Топот бронзового коня
Шрифт:
– Петра, дорогой! Ты меня пугаешь. Неужели в самом деле хочешь со мной расстаться?
Автократор ничего не ответил, покопался в пергаментах и откуда-то снизу вытащил нужный свиток. Бросил его жене:
– Почитай, скажи в своё оправдание что-нибудь.
Женщина дрожащими пальцами раскатала грамоту. Пробежалась по строчкам, побледнела, ахнула. Опустила руки. Посмотрела на правителя с болью. И проговорила:
– Получается, ты поверил? Гнусной клевете, вылитым на меня помоям?
Царь провёл ладонью по своей бородке:
– Докажи
Феодора сказала:
– Снова попираешь презумпцию невиновности? Ты всегда считал её основой современного права. Почему же в который раз не считаешься с ней в семейной жизни?
– Потому что юриспруденция и семейная жизнь - не одно и то же.
– Нет, не вижу разницы. Здесь меня обвиняют в прелюбодействе. Вот и пусть докажут, как доказывают в суде. Доказательств нет - значит, невиновна. Ведь любое сомнение надо толковать в пользу обвинённого.
Василевс саркастично передразнил:
– «В пользу обвинённого»! Вот сейчас и выясним… Раб Ареовинд числится в твоём окружении в Иероне?
Женщина пожала плечами:
– Честно говоря, я не помню. Вроде был такой. Надобно спросить Фаэтета.
– Спросим, спросим, обязательно спросим.
– Ну, допустим, есть. Что из этого вытекает?
– Что из этого раба вытекает, я могу представить…
– Ах, не говори пошлостей!
– сморщила лицо государыня.
– О, какие мы нежные и легкоранимые!
– Если Ареовинд действительно есть, это ещё не значит, что мои отношения с ним носят непристойный характер.
– Докажи.
– «Докажи, докажи»! Только не требуй, как с ул-Кайсом, чтоб его убили.
Царь ответил невозмутимо:
– Почему бы нет? Имр был царевич, тем не менее ты его отравила. Так неужто пожалеешь раба?
– Имр был не христианин. А мои рабы - все крещёные.
– Это отговорка. Просто пожалела наложника.
– Я - наложника?
– на висках у его жены вздулись вены.
– У меня нет наложников.
– Фаворита, любимчика - как тебе угодно.
Василиса продолжала настаивать:
– Я верна тебе, Петра. Как не стыдно верить всяким гнусным наветам?
– Докажи. Убей.
– Где твоё христианское милосердие? Первая Заповедь гласит…
– Ты же нарушаешь Заповедь: «Не прелюбодействуй»?
– Я не нарушаю.
– Вот и докажи.
– Совершить греховный поступок, чтобы доказать, что безгрешна?
– Чепуха. Убей.
– Нет, не стану.
– Значит, разойдёмся.
Феодора от негодования даже поднялась:
– Сам подумай, Петра: получается, что с прелюбодейкой жить тебе претит, а с убийцей - нет?
Он развеселился:
– Ты умна, как и прежде. Этот парадокс мне не приходил в голову… Всё же я считаю, что прав. Жить с убийцей лучше, чем с падшей. Ибо сам посылаю на плаху каждый день. Но супруге не изменял ни разу.
Государыня снова села. Положила руки на стол и сцепила пальцы. Руки были жилистые, выдававшие её возраст. «Да, она сильно постарела, - оценил про себя Юстиниан.
– Вижу часто
– Хорошо, я согласна, - с болью в голосе произнесла василиса.
Царь не сразу понял:
– Как? На что ты согласна?
– Пусть Ареовинда убьют.
– Нет, не «пусть» - ты сама должна всё устроить. А иначе не доказательство.
– Хорошо, я сама устрою.
– Чтоб доставили во дворец его голову.
– Это ещё зачем?
– Потому что на самом деле можешь не убить, а услать куда-нибудь с глаз долой. Нет, нужны доказательства.
– Хорошо, Фаэтет привезёт во дворец голову.
– И затем поклянётся на кресте, что сия голова - Ареовинда.
– И затем поклянётся на кресте…
Император удовлетворённо кивнул:
– Вот хотя бы так.
Феодора подумала: «Я его ненавижу. Господи, какой был задорный, жизнерадостный мальчик! Как его изменила власть! Превратился в желчного, подозрительного тирана. Где ты, мой Петра? Умер, испарился. Я живу с чудовищем. И сама превратилась в такое же чудовище. Убиваю Ареовинда только для того, чтобы оставаться при муже, на троне, и ещё десять лет называться императрицей. Уж не лучше ли уйти в монастырь? Нет, не лучше. Всё предрешено. Просижу на престоле ровно десять лет, а потом погибну. Так предсказывают гадания. Он переживёт меня на семнадцать лет, но один не сможет совершить ничего великого. Мы умеем действовать только вместе. Друг без друга превращаемся в заурядность…»
Встала, поклонилась:
– Ваше величество отпускает меня?
Он опять зашелестел свитками:
– Да, ступай, ступай. Больше не держу.
– Посмотрел ей вслед: «Всё равно не верю, что не изменяла. Шлюха остаётся шлюхой всегда. А на троне шлюха вдвойне опасна, ибо бесконтрольна. Даже со стороны мужа… Неужели ошибся, согласившись на ней жениться? Что ж теперь печалиться - ничего исправить уже нельзя. Я вошёл с ней в историю. Кто-ни- будь напишет: да, Юстиниан был велик, но имел же- ну-шлюху… Но с другой женой я, возможно, не стал бы великим? Мы окружены парадоксами. Да и сам человек - величайший парадокс на земле…»
Двое суток спустя императору привезли в кожаном мешке голову Ареовинда. Фаэтет намеревался поклясться, как ему велели, но монарх только отмахнулся:
– Верю, верю, иди. И скорее унеси эту гадость. Пусть её похоронят вместе с телом.
– А потом спросил у другого евнуха, распорядителя гинекея: - Как её величество? Сильно опечалены?
Тот ответил честно:
– Нет, сегодня лучше. Прошлый день лежали пластом, не хотели кушать, а с утра, по обыкновению, мылись в термах, приводили себя в порядок и вели приём посетителей без особой грусти.