Трансцендентальный эгоизм. Ангстово-любовный роман
Шрифт:
Она чувствовала, что недодает ему того, что следует.
Наверное, ему вовсе не стоило жениться на ней – он был достоин лучшей жены.
“Не терзай себя этим, - сказал ей однажды Игорь, когда Женя заикнулась о собственных истинных чувствах. – Единственный твой недостаток, на мой взгляд, это склонность слишком в себя углубляться и заниматься самобичеванием. Я счастлив с тобой и не желаю большего”.
“Врешь!” – подумала Женя.
А может, и не врал. Но как тут поймешь – врет он или нет? Человек попроще или словами, или в лице выказал бы свое настоящее отношение, свое неудовольствие.
Они встречались с мужем по вечерам, ужинали вместе, разговаривали, касаясь всех сторон жизни, читали. Им было интересно друг с другом, но ни один ни в чем не открывался другому до конца – оба были замками, и ни один не был ключом к другому. По ночам они были близки. Довольно часто, и часто мужа к любви склоняла Женя, в которой проснулась чувственность, какой она сама от себя не ожидала. Игорь почему-то считал, что чувственность в женщине означает любовь, и, может, он и был прав… относительно других. А Женя чувствовала только постоянно обновлявшееся, ненасытимое желание принадлежать мужчине, идеалу, которого она не находила. В минуты восторга ей казалось, что вершина жизни достигнута, идеал обретен… но эти минуты проходили, и опять рядом был чужой человек.
А может, она хотела слишком многого.
То же ощущение заоблачной выси, единения с абсолютом, счастья охватывало ее во время писания – Женя старалась сдерживать себя и дозировать свои занятия, чтобы не огорчать мужа, однако регулярно присаживалась к столу. Но счастливые минуты творения были тоже редки – гораздо больше было творческих мук, борьбы с неповоротливыми мыслями и ускользающими чувствами, которые никак не позволяли запереть себя в слове.
Женя больше не знала, кто ее духовные руководители. Василий не являлся ей более, даже в обыкновенных снах; а может, она не помнила этого – но чувствовала себя покинутой. То самое чувство человека, идущего над пропастью, которое испытывает каждый из живущих.
Жизнь на земле есть смерть, непрекращающаяся смерть.
Однажды ее с такой силой одолела тоска по “чему-то, чего не может быть”, что она по какому-то пустячному поводу накричала на мужа, а потом еще и расплакалась, со стыдом и ощущением собственной никчемности, когда Игорь стал ее успокаивать. Он даже верно назвал причину ее хандры.
– Ты, должно быть, всегда так переносишь эти периоды, - сказал он.
От этой чуткости Женя окончательно почувствовала себя истеричной дурой вроде графини Шуваловой. Кто сказал ей, что за физическими явлениями стоят явления высшего порядка? Кто и когда обещал ей небо?
Чем более она удалялась от восхитительных и страшных дней, проведенных рядом с “российским Юмом”, тем меньше веры в ней оставалось. Тем менее верилось, что это ей не приснилось, что вообще могло когда-нибудь быть – никто из окружающих о прошлом не вспоминал, точно каждый бывший поклонник медиума уже начал считать себя единственным свидетелем чудес; а может, единственным человеком, введенным в заблуждение.
Однажды Женя решила устроить спиритический сеанс – хотя бы попытаться стянуть вместе своих бывших единомышленников. Конечно,
– А кто же будет медиумом? – спросил Игорь с легкой насмешкой, маскировавшей неудовольствие. – Насколько мне известно, для сообщения между нашим и иным мирами вы не можете обходиться без посредников.
– Медиумом?..
Женя не думала об этом препятствии. Вполне вероятно, поэтому не удавались и самые первые спиритические сеансы, которые она устраивала со студентами.
Медиума среди ее знакомых не было. Вероятно, она сама или кто-нибудь из известных ей людей были несколько медиумичны, однако едва ли достаточно, чтобы получилось что-нибудь путное.
– Попробуем так, - решила Женя наконец. – Может быть, что-нибудь и удастся. Дорогу осилит идущий.
Однако ее ждал полный крах. Во время сеанса не было не только никаких ясных знаков – вообще ничего. Когда гостя отпустили, Женя чуть не расплакалась.
– Я бьюсь лбом об стену…
Игорь попытался успокоить ее. Он все еще не оставлял попыток “вернуть ей здравый смысл”.
– Женечка, может, пока довольно с тебя? Посвяти себя другому. Много земных дел ожидает твоего внимания.
Помедлил и спросил:
– А если бы у нас появился ребенок?
Женя была ошарашена так же, как Василий, когда Лидия задала ему этот же самый вопрос.
– Ребенок? Сейчас?
– А когда? – спросил в ответ уязвленный муж. – Ты молода и здорова, я – тоже. Наш род нуждается в преумножении. Нет никаких препятствий к тому, чтобы завести ребенка.
Женя чувствовала себя менее всего на свете готовой к материнству.
Игорь посмотрел в ее большие остановившиеся глаза и вдруг испугался.
– Женя! Что ты задумала?
– Я?
Она посмотрела на мужа.
– Ничего.
“Я могу быть и бесплодна – но, вероятно, просто неспособна зачать ребенка в такой короткий срок. И очень хорошо”.
– Это зависит не от нас, - сказала она Игорю.
Вдруг Женя в полной мере ощутила себя существом, которому не место в мире. Она не предназначена была для того, чтобы родить ребенка и оказаться прикованной к этой земле и к своему мужу еще лет на сорок, а то и больше. Ее земной путь был кем-то уже измерен, как путь Василия.
– Я надеюсь, что это произойдет в ближайшем будущем, - сказал муж.
Женя промолчала.
Она опять прервала работу над романом, окончание которого представлялось ей так ясно, точно было уже написано. Но Женя вдруг стала суеверна. Ей отчего-то страшно сделалось заканчивать свое сочинение.
Игорю она тоже своего романа не показывала, держа запертым на ключ в ящике секретера - там же, где лежали “спиритические” послания от Василия, полученные ею при жизни его и после смерти.
***