Топот бронзового коня
Шрифт:
– Я серьёзно. Поплывём в твой благословенный Эфес, продадим имущество, а на вырученные деньги скоротаем жизнь в тишине и спокойствии, не отказывая себе ни в большом, ни в малом. Хочешь - пострижёшься в монахи. Или можешь заняться ростовщичеством. Дело твоё.
Феодосий возмущённо воскликнул:
– Да ведь это настоящий грабёж!
Евнух покачал головой:
– На войне всё иначе. И убийство не преступление, и награбленное - трофеи.
– Представляешь, как поступят с нами, если попадёмся?
– Представляю, конечно.
– Переждал, пока собеседник переварит идею, и потом добавил: - Плюс к тому же - свобода, та, о которой тебе мечталось. Разве не желал избавиться от хозяйки?
Он с досадой потупился:
– Честно говоря, и теперь желаю.
– Ну, тем более! Нам фортуна благоволит. И даёт шанс - совместить приятное и полезное.
– Мне необходимо подумать.
– Возражать не смею. Но решай быстрее: времени в обрез.
Молодой человек маялся недолго. Ближе к вечеру он послал гвардейца за Каллигоном, и они вдвоём отправились на корабль. Уломать капитана тоже оказалось несложно: посулили ему и его команде два сундука из пятидесяти, загруженных в трюм, и в начале первого ночи незаметно вышли из гавани. Море волновалось, дул холодный январский ветер, паруса выгибались на всю свою полуокружность, в результате чего судно двигалось с максимальной скоростью. Чтобы обмануть возможных преследователей, устремились не вдоль побережья к югу, а на юго-восток, к островам Далмации, где решили отсидеться пару недель, пропуская вперёд караван Велисария, плывший в Константинополь.
Об исчезновении Феодосия с Каллигоном доложили стратигу рано утром. Он воспринял новость спокойно, посчитал погоню бессмысленной, здраво рассудив: рано или поздно сами обнаружатся, где-нибудь в провинции, местные власти сообщат, и тогда уж направим людей, чтобы возвратить похищенные богатства. Но не отказал себе в удовольствии и пошёл сообщить новость Антонине. Та смотрела, как служанки одевают и причёсывают только что проснувшуюся Янку (девочку привезли из Неаполя в Рождество). Ей уже было девять лет, и она неплохо читала и писала по-гречески; от отца взяла бездонные голубые глаза, а от матери - вьющиеся волосы; отличалась серьёзностью и смеялась редко. Но, увидев отца, радостно воскликнула:
– Тятенька пришёл! Ах, какое счастье!
Он поцеловал её в темечко и заметил искренне:
– Ты такая делаешься красавица - скоро покоришь весь Константинополь.
Мать откликнулась в том же самом духе:
– Да, найдём тебе женишка богатого, знатного, красивого, ты его полюбишь и потом выйдешь с удовольствием замуж.
Дочка согласилась:
– Отчего не выйти, если за красивого и богатого?
Все втроём посмеялись. Велисарий бросил непринуждённо:
– Нынче ночью убежал Феодосий с Каллигоном…
Антонина, продолжая хихикать, сразу не осознала:
– Что?
– переспросила.
– Кто сбежал?
– Феодосий и Каллигон.
Тут в её лице случилась странная перемена:
– Как это сбежали? Не верю.
– Увели из порта груженный сокровищами корабль и уплыли неизвестно куда.
Янка, переводя взгляд с одного родителя на другого, не сдержала возгласа:
– Ничего себе! Целый корабль сокровищ!
Мать настолько расстроилась, что забыла о необходимости соблюдать приличия в разговоре о собственном любовнике, и твердила, как полоумная:
– Нет, не верю… он бы мне сказал… мы в последнее время ладили… у него не было причин…
– Значит, были, - ответил муж.
Антонина устремила на него взволнованный взор:
– Прикажи догнать. Если ещё не поздно. Пусть вернут… корабль… богатства… и его самого!
Он отрезал:
– Поздно. Четверть суток прошло. И, не зная направления их движения, догонять бессмысленно.
У неё по щекам побежали слезы:
– Глупый мой сыночек… Что же ты наделал!… Почему оставил бедную свою мамочку?…
Велисарий издевательски процедил:
– Мамочка была слишком уж ретива… в его воспитании!
Та взглянула с укором, разлепив мокрые ресницы:
– Ты опять за старое?
– Не опять, а снова!
– посмотрел на дочку и сдержал себя от дальнейших обвинений; только произнёс: - Ладно, как у нас в Иллирике говорили - кто старое помянет, тому глаз вон. Прошлое забудем. Станем жить наново.
– Развернулся и вышел.
Женщина сидела убитая, вытирала глаза и довольно громко хлюпала носом. Янка обняла её и прижалась щекой к плечу. Ласково сказала:
– Не переживай, мамочка. Мне, конечно, тоже грустно, оттого что братец сбежал, всех нас бросил, только Фотия и Магну я люблю много больше. Ведь они мне родные.
Антонина вздохнула:
– Феодосий тоже не чужой… Мне его будет не хватать…
– Он ещё вернётся - увидишь. Я чувствую.
Неожиданно Нино рассердилась:
– Не мели чепухи, малышка. Возвращаться ему нельзя.
– Почему нельзя?
– Потому что сразу же попадёт под суд. За побег и кражу казнят.
Девочка ответила:
– Ну, а ты с папенькой на что? Вы его спасёте.
Успокоившись немного, мать подумала вслух:
– Если только Феодора поможет… Но не станем загадывать. Пусть сначала вернётся, а там увидим.
Покидали Равенну 20 января. Перед этим готы выбрали новым королём знатного вельможу Ильдибада. Впрочем, он ли, другой ли, не имело значения - вся Италия уже находилась под властью ромеев, и король был марионеткой. Ну, по крайней мере, так казалось завоевателям, увозившим в Константинополь прежнюю правящую верхушку готов, в том числе и детей Ильдибада.