Трансильвания: Воцарение Ночи

Роксенбер Лорелея

— Я вернусь домой. Никто о Вас не узнает. Ни власти, ни полиция.

Вампир только усмехнулся. — К мамочке потянуло, м? Колени уже зажили после поклонов Боженьке? А, нет, постой. Как же я мог забыть. Наверное, к любимому Дэвиду вернуться хочется. Разделить с ним каждую ночь, завести семью, родить несколько рыжих чертей и до конца жизни посещать Мистера Нолана, жалуясь на ужасные кошмары обо мне. Такие ужасные, что ты горишь. Горишь, еще не приблизившись ко мне. Ты никого не обманешь. Ни меня, ни даже своего психоаналитика. В чем-то я даже апплодировал ему, стоя. Властный доминант из кошмара, действительно, стал намного важнее реальных отношений. Да и разве же это были бы отношения? Ты — умная, начитанная и образованная девушка, Лора.

А те, кто окружают тебя, не ровня тебе. Тебе даже поговорить не с кем, потому что все эти мальчишки — ограниченные болваны. Ты заслуживаешь большего… Потом же этот напыщенный кретин подорвал всю свою репутацию в моих глазах. Сначала он начал говорить о каких-то мальчиках, не имея ни малейшего представления о сознании твоей перерождающейся души, разбитой вдребезги и от века к веку хранившей верность только одному мужчине - мне. Следом, Нолан и вовсе превратился в циркового клоуна. ‘Не имеет значения, как сильно Вы желаете его — его нет.’ Он сказал, что меня нет. Проводя время в заточении, мне, действительно, иногда казалось, что меня уже нет. Но не до такой же степени, чтобы поверить в то, что меня не существует… К слову сказать, пожалуй, здесь, на самом деле, стало слишком жарко, не находишь? Как насчет того, чтобы немного остудить невыносимую лихорадку?

Он все еще улыбался, а принуждение, которое я не могла побороть, уже завладело моим рассудком, проникнув в мою голову, подобно маленькому паразиту с острыми зубами-иглами, впивающимися в ткани мозга. Не отдавая себе отчета в том, я начала медленно расстегивать накрахмаленный белый халат. Пуговицу за пуговицей. Завершив начатое, я отбросила его к ногам, оставшись в одном кружевном черном нижнем белье. Бледная кожа покрылась пурпурными пятнами. Я опустила глаза.

— Что Вы делаете? — Мои зубы стучали, а кровь ударила в голову, разбиваясь пульсом в каждой клетке тела.

— Просто хочу на тебя посмотреть… Как я и запомнил. Идеальна. — Его и без того темные глаза потемнели еще больше. Да, он был монстром вне всякого сомнения, но при всем этом он все еще оставался мужчиной. Магия влечения работала на нем практически так же сильно, как и на мне. Только он не боялся в отличие от меня… — А попутно решаю твои психологические проблемы, девочка. Не борись с основным инстинктом. Это природа. Никакой силе духа не справиться с ней. Что же насчет дома. Ты им не то место называешь. Твой дом — это мой замок. Твой дом — это мой мир, который я отдам тебе в руки. Вместе с короной.

— Но почему? — Только и выдавила я из себя.

— Потому что… — В мгновение ока он оказался рядом и оперся руками на стену за моей спиной, заставив меня вжаться в нее, чтобы не почувствовать соприкосновение с его телом. Он выдыхал мне в висок каждое слово, пока я отвернулась к стене, пытаясь проглотить душащий меня комок в солнечном сплетении. — Ты — реинкарнация моей погибшей шесть веков назад жены. И я вернулся из смерти, чтобы дождаться тебя. Ради тебя я проклял Бога и всех святых. Ради тебя я стал чудовищем, которого ты теперь боишься.

Он распустил мои волосы резким рывком, и они рассыпались по моим плечам.

— Глупая. — Он смотрел мне в глаза, коснувшись моей щеки своей холодной, как снег ладонью. — Стоило бежать столько времени, когда можно было принять меня и стать счастливой навечно?

— Что ты хочешь услышать? Да, я боюсь тебя, но не монстра внутри тебя, а оболочку, которую вижу собственными глазами! Боюсь себя, боюсь терять опору и землю под ногами! А ведь это происходит каждый раз, как только я тебя вижу. Я боюсь твоей вечности. Боюсь нести ответственность за эту любовь целую вечность, потому что чувствую и знаю, что меньше, чем через вечность, мне не выпутаться, если я приму тебя. Если я приму себя такой, какая есть. Сводимой с ума ужасом моих ночей. Я боюсь снова и снова ощущать то, что меня поглощает, поэтому я боюсь тебя. И каждого видения, связанного с тобой. Я боюсь тебя видеть. Потому что каждый взгляд возвращает меня к мысли

о том, что ты — жуткая, порочная, но все-таки моя Вселенная… Мать говорила, что ты — исчадие ада, сын Сатаны… Это правда? — Я уже не отводила взгляд. Бесполезно, когда липкие сети паутины окутали настолько, что в этом сладком сиропе ты просто засыпаешь, погружаешься в вечный сон, не в силах лететь прочь.

— А это имеет значение, если я — твоя судьба? — Он склонил голову к моей шее и коснулся ее ледяными губами. Пульс бился все быстрее, отстукивая в голове ‘Пляску смерти’ Сен-Санса.

— И не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. — Все еще сопротивляясь, мои губы шептали молитву.

— А ты не сдаешься так просто, да? — Он усмехнулся, покусывая мою шею и сжимая мои дрожащие руки в своих. — Противишься каждому импульсу. Слушай крик своего тела. Слушай Симфонию Безумия Грига. Она тебе понравится. Войди со мной в пещеру горного короля…

— Я ненавижу тебя. Ты растлил меня. Из-за тебя я повисла на грани жизни и смерти. Столько ночей в кошмарах… Ты пытал меня без зазрения совести.

— Я прожил половину тысячелетия. Я продал совесть за богатство и власть. Я продал за бессмертие все человеческое.

Его руки легли мне на бедра. Еще полминуты я смотрела на него, и сил к сопротивлению во мне просто не осталось. Он развернул меня в противоположную сторону. Целуя в шею, он подталкивал меня в сторону своей кровати. Я отпихнула носком туфли с дороги руку одного из убиенных вампиром, и, борясь с застежками плаща кошмара всех моих ночей, опустилась на его кровать.

— Он ввел ее во искушение, и ей нравилось это. — Звенел в голове голос матери. И пусть она сотню раз была права, пусть я легко стала продажной девкой сил зла, я уже ни о чем не жалела. Его поцелуи причиняли мне боль, лишали меня моей непорочности, потому что в сплетении наших языков, я чувствовала горький привкус ада во рту. Ваниль, зефир, сандал и тление… Ловким движением левой руки, он расстегнул лифчик, а я ногой обвила его за талию, пока его рука поглаживала мое бедро, постепенно лишая меня последнего оставшегося на мне белья. Я вытянулась в струну и открыла ему шею, поигрывая пальцами с пряжкой брюк, жадно влезая под ткань его исподнего, уже расстегнув рубашку и оставив дорожку из поцелуев на сильной и холодной груди. Он не спрашивал ни разрешения, ни приглашения. Из-под верхней губы его показались два острых клыка. Через мгновение они пронзили нежную кожу моего горла, отыскав яремную вену. Эйфория ударила в голову…

Он коснулся пальцами моей нижней губы. Он сочетал нежность и грубость так искусно, что у меня не осталось воли, не осталось меня ни в одном из смыслов. Вся обратившись в чувственное ощущение, я раздвинула ноги. Он вошел в меня, он пил мою кровь из каждой венки на теле: из рук, ног, живота, груди. Ферменты его слюны оказывали обезболивающее и заживляющее воздействие. Но шрамы оставались. После насильственных действий они не могли не остаться, но в тот миг мне не было до них никакого дела. Я стонала от боли, которую порождали вновь и вновь вспарываемые клыками вены, и похоти.

Он провел правой рукой, на которой красовался массивный перстень с изображением дракона, под ямочкой на шее, из которой струилась кровь; затем я почувствовала прикосновение к горлу ледяного языка, слизывающего кровь. — Шрамы останутся, как подарок, чтобы ты помнила обо мне…

— Владислав. — Прошептала я, запрокинув голову. — Ты — проклятие мое…

Он погрузил клыки в вену на запястьи. Тошнотворный кровавый привкус железа на языке и сандаловый запах его парфюма - все, что я могла сейчас ощущать. Омерзительно… Эйфория… Наши тела, словно клубок змей, свились в одно и двигались слаженно, в унисон. Живое к мертвому. Так начиналась любая вечность. Я вспомнила имена всех Богов, дойдя до пика. Сминая простыни в оргазмических конвульсиях, я рыдала и стонала его по имени. Я молила не отворачиваться. Все, что я хотела видеть в этот миг; все, чем жила сейчас, было его лицо…