Товарищ "Чума" 5
Шрифт:
Вернее, это я увеличивался, перекидываясь из субтильного и невысокого фрица Матиаса Гренца, в статного и рослого красавца Романа Перовского. То есть, в самого себя — ведь именно я теперь и есть Роман Перовский, так сказать, собственной персоной. А Виктор Чумаков еще даже и не родился в этом мире. И родится ли теперь?
Хотя приобретенная память, утраченная со смертью деда, а после его чудесного воскрешения вернувшаяся обратно, пока еще подтверждала моё будущее рождение. Если опять чего с дедом не приключится. И я даже знаю, кто этим «приключением» может быть — некая
— А черт! –выругался я, когда мои пальцы на ногах оказались скрючены и зажаты словно в тисках маленькими сапогами грёбаного оберштурмфюрера СС Матиаса Гренца.
Ведь я превосходил его по всем физическим параметрам, и по размеру стопы — тоже. Ставший вдруг узким френч затрещал по швам на моих плечах, а застегнутый ремень так сдавил живот, что стало не продохнуть. Первым делом я расстегнул ремень и скинул с себя эту кожаную сбрую. Задерживая дыхание расстегнул пуговицы на кителе, пока они не оторвались с мясом, и только после этого взглянул в глаза своему ошалевшему старику.
— Рома? — Глаза деда реально напоминали два чайных блюдца, когда он меня узнал. — Но как? Это же бред какой-то… — Он даже головой тряхнул, чтобы хоть немного прийти в себя.
— Новое слово диверсионной маскировки, — морщась, произнёс я, падая на ближайшую кровать.
— Опять биологическое? — произнёс дед, а профессор Трефилов, наконец-то немного оправившись от моего стремительного превращения, навострил уши.
— Оно, самое, Ваня! Оно самое… — С трудом стянув ненавистные сапоги, я облегченно выдохнул — мои ноги, оказавшись в тесной обуви на несколько размеров меньше, уже начали опухать и болезненно пульсировать. Пошевелив пальцами на ногах, я встал и подошёл к деду.
— Обнимемся, что ли, старичок? — произнес я, заключая Ивана в крепкие объятия. — Как же я рад, что ты выжил… Я ведь, грешным делом, подумал, что ты уже всё — со святыми упокой…
— Так и я тоже, Ром, — произнес дед, когда мы закончили сдавливать друг друга в объятиях, — думал, что того… на Небеса упорхнул. Словно по какому-то темному тоннелю поднимался… Так легко и спокойно было… А в конце… В конце я даже свет какой-то… неземной увидел, — признался он мне. — Вот и не верь после этого попам, Ром… Неужели, есть что-то после, а?
— Жизнь загробная? — Я криво усмехнулся. Уж кто-кто, а я об этом знал не понаслышке. — А что потом? — поинтересовался я, так и не ответив на его насущный и животрепещущий вопрос.
— А потом — ничего! — Развел руками мой молодой старикан. — Словно кто-то меня за штаны обратно вниз потянул. Я очнулся — а передо мной этот эсэсовец — унтерштурмфюрер СС Вольфганг Хубертус… Ну, ты его должен помнить…
— Помню, Вань, — я кивнул, — сотрудник «Аненербе».
— Да-да, он, с бутылочкой какой-то в руках…
— Так-так, а вот с этого места поподробнее, — заинтересованно протянул я, поглядывая краем глаза за стариком-профессором, тоже заёрзавшим на кровати. — Что в бутылочке было?
— Да я не знаю, — пожал плечами дед. — Капли жидкости какой-то светящейся на дне остались… Как я понял, он мне эту светящуюся
— Это «искра», — неожиданно подал голос профессор Трефилов. — Так они её между собой называли…
— Чтьо ти сказать?! — Воздух неожиданно замерцал, и в палате объявился ранее невидимый узниками Том Бомбадил, скинувший с себя все печати, скрывающие его от людей. — Искра?! — По-русски, но с чудовищным акцентом, произнес он, тряся растрёпанной рыжей бородой.
— Да-а-а… — Судорожно кивнул профессор, едва не свалившись с кровати от неожиданности и схватившись за сердце.
— Том! Ну ты чего? — попенял я Бомбадилу на его неожиданное появление. — Меня чуть кондрашка не хватила, а товарища профессора…
— Бажен Вячеславович, с вами всё в порядке? — кинулся к Трефилову дед. — А вы, товарищ… нельзя же так… И вообще, кто вы такой?
— О, приносить свой глюбокий извинений! — Бомбадил сорвал с головы нелепый синий цилиндр с павлиньим пером, и чопорно раскланялся перед моими соотечественниками. — Разрешитье предствьится — сэр Бомбадил… Том Бомбадил… ведьм…
— Наш британский союзник, работающий в Берлине под прикрытием, — перебил я его, пока Бомбадил не наговорил лишнего.
— А прикрытие у него, что надо! — восхищенно воскликнул дед. — Совсем парня не видно, а телеса у него весьма внушительные — словно верста коломенская! Научишь так же прикрываться, товарищ Том?
— О! Это совсьем легко — простейший морок, — тут же отморозил Бомбадил. — Дажье такой одарьённый-новик, как ти, может его освоить.
— Ром, — обернулся ко мне дед, — а о чём это он?
— В общем так, товарищи дорогие, объяснять это всё долго и муторно, — решил я положить конец досужим домыслам. — Обещаю, как только мы отсюда выберемся — вы всё тут же узнаете…
— Они что-то сделали с нами? — пристально глядя мне в глаза, спросил профессор. — С помощью этой «искры»?
— Нет, Бажен Вячеславович, — мотнул я головой, — всё дело в вашем изобретении. А эта искра… Этот препарат… Он лишь сильнее раскрыл ваши… способности, скажем так…
— Что же это вообще за препарат-то такой? — не унимался профессор. — И вы сейчас намекали о переходе в «ускоренный режим» и о биологическом времени? — зачастил он с вопросами. — Так это вы, тот о ком мне рассказывал Ваня — товарищ Чума? И вы тоже можете управлять внутренними…
— Товарищ Трефилов! Бажен Вячеславович, дорогой! — повысив голос, я заставил профессора остановиться. Похоже, что от перенесенного стресса его «заклинило». — Да, товарищ Чума — это я. Всё остальное мы обговорим после вашего освобождения! Времени мало — надо отсюда выбираться! И не забывайте — мы в столице Третьего рейха! Враги окружают нас со всех сторон!
— Так и спрячьте нас под этим самым вашим… как его? Мороком! — обиженно буркнул он, видимо недовольный, что я его перебил.
Право слово, иногда старики ведут себя словно малые дети. Но я его понимаю, пережить то, что он пережил… да еще и шестилетняя кома, не могли не наложить на него отпечаток… Это он еще огурцом держится. Другой бы на его месте мог бы и ссаться под себя начать.