Трагедия капитана Лигова
Шрифт:
— Эх, Фрол Севастьяныч, хорошо-то как! Ты вот что, — он обернулся в сторону рыболова. — Если кто придет просить поесть, не жалей.
— Есть!.. — Боцман из-под бровей смотрел на капитана и по-своему разделял его радостное состояние. Он сам был молод и сам любил, но… рыбачка из Одессы волей родителей досталась другому. Ходов закусил ус. Хоть и давно все это было, а как вспомнится, щемит сердце.
Клементьев, как и все счастливые люди, не заметил изменившегося настроения собеседника
— Поздравь меня, Фрол Севастьяныч! Жена у меня… — Он смутился.
— Дочка господина Ясинского, — не то утверждая, не то спрашивая, проговорил Ходов и добавил: — Красивая… должно, хорошей женой будет. — Ходов по-отечески посмотрел из-под бровей. — Дай бог вам счастья, Георгий Георгиевич!
— Спасибо, Фрол Севастьяныч, — с чувством благодарности произнес Клементьев. — Попроси завтрак в каюту принести.
Он повернулся, чтобы идти к Тамаре, и увидел гарпунера. Ингвалл стоял на берегу, у трапа. Норвежец только что вернулся из города. Хмурое, даже злое лицо гарпунера огорчило Клементьева. Стараясь узнать, в чем дело, он весело окликнул Ингвалла:
— Доброе утро!
— Плохое утро, капитан, — покачал большой головой гарпунер.
— Плохое? Почему же? Капитан и гарпунер говорили по-английски, и немногие из моряков, находившихся на палубе, понимали, о чем идет речь. Клементьева удивило, что Ингвалл не поднимается на судно, а продолжает стоять на месте. Он пригласил его перейти на судно, но тот отказался:
— Сейчас я не могу быть на китобойце.
— Почему же? — Клементьев недоумевающе смотрел на Ингвалла.
— На судне находится женщина, — мрачно и глухо произнес гарпунер. Его светлые глаза гневно сверкнули. — Вы же знаете, капитан, что женщина приносит китобоям несчастье!
— А-ах, вот в чем дело, — протянул весело Клементьев и чуть не рассмеялся, но сдержал себя, чтобы не обидеть гарпунера. — И вы верите этой сказке?
Теперь он вспомнил многочисленные рассказы моряков о суевериях и приметах. Спорить с гарпунером, пытаться его переубедить было бесполезно. Что же делать?
Ингвалл помолчал, потом твердо проговорил:
— Если женщина останется на судне, то я не буду гарпунером. Прикажите, чтобы боцман вынес мои вещи.
Клементьев понял, что свое решение гарпунер не изменит, и рассердился. Вот так из-за глупого суеверия лишиться гарпунера в самом начале промысла? Это было бы катастрофой. Но как же с Тамарой? О жене капитан подумал с нежностью. С каким удовольствием он обругал бы гарпунера за его невежество, даже прогнал бы его. Всю радость утреннего настроения испортил этот норвежец. Как же быть? Решение пришло неожиданно.
— Хорошо, Ингвалл, — примирительно обратился Клементьев к гарпунеру. — Моя жена скоро уйдет.
—
«Какой осел», — про себя обругал гарпунера Клементьев, глядя в его широкую спину, и тут же вспомнил, что этот предрассудок еще живет и среди русских моряков, особенно военных. Даже такой командир, как Рязанцев, и тот в Петербурге без особой охоты брал на клипер «Иртыш» Ясинского с женой и дочерью.
В каюте Клементьева ждала Тамара. Она у маленького зеркала причесывала свои непослушные легкие волосы. Увидев мужа в зеркале, Тамара опустила руку с гребенкой и пошла ему навстречу.
…Позднее, допивая чашку кофе, Георгий Георгиевич осторожно, боясь, что Тамара может его понять неправильно, стал рассказывать о суевериях моряков, о неудобстве для молодой женщины жить на таком маленьком корабле, как китобоец.
Тамара с первых слов насторожилась, медленно опустила свою чашку на блюдечко, потом взглянула на мужа и, наклонившись через стол, положила ладонь на его загорелую руку.
— Я догадываюсь, милый, о чем ты хочешь сказать. Моряки недовольны тем, что женщина на корабле? Я много слышала об этом еще в Петербурге, когда мы собирались ехать на «Иртыше». — Не ехать, а идти, — поправил ее с улыбкой капитан. — Ты жена моряка и должна выражаться по-морскому.
— Идти, — засмеялась Тамара, пытаясь скрыть свое беспокойство. Где же она теперь будет жить? Как они устроятся?
Возвращаться к родителям она не может.
— Олег Николаевич с удовольствием уступит нам одну комнату в своем большом доме, — сказал Клементьев. — Если, конечно, ты будешь согласна…
— Как же я могла забыть о своем друге! — воскликнула Тамара, и ее лицо порозовело. Она лукаво взглянула на мужа: — Он же мне дал свой адрес в Норвегии и тайком сообщал, как проходит твое плавание… Конечно, он нам поможет. Я ведь смогу и с мальчиками господина Северова заниматься, я же готовилась стать учительницей…
Стук в дверь прервал ее… Клементьев отозвался, вошел Ходов. Боцман поздоровался с Тамарой так, словно делал это каждый день, и осторожно сказал:
— Вас, Георгий Георгиевич, просит принять один господин.
— Кто?
Ходов кашлянул в кулак и бросил из-под лохматых бровей быстрый взгляд на Тамару. — Да один господин из города, то есть… — он замялся, потоптался на месте. Боцман явно был в замешательстве.
— Кто, кто же? — нетерпеливо переспросил капитан. — Что, он не назвал своей фамилии?
— Назвал, но… — Ходов опять посмотрел на Тамару, и она догадалась:
— Мой папа?
— Так точно, — кивнул Ходов. — Ваш родитель, господин Ясинский.