«20% предприятий уже перешло на 7-часовой рабочий день».
«Восемь часов для труда,шестнадцать — для сна и свободных!» —гремел лозунговый ударв странах, буржуям отданных.Не только старую нудьс бессменной рабочей порчею —сумели перешагнутьмы и мечту рабочую.Парень ум свойразвивает до самых ятей,введен семичасовойдень у него в предприятии.Не скрутит усталая лень —беседу с газетой водим.Семичасовой деньу нас заведен на заводе.Станок улучшаю свой.Разызобретался весь я.Труд семичасовой —можно улучшить профессию!Время девать куда?Нам — не цвести ж акацией.После часов трудаподымем квалификации.Не надо лишних слов,не слушаю шепот злючий.Семь рабочих часов —понятно каждому — лучше.Заводы гудком гудут,пошли времена меняться.Семь часов — труду,культуре и сну — семнадцать.
[ 1928]
Стих не про дрянь, а про дрянцо. Дрянцо хлещите рифм концом *
Всем известно, что мною дряньвоспета молодостью ранней.Но дрянь
не переводится. Новый гряньстих о новой дряни.Лезет бытище в щели во все.Подновили житьишко, предназначенное на слом,человек сегодня приспособился и осел,странной разновидностью — сидящим ослом.Теперь — затишье. Теперь не народитсядрянь с настоящим характерным лицом.Теперь пошло с измельчанием народцапошлое, маленькое, мелкое дрянцо.Пережил революцию, до нэпа дожили дальше приспособится, хитёр на уловки…Очевидно — недаром тожеи у булавок бывают головки.Где-то пули рвут знамённый шёлк,и нищий Китай встает, негодуя,а ему — наплевать. Ему хорошо:тепло и не дует.Тихо, тихо стираются грани,отделяющие обывателя от дряни.Давно канареек выкинул вон,нечего на птицу тратиться.С индустриализации завел граммофонда канареечные абажуры и платьица.Устроил уютную постельную нишку.Его некультурной ругать ли гадиною?!Берет и с удовольствием перелистывает книжку,интереснейшую книжку — сберегательную.Будучи очень в семействе добрым,так рассуждает лапчатый гусь:«Боже меня упаси от допра *,а от Мопра *— и сам упасусь».Об этот быт, распухший и сальный,долго поэтам язык оббивать ли?!Изобретатель, даешь порошок универсальный,сразу убивающий клопов и обывателей.
И глупо звать его «Красная Ницца»,и скушно звать «Всесоюзная здравница».Нашему Крыму с чем сравниться?Не с чем нашему Крыму сравниваться!Надо ль, не надо ль, цветов наряды —лозою шесточек задран.Вином и цветами пьянит Ореанда *,в цветах и в вине — Массандра *.Воздух — желт. Песок — желт.Сравнишь — получится ложь ведь!Солнце шпарит. Солнце — жжет.Как лошадь.Цветы природа растрачивает, соря —для солнца светлоголового.И все это наслаждало одного царя!Смешно — честное слово!А теперь играет меж цветочных ливнейветер, пламя флажков теребя.Стоят санатории разных именей:Ленина, Дзержинского, Десятого Октября.Братва — рада,надела трусики.Уже виноградызакручивают усики.Рад город.При этаком ростес гор скоронавезут грозди.Посмотрите под тень аллей,что ни парк — народом полон.Санаторники занимаются «волей»,или попросту «валяй болом».Винтовка мишень на полене долбит,учатся бить Чемберлена *.Целься лучше: у лордов лбытверже, чем полено.Третьи на пляжах себя расположили,нагоняют на брюхо бронзу.Четвертые дуют кефир илинюхают разную розу.Рвало здесь * землетрясение дороги петли,сакли расшатало, ухватив за край,развезувился * старик Ай-Петри *.Ай, Петри! А-я-я-я-яй!Но пока выписываю эти стихи я,подрезая ураганам корни,рабочий Крыма надевает стихиямжелезобетонный намордник.
Мы пролетали, мы миновалиместности странных наименований.Среднее между «сукин сын»и между «укуси» —Сууксу показал кипарисы-носыи унесся в туманную синь.Го — ра.Груз. Уф!По — ра.Гур — зуф.Станция. Стала машина старушка.Полпути. Неужто?!Правильно было б сказать «Алушка»,а они, как дети — «Алушта».В путь, в зной,крутизной!Туда, где горизонта черта,где зубы гор из небесного рта,туда, в конец, к небесам на чердак,на — Чатырдаг.Кустов хохол да редкие дерева.Холодно. Перевал.Исчезло море. Нет его.В тумане фиолетовом.Да под нами на полянерадуги пыланье.И вот умолк мотор-хохотун.Перед фронтом серебряных тополеймы пронеслись на свободном ходуичерез час — в Симферополе.
Чуть вздыхает волна, и, вторя ей,ветерок над Евпаторией.Ветерки эти самые рыскают,гладят щеку евпаторийскую.Ляжем пляжем в песочке рыться мыбронзовыми евпаторийцами.Скрип уключин, всплески и крики —развлекаются евпаторийки.В дым черны, в тюбетейках яркихкараимы евпаторьяки.И сравнясь, загорают рьянеймосквичи — евпаторьяне.Всюду розы на ножках тонких.Радуются евпаторёнки.Все болезни выжмут горячиегрязи евпаторячьи.Пуд за лето с любого толстогососкребет евпаторство.Очень жаль мне тех, которыене бывали в Евпатории.
Я езжу по южному берегу Крыма, —не Крым, а копия древнего рая!Какая фауна, флора и климат!Пою, восторгаясь и озирая.Огромное синее Черное море.Часы и дни берегами едем,слезай, освежайся, ездой уморен.Простите, товарищ, купаться негде.Окурки с бутылками градом упали —здесь даже корове лежать не годится,а сядешь в кабинку — тебе из купаленвопьется заноза-змея в ягодицу.Огромны сады в раю симферопольском, —пудами плодов обвисают к лету.Иду по ларькам Евпатории обыском, —хоть четверть персика! — Персиков нету.Побегал, хоть версты меряй на счетчике!А персик
мой на базаре и во поле,слезой обливая пушистые щечки,за час езды гниет в Симферополе.Громада дворцов отдыхающим нравится.Прилег и вскочил от кусачей тоски ты,и крик содрогает спокойствие здравницы:— Спасите, на помощь, съели москиты! —Но вас успокоят разумностью критики,тревожа свечой паутину и пыль:«Какие же ж это, товарищ, москитики,они же ж, товарищ, просто клопы!»В душе сомнений переполох.Контрасты — черт задери их!Страна абрикосов, дюшесов и блох,здоровья и дизентерии.Республику нашу не спрятать под ноготь,шестая мира покроется ею.О, до чего же всего у нас много,и до чего же ж мало умеют!
Недвижим Крым. Ни вздоха, ни чиха.Но, о здравии хлопоча,не двинулись в Крым ни одна нэпачихаи ни одного нэпача.Спекулянты, вам скрываться глупоот движения и от жары —вы бы на камнях трясущихся Алупоклучше бы спустили бы жиры.Но, прикрывши локонами ушии надвинув шляпы на глаза,нэпачи, стихов не слушая,едут на успокоительный нарзан.Вертя линяющею красотою,ушедшие поминая деньки,скучают, с грустной кобылой стоя,крымские проводники.Бытик фривольный спортом выглодан,крымских романов закончили серию,иброшюры доктора Фридляндадремлют в пыли за закрытою дверью *.Солнцу облегчение. Сияет солнце.На лице — довольство крайнее.Сколько силы экономится,тратящейся на всенэповское загорание.Зря с тревогою оглядываем Крым из края в край мы —ни толчков, ни пепла и ни лав.И стоит Ай-Петри, как недвижный несгораемыйшкаф.Я землетрясения люблю не очень,земле подобает — стоять.Но слава встряске — Крым орабоченбольше, чем на ять.
[ 1928]
Рифмованный отчет. Так и надо — крой, спартакиада! *
Щеки, знамена — красные маки.Золото лозунгов блещет на спуске.Синие, желтые, красные майки.Белые, синие, черные трусики.Вздыбленные лыжилава движет.Над отрядом рослымпроплывают весла.К молодцу молодцы —гребцы, пловцы.Круг спасательныйспасет обязательно.Искрятся сеткитеннисной ракетки.Воздух рапирамииздырявлен дырами.Моторы зацикали.Сопит, а едет!На мотоцикле,на велосипеде.Цветной водищейот иверских шлюзов *плещут тыщирабочих союзов.Панёвы, папахи, плахтыидут, и нету убыли —мускулы фабрик и пахотывсех советских республик.С площади покатойльются плакаты:«Нет аполитичнойвнеклассовой физкультуры».Так и надо —крой, Спартакиада!С целого белого, черного светапо Красной по площади топочут иностранцы.Небось у вас подобного нету?!Трудно добиться? Надо стараться!На трибуны глядя,идет Финляндия.В сторону в нашукивают и машут.Хвост им режетсяшагом норвежцев.Круглые очки,оправа роговая.Сияют значкифутболистов Уругвая.За ними витьсяколоннам латвийцев.Гордой походкой идут англичане.Мистер Хикс *, скиснь от отчаянья!Чтоб нашу силу буржуи видели,чтоб легче скалились в военной злости,рабочих мира идут представители,стран кандальных смелые гости.Веют знаменами,золотом клейменными.«Спартакиада — международный смотр рабочего класса». Так и надо — крой, Спартакиада!
[ 1928]
Товарищи хозяйственники! Ответьте на вопрос вы — что сделано, чтоб выросли Казанцевы и Матросовы? *
Вы на ерунду миллионы ухлопываете,а на изобретателя смотрите кривенько.Миллионы экономятся на массовом опыте,а вы на опыт жалеете гривенника.Вам из ваших кабинетов видать ли,как с высунутыми языками носятся изобретатели?Изобрел чего — и трюхай,вертят все с тобой волаиназойливою мухойсмахивают со стола.Планы кроет пыльным глянцем,полк мышей бумаги грыз…Сто четырнадцать инстанций.Ходят вверх и ходят вниз.Через год проектов кипкувам вернут и скажут — «Ах!вы малюточку-ошибкудопустили в чертежах».Вновь дорога — будто скатерть.Ходит чуть не десять лет,всю деньгу свою протратяна модель и на билет.Распродавши дом и платье,без сапог и без одеж,наконец изобретательсдал проверенный чертеж.Парень загнан, будто мул,парню аж бифштексы снятся…И подносятся емуровно два рубля семнадцать.И язык чиновный вяленыйвывел парню — «Простофон,запоздали, премиальныйна банкет растрачен фонд».На ладонях гроши взвеся,парень сразу впал в тоску —хоть заешься, хоть запейся,хоть повесься на суку.А кругом, чтоб деньги видели— укупить-де можем мир, —вьются резво представителизаграничных важных фирм.Товарищ хозяйственник, времяперейти от слов к премиям.Довольно болтали, об опытах тараторя.Даешь для опыта лаборатории!Если дни опутали вестисетью вредительств, сетью предательств,на самом важном, видном местедолжен стоять изобретатель.
Длятся игрища спартакиадные.Глаз в изумлении застыл на теле —тело здоровое, ровное, ладное.Ну и чудно же в самом деле!Неужели же это те, —которыев шестнадцатичасовой темнотекривили спины хозяйской конторою?!Неужели это тот,которогобезработица выталкивала из фабричных ворот,чтоб шел побираться, искалечен и надорван?!Неужели это те,которых —буржуи драться гнали из-под плетей,чтоб рвало тело об ядра и порох?!Неужели ж это те,из того рабочего рода,который — от бородатых до детей —был трудом изуродован?!Да! Это — прежняя рабочая масса,что мялась в подвалах, искривлена и худа.Сегодня обмускулено висевшее мясодесятью годами свободного труда.