулась.
Злое сердце? — Нет. Откуда же это ожесточение и непреклонная жестокость?
На площади сруб.
В смертном, доска на груди — по черному мелом: «прелюбодейка» — она стояла лицом на всенародный позор.
«Не поминайте лихом!» — «Нас прости».
Ее подсадили в сруб на костер. Занялись дрова. И пламя красным окрасило мел — и Аннушка, прощай!
На другой день пропал Аполлон.
После обеда, отдохнув, пошел он в лес поразмяться: «соберу грибов к ужину». К ужину ждут, нету.