Черт вас возьми,черносотенная слизь,вы схоронились от пуль, от зимыи расхамились — только спаслись.Черт вас возьми,тех, кто —за коммунизм на бумаге ляжет костьми,а дома добреет довоенным скотом.Черт вас возьми,тех, которые —коммунисты лишь до трех с восьми,а потом коммунизм запирают с конторою.Черт вас возьми,вас, тех,кто, видя безобразие обоими глазми,пишет о прелестях лирических утех.Если стих не поспевает за былью плестись —сырыми фразами бей, публицист!Сегодня шкафом на сердце лежиттяжелое слово — «жид».Это слово над селами вороном машет.По трактирам забилось водке в графин.Это слово — пароль для попов, для монашекиз недодавленных графинь.Это слово шипело над вузовцем Райхелемцарских дней подымая пыльцу,когда «христиане»-вузовцы ахалигрязной галошей «жида» по лицу.Это слово слесарню набило до верхав день, когда деловито и чинночуть не насмерть «жиденка» Бейрахазагоняла пьяная мастеровщина *.Поэт в пивной кого-то «жидом»честит под бутылочный звонза то, что ругала бездарный том —фамилия с окончанием «зон».Это слово слюнявит коммунист недочищенныйгубами, будто скользкие миски,разгоняя тучи начальственной тощищипоследним еврейским анекдотом подхалимским.И начнет громить христианская паства,только лозунг подходящий выставь:жидов победнее, да каждого очкастого,а потом подряд всех «сицилистов».Шепоток в очередях: «топчись и жди,расстрелян русский витязь-то…везде… жиды… одни жиды…спекулянты,
советчики, правительство».Выдернем за шиворот —одного, паршивого.Рапортуй громогласно, где он, «валютчик»?!Как бы ни были они ловки —за плотную ограду штыков колючих,без различия наций посланы в Соловки *.Еврея не видел? В Крым! К нему!Камни обшарпай ногами!Трудом упорным еврей в Крымувозделывает почву — камень.Ты знаешь, язык у тебя чей?Кто мысли твоей причина?Встает из-за твоих речейфабрикантова личина.Буржуй бежал, подгибая рессоры,сел на английской мели;в его интересах расперессоритьнароды Советской земли.Это классов борьба, но злее и тоньше, —говоря короче,сколько побито бедняков «Соломонишек»,и ни один Соломон Ротшильд *.На этих Ротшильдов, от жира освиневших,на богатых, без различия наций,всех трудящихся, работавших и не евших,и русских и евреев — зовем подняться.Помните вы, хулиган и погромщик,помните, бежавшие в парижские кабаре, —вас, если надо, покроет погромшестальной оратор, дремлющий в кобуре.А кто, по дубовой своей темнотене видя ни зги впереди,«жидом» и сегодня бранится, на техприкрикнем и предупредим.Мы обращаемся снова и сновак беспартийным, комсомольцам, Россиям, Америкам,ко всему человеческому собранию:— Выплюньте это омерзительное слово,выкиньте с матерщиной и бранью!
Появились молодыепревоспитанные люди —Мопров * знаки золотыеим увенчивают груди.Парт-комар из МКК *не подточит парню носа:к сроку вписана строкапроф — и парт — и прочих взносов.Честен он, как честен вол.В место в собственное вроссяи не видит ничегодальше собственного носа.Коммунизм по книге сдав,перевызубривши «измы»,он покончил навсегдас мыслями о коммунизме.Что заглядывать далече?!Циркуляр сиди и жди.— Нам, мол, с вами думать неча,если думают вожди. —Мелких дельцев пару шорон надел на глаза оба,чтоб служилось хорошо,безмятежно, узколобо.День — этап растрат и лести,день, когда простор подлизам, —это для него и естьсамый рассоциализм.До коммуны перегонне покрыть на этой кляче,как нарочно создан ондля чиновничьих делячеств.Блещут знаки золотые,гордо выпячены груди,ходят тихо молодыеприспособленные люди.О коряги якорятсятам, где тихая вода…А на стенке декорациейКарлы-марлы борода.Мы томимся неизвестностью,что нам делать с ихней честностью?Комсомолец, живя в твои лета,октябрьским озоном дыша,помни, что каждый день — этап,к цели намеченной шаг.Не наши — которые времени в задуперли лбов медь;быть коммунистом — значит дерзать,думать, хотеть, сметь.У нас еще не Эдем и рай —мещанская тина с цвелью.Работая, мелочи соразмеряйс огромной поставленной целью.
Летом вселенная ездит на отдых —в автомобилях, на пароходах.Люди сравнительно меньшей удачи —те на возах выезжают на дачи.Право свое обретая в борьбе,прут в «6-й», громоздятся на «Б».Чтобы рассесться — и грезить бросьтевисните, как виноградные грозди.Лишь к остановке корпус вашвгонят в вагон, как нарубленный фарш.Теряя галошу, обмятый едущийслазит на остановке следующей.Пару третей из короткого летамы стоим в ожиданьи билета.Выбрился. Встал. Достоялся когда —уже Черноморья растет борода *.В очередях раз двадцать и тридцатьможно усы отпустить и побриться.В поезде люди, «Вечорку *» мусоля,вежливо встанут мне на мозоли.Мы себя оскорблять не позволим,тоже ходим по ихним мозолям.А на горизонте, конечно, в дымке,встали — Быковы, Лосинки и Химки.В грязь уходя по самое ухо,сорок минут проселками трюхай.Дачу дожди холодом облили…Вот и живешь, как какой-то Нобиле *.Нобиле — где ж! — меж тюленьих рылон хоть полюс слегка приоткрыл.Я ж, несмотря на сосульки с усов,мучаюсь зря, не открыв полюсов.Эта зима и в июле не кончится;ради согрева начал пингпонгчиться *.Мячик с-под шкафов с резвостью мальчикавыковыриваю палкой и пальчиком.Чаю бы выпить, окончивши спорт,но самовар неизвестными сперт.Те же, должно быть, собачку поранивши,масло и яйца сперли раньше.Ходит корова тощего вида,взять бы эту корову и выдоить.Хвать бы за вымя быстрее воров!Но я не умею доить коров.Чаю в буфете напьюсь ужо, —грустно мечтаю, в сон погружен.В самом походном спартанском вкусевылегся на параллельных брусьях *.Тихо дрожу, как в арктических водах…Граждане, разве же ж это отдых?
Модою — объяты все:и размашисто и куцо,словно белка в колесекаждый самокритикуется.Сам себя совбюрократбьет в чиновничие перси.«Я всегда советам рад.Критикуйте! Я — без спеси.Но… стенгазное мычанье…Где в рабкоре толку статься?Вы пишите замечанияи пускайте по инстанциям».Самокритик совдуракрассуждает, помпадурясь:«Я же ж критике не враг.Но рабкорь — разводит дурость.Критикуйте! Не обижен.Здравым мыслям сердце радо.Но… чтоб критик был не ниже,чем семнадцтого разряда».Сладкогласый и ретивыйкритикует подхалим.С этой самой директивыне был им никто хвалим.Сутки сряду могут крытьтех, кого покрыли свыше,чтоб начальник, видя прыть,их из штатов бы не вышиб.Важно пялят взор спецына критическую моду, —дескать — пойте, крит-певцы,языком толчите воду.Много было каждый годразударнейших кампаний.Быть тебе в архиве мод —мода на самокопанье.А рабкор? Рабкор — смотрите! —приуныл и смотрит криво:от подобных самокритику него трещит загривок.Безработные ручищатычет зря в карманы он.Он — обдернут, он — прочищен,он зажат и сокращен.Лава фраз — не выплыть вплавь.Где размашисто, где куцо,модный лозунг оседлав,каждый — самокритикуется.Граждане, вы не врите-ка,что это — самокритика!Покамест точат начальникидемократические лясы,меж нами живут молчальники —овцы рабочего класса.А пока молчим по-рабьи,бывших белых крепнут орды —рвут, насилуют и грабят,непокорным — плющат морды.Молчалиных кожаустроена хитро:плюнут им в рожу —рожу вытрут.«Не по рылу грохот нам,где ж нам жаловаться?Не прощаться ж с крохотнымс нашим с жалованьицем».Полчаса в кутке покипят,чтоб снова дрожать начать.Эй, проснитесь, которые спят!Разоблачай с головы до пят.Товарищ, не смей молчать!
Фабрикой вывешен жалобный ящик.Жалуйся, слесарь, жалуйся, смазчик!Не убоявшись ни званья, ни чина,жалуйся, женщина, крой, мужчина!Люди бросали жалобы в ящик,ждя от жалоб чудес настоящих.«Уж и ужалит начальство жало,жало этих правильных жалоб!»Вёсны цветочатся, вьюги бесятся,мчатся над ящиком месяц за месяцем.Время текло, и семья пауковздесь обрела уютненький кров.Месяц трудясь без единого роздышка,свили воробушки чудное гнездышко.Бросил мальчишка, играясь шало,дохлую крысу в ящик для жалоб.Ржавый, заброшенный, в мусорной кучетихо покоится ящичный ключик.Этот самый жалобный ящиксверхсамокритики сверхобразчик.Кто-то, дремавший начальственной высью,ревизовать послал комиссию.Ящик, наполненный вровень с краями,был торжественно вскрыт эркаями *.Меж винегретом уныло лежалатысяча старых и грозных жалоб.Стлели бумажки, и жалобщик пылкийпомер уже и лежит в могилке.Очень бывает унылого видикасамая эта вот самокритика.Положение —
нож.Хуже даже.Куда пойдешь?Кому скажешь?Инстанций лесапросителей ждут, —разведывай самрабочую нужду.Обязанность взявдобровольца-гонца —сквозь тысячи завовлезь до конца!Мандатов — нет.Без их мандататребуй ответ,комсомолец-ходатай.Выгонят вон…Кто право даст вам?!Даст законСоветского государства.Лают моськойбюрократы в неверии.Но — комсомольская,вперед, «кавалерия»!В бумажные прериилезь и врывайся,«легкая кавалерия» *рабочего класса!
Веселый автобус то фыркнет, то визгнет.Пока на Лубянку с вокзала свезен,в солидной «Экономической жизни»читаю: «Строительный сорван сезон».Намокла мосполиграфская вывеска.Погода годится только для рыб.Под вывеской, место сухое выискав,стоят безработные маляры.Засохшими пальмами высятся кисти,им хочется краской обмахивать дом.Но — мало строек, и фартучный хвистиквисит обмокшим собачьим хвостом.В окраске фасадов дождя перебои,а небо расцветкой похоже на белку.На солнце сменить бы ливней обои,на синьку сменить бы неба побелку!Но кто-то где-то кому-то докладывал«О перспективе, о срыве сезона».А эти собрались на месяц и на два…Стоят, голодая, бездельно и сонно.Вращали очками по цементо-трестам,чтоб этот обойщик и этот малярпришел бы и стал бы об это вот местостоять, безработной лапой моля.Быть может, орудовали и вредители,чтоб безработные смачно и всластьругали в бога, крыли в родителейи мать, и душу, и время, и власть.Дельцов ревизуют. Ярится перо.Набит портфель. Карандаш отточен.Но нас, и особенно маляров,интересует очень и очень:быть может, из трестов некая знатьза это живет в Крыму, хорошея?Нам очень и очень хотелось бы знать,кому за срыв надавали по шее?Мы знаем всё из газетного звона,но нас бы другое устроило знанье:раскрыть бы дельцов по срывам сезонаи выгнать — еще зимою, — заранее!Мы знаем, не сгинет враз безработица —разрухи с блокадой законное чадо,но если сезоны сознательно портятся —вредителю нет пощады.
Я нынешний год проживаю опятьв уже классическом Пушкино *.Опять облесочкана каждая пядь,опушками обопушкана.Приехали гости. По праздникам надо.Одеты — подстать гостью.И даже один удержал из окладана серый английский костюм.Одёжным жирком отложились года,обуты — прилично очень.«Товарищи» даже, будто «мадам»,шелками обчулочены.Пошли, пообедав, живот разминать.А ну, не размякнете! Нуте-ка!Цветов детвора обступает меня,так называемых — лютиков.Вверху зеленеет березная рядь,и ветки радугой дуг…Пошли вола вертеть и врать,и тут — и вот — и вдруг..Обфренчились формы костюма ладного,яркие, прямо зря,все достают из кармана из заднегобраунинги и маузера.Ушедшие подымались года,и бровь попрежнему сжалась,когда разлетался пень и когдаза пулей пуля сажалась.Поляна — и ливень пуль на нее,огонь отзвенел и замер,лишь вздрагивало газеты рваньё,как белое рваное знамя.Компания дальше в кашках пошла,револьвер остыл давно,пошла беседа, в меру пошла.Но —знаю: революция еще не седа,в быту не слепнет кротово, —революция всегда,всегда молода и готова.
Прямо некуда деватьсяот культуры. Будь ей пусто!Вот товарищ Цивцивадзе *насадить мечтает бюсты.Чтоб на площадях и скверахбыли мраморные лики,чтоб, вздымая морду вверх,мы бы видели великих.Чтобы, день пробегав зря,хулиганов видя рожи,ты, великий лик узря,был душой облагорожен.Слышу, давши грезам дань я,нотки шепота такого:«Приходите на свиданьевозле бюста Эф Гладкова *».Тут и мой овал лица,снизу люди тщатся…К черту! «Останавлицастрого воспрыщаица».А там, где мороженоеморит желудки,сверху восторженныйсмотрит Жуткин.Скульптор помнит наш режим(не лепить чтоб два лица),Жаров-Уткин * слеплен имсразу в виде близнеца.Но — лишь глаз прохожих паразамерла, любуясь мрамором,миг — и в яме тротуарараскорячился караморой *.Только лошадь пару глазвперит в грезах розовых,сверзлася с колдобин в грязьвозле чучел бронзовых.И с разискреннею силищейкроют мрачные от желчи:«Понастроили страшилищей,сволочи, Микел Анжелычи *».Мостовой разбитой едучи,думаю о Цивцивадзе.Нам нужны, товарищ Медичи *,мостовые, а не вазы.Рвань, куда ни поглазей,грязью глаз любуется.Чем устраивать музей,вымостили б улицы.Штопали б домам бокада обчистили бы грязь вы!Мы бы обошлись покаГоголем да Тимирязевым *.
[ 1928]
Работникам стиха и прозы, на лето едущим в колхозы *
Что пожелать вам, сэр Замятин *?Ваш труд заранее занятен.Критиковать вас не берусь,не нам судить занятье светское,но просим помнить, славя Русь,что Русь — уж десять лет! — советская.Прошу Бориса Пильняка *в деревне не забыть никак,что скромный русский простолюдинне ест по воскресеньям пудинг.Крестьянам в бритенькие губкине суйте зря английской трубки.Не надобно крестьянам тожна плечи пялить макинтош.Очередной роман растя,деревню осмотрите заново,чтобы не сделать из крестьянанглосаксонского пейзана.Что пожелать Гладкову Ф.?Гладков романтик, а не Леф *, —прочесть, что написал пока он,так все колхозцы пьют какао.Колхозца серого и сирогоне надо идеализировать.Фантазией факты пусть не заслонятся.Всмотритесь, творя фантазии рьяные, —не только бывает «пьяное солнце» *,но… и крестьяне бывают пьяные.Никулину *— рассказов триста!Но — не сюжетьтесь авантюрами,колхозные авантюристыпусть не в роман идут, а в тюрьмы.Не частушить веселопопрошу Доронина *,чтобы не было селов рифмах проворонено.Нам деревню не смешной,с-е-р-и-о-з-н-о-й дай-ка,чтобы не была сплошнойкрасной балалайкой.Вам, Третьяков *, заданье тоньше,вы — убежденный фельетонщик.Нутром к земле! Прижмитесь к бурой!И так зафельетоньте здорово,чтобы любая автодуравошла бы в лоно автодорово.А в общем, писать вам за томом том,товарищи, вам благодарна и рада,будто платком, газетным листоммашет вослед «Комсомольская правда».
Чуть-чуть еще, и он почти б был положительнейший тип.
Иван Иваныч — чуть не «вождь»,дана в ладонь вожжа ему.К нему идет бумажный дождьс припиской — «уважаемый».В делах умен, в работе — быстр.Кичиться — нет привычек.Он добросовестный службист —не вор, не волокитчик.Велик его партийный стаж,взгляни в билет — и ахни!Карманы в ручках, а уста жсахарного сахарней.На зависть легкость языка,уверенно и пустоон, взяв путевку из ЭМКА,бубнит под Златоуста *.Поет на соловьиный лад,играет слов оправою«о здравии комсомолят,о женском равноправии».И, сняв служебные гужи,узнавши, час который,домой приедет, отслужив,и… опускает шторы.Распустит он жилет… и здесь,— здесь частной жизни часики! —преображается весьпо-третье-мещански *.Чуть-чуть не с декабристов род —хоть предков в рамы рамьте!Но сына за уши деретза леность в политграмоте.Орет кухарке, разъярясь,супом усом капая:«Не суп, а квас, который раз,пермячка сиволапая!..»Живешь века, века учась(гении не родятся).Под граммофон с подругой часпод сенью штор фокстротится.Жена с похлебкой из пшенасокращена за древностью.Его вторая зам-женаи хороша, и сложена,и вымучена ревностью.Елозя лапой по ногам,ероша юбок утлость,он вертит под носом наган:«Ты с кем сегодня путалась?..»Пожил, и отошел, и лег,а ночь паучит нити…Попробуйте, под потолоктеперь к нему взгляните!И сразу он вскочил и взвыл.Рассердится и визгнет:«Не смейте вмешиваться выв интимность частной жизни!»Мы вовсе не хотим бузить.Мы кроем быт столетний.Но, боже… Марксе, упасинам заниматься сплетней!Не будем в скважины смотретьна дрязги в вашей комнате.У вас на дом из суток — треть,но знайте и помните:глядит мещанская толпа,мусолит стол и ложе…Как под стекляннейший колпак,на время жизнь положим.Идя сквозь быт мещанских клик,с брезгливостью преувеличенной,мы переменим жизни лик,и общей, и личной.