Товарищ "Чума" 5
Шрифт:
Едва я к ним ворвался, второй охранник встрепенулся, вскочил на ноги и гаркнул:
— Хай Гитлер, герр оберштурмфюрер СС!
— Хайль Гитлер! — Его напарник оторвался от окошка и тоже подскочил на ноги.
— Хайль… — ворчливо отозвался я, звякая бутылками пива, которые свалил на освободившийся диван. — И не орите так, голова с утра болит!
— Яволь, герр… — вновь рявкнул фриц, но я его резко перебил.
— Ты тупой, Альберт? — Я нагло взглянул в глаза эсэсовцу. — Заткнись! Доложите обстановку… Только тихо…
— Происшествий нет, герр оберштурмфюрер… Да вы же
Я подошел к окошку и заглянул в палату, где содержали моего старика. Фух! Похоже, нашел. Узники сидели на кроватях, и тоже с немым интересом смотрели на мою физиономию, торчащую из «кормушки».
— Том, — уже особо не таясь, произнёс я, обращаясь к Бомбадилу, — можешь здесь прибраться?
— Что вы сказали, герр Гренц? — спросил охранник, не понимая, о чём это я.
— С удовольствием! — Просиял Бомбадил, в одно мгновение скручивая голову эсэсовцу.
Когда голова напарника с громким хрустом сама собой сделала едва ли не полный оборот вокруг своей оси, а бьющееся в конвульсиях тело упало на пол, второй охранник испуганно отшатнулся и уперся спиной в стену. Бомбадила он, естественно, не видел, поэтому всё произошедшее показалось ему какой-то страшной галлюцинацией.
— Чего это с ним, Ронни? — Я высунулся из окошка и взглянул на пока еще живого нациста, наблюдающего с откровенным страхом за конвульсиями напарника. — Не знал, что Альберт припадочный. И как такого на службу взяли? Куда только смотрит канцелярия?
Но ответить мне Ронни так и не успел, буквально через пару мгновений он повторил судьбу уже затихшего Альберта со свернутой набок головой.
— А ты, Том, мастер по скручиванию голов, как я посмотрю? — со смехом произнес я.
— У моей семьи когда-то была гусиная ферма, — с улыбкой ответил мне жердяй. — Дело привычки…
— Да, — согласно кивнул я, — снимая с пояса мертвого охранника связку ключей, — все мы люди привычек — я бы его просто тихо-мирно прирезал. В моей семье держали свиней…
— О! Мы с тобой так похожи, брат Чума! — Протянул мне свою лапищу Бомбадил, которую я крепко пожал.
Я опять заглянул в окошко, столкнувшись с двумя взглядами узников, наполненных конкретным непониманием текущего момента. Ну, да, а как им всё это понять? Когда к ним приходит второй после профессора человек в этой шарашке и устраняет охрану каким-то странным способом, даже не прикасаясь к ней. Да и еще и разговаривает сам с собой. Ведь Бомбадила они, в отличие от меня, ни увидеть, ни услышать не могли.
— Так, братишка, — окликнул я Лихорука, — ты прикрываешь тылы! Заворачивай любого, кто решит сюда припереться! Сбивай с толку, дури голову, но, по возможности, не убивай — лишний приток силы нам ни к чему. Ну, и особо старайся не шуметь — может, удастся выбраться из этой богадельни тихой сапой.
— С-с-сделаю, ф-ф луш-ш-ш-ем ф-фиде, п-пратиш-шка! — прошепелявил злыдень, на мгновение проявившись во всей своей красе.
Он приложил свою огромную ладонь к виску, типа в воинском приветствии, и сверкнул единственных глазом. И где же, интересно, он этого набрался? Выяснять было некогда, поэтому я тоже «козырнул» злыдню, отпер дверь и следом за Бомбадилом
— Ну, здравствуй де… Иван! — по-русски произнёс я. — Наконец-то я тебя нашёл!
— Не понял… — угрожающе произнес дед, поднимаясь с кровати. — Совсем уже немчура поганая краёв не замечает, Бажен Вячеславович!
— Ах, да! — спохватился я, вспомнив, в чьём облике нахожусь. — Сейчас! — И начал стремительно меняться.
[1] Белые мюнхенские колбаски, или вайсвурст (Weisswurst), уже больше столетия являются особенностью национальной культуры Баварии. Согласно традиции, они должны быть изготовлены рано утром и поданы к завтраку вместе со сладкой горчицей (Susser Senf), брецелем (Brezen) и светлым пшеничным пивом (Weissbier).
Глава 21
Я приостановил действие печати «доппеля», копирующей эсэсовца, но не развеял её окончательно. Точно так же я уже оставил в своей коллекции слепки личин майора Удо фон Штерна и мотоциклиста Хайни Богера. Теперь я в любой момент могу легко и быстро натянуть их на себя, словно карнавальные маски, стоит лишь немного напитать силой слепки уже использованных печатей.
Думаю, эта пополняемая коллекция «аватаров» станет хорошим подспорьем в моей дальнейшей судьбе разведчика-диверсанта. Ведь отследить и поймать меня станет практически нереально. А еще сканированные заклинанием объекты не обязательно даже ликвидировать. Ведь таким образом можно просто бросить тень на неугодную тебе личность, подставить каким угодно способом — ведь копия получается идеальная, вплоть до отпечатков пальцев и структуры радужки глаза.
Но это всё позже — сейчас главная задача вытащить деда и его учителя из застенков этой адовой нацистской «биолаборатории». Деду просто повезло, что его до сих пор не разрезали на кусочки (Матиас знал, что его руководство в лице Хорста и Левина уже рассматривали такой вариант), ведь в отличие от профессора Трефилова никакой важной информации в голове моего старика не содержалось.
Ну, это если не считать того, что дед, вообще-то, русский разведчик, успешно внедрённый в тыл врага. И, если его расколоть, можно получить весьма важную информацию о методах работы разведки противника, вычислить, так сказать, вражескую агентуру, места залегания и пароли. Да и перевербовать, наконец.
Но Вилигуту и его приспешникам — Хорсту с Левиным, на это было откровенно наплевать. Всё, что их интересовало — магия! Ну, и машина профессора Трефилова, способная производить этих самых магов, а также увеличивать продолжительность их жизни практически до бесконечности. И если они раскроют все эти секреты, с такими возможностями их примут в любой стране мира с распростёртыми объятиями. Ну, скажите, кто же из власть предержащих не хочет жить вечно?
Естественно, что в том виде, в каком я заявился к пленникам, дед меня не признал. Поэтому, не вдаваясь в долгие дискуссии, я и решился сбросить с себя неприглядного вида «костюмчик» Матиаса Гренца. Произошедшие со мной метаморфозы я ощутил по одежде, стремительно уменьшающейся в размерах.