Трансильвания: Воцарение Ночи
Шрифт:
— Когда-нибудь сыграю. Обещаю. — Раздался до боли любимый голос в голове, и я опустила голову на его плечо, устремив взгляд вперед.
В крупном резервуаре, до краев заполненном свежей кровью, плавал окровавленный красный сгусток, уже покрывавшийся зеленой болотной слизью, длиной около пятнадцати-двадцати сантиметров.
— Вот это да. Это он так за сколько часов вырос? — Ошеломленно спросила я, обернувшись в сторону Амбердо, не отпуская руки мужа из своей.
— Чуть больше, чем за два. Вскоре этот сгусток, достигнув своих максимально возможных размеров, начнет деление на отдельные организмы. Тогда их можно будет разместить в лаборатории, в которой Вы недавно очнулись. Закончив
— Вы упоминали о нем, когда у меня случился первый приступ. — Я кивнула головой. — Монстр, созданный неким безумным ученым?
— Да. Этот ученый вместе с Вашим мужем долго работал над созданием этого существа, собирая его из частей тел усопших. Он воскресил его тем же способом, что мы планируем воскресить Ваших детей. Это создание, по-настоящему, бессмертно, ничто не может убить его, поэтому зарядом его энергии можно пользоваться бесконечно. Существо нарекли монстром Франкенштейна, по фамилии безумного ученого, его создавшего. К сожалению, сейчас наши усилия ни к чему не приводят. Он уплыл из Трансильвании по Адриатическому морю, и где он сейчас, никто не знает. Но мы не прекращаем поиски.
— И увенчались чем-нибудь хорошим попытки в прошлом оживить детей?
— Даже не раз. В девятнадцатом веке — потомство от трех невест Его Величества, в двадцатом — от жены Элеоноры. Дети Вашего мужа живут сейчас в разных мирах и уголках света. Никто из нас не знает, сколько их, на самом деле.
— Спасибо Вам за помощь, доктор Андерсен. И вообще за все. — Я благодарно улыбнулась Амбердо и поцеловала мужа в щеку. — Прошу меня простить. Я хочу принять душ и смыть кровь. Я скоро вернусь.
— Разумеется. — И Владислав, и доктор понимающе кивнули. Покинув мужчин, я хлопнула дверью комнаты и направилась в ванную, располагавшуюся на девятом этаже…
Я, Владислав и еще несколько человек стояли в старой церкви. Я задумчиво осмотрела присутствующих. Все они были одеты бедно и невзрачно. Наша одежда резко контрастировала с их. Мое черное бархатное платье, хоть и было самым простым из находившихся в гардеробе, но, тем не менее, слишком мажорно смотрелось среди обычных смертных. Владислав же и вовсе надел бордовый бархатный пиджак, черную рубашку с золотыми запонками и черные брюки, у ремня, которых была золотая пряжка. Я добрых минуты три не могла оторвать от нее взгляд. Вот мы сейчас, такие невозмутимые, стоим здесь, а по ночам этот ремень сдавливает мне шею, но никто из присутствующих не догадывается об этом. Кроме Андреа тайн моего порочного господина не знает ни одна живая душа. Я подняла голову вверх. Не знаю, кто здесь все отмывал, но не осталось ни единой капли крови в этом помещении, хотя, когда я находилась здесь в предыдущий раз, имела место быть кровавая баня. Я помнила о случившемся здесь, словно это было вчера. Разбитый алтарь, голова парня, имевшего неповторимое сходство с Дэвидом Теннантом, а вон и стена, в которую муж вжимал меня на глазах остекленевших прихожан. Все вокруг пахло пороком, куда бы я ни пришла, и напоминало о наших грехах. Прошлых, настоящих… Я опустила глаза.
— Мы собрались здесь почтить
Что и говорить, Андреа была превосходным оратором. А у меня начинала от всего происходившего болеть голова. Слишком много воспоминаний и боли. Причиненной мне, причиненной мной.
— Они ушли, но не будут забыты. — Каждый из стоявших друг за другом произносил эти слова.
От меня не укрылась демоническая усмешка мужа. — Они ушли, но не будут забыты.
С этими словами он покосился на меня, давя смешок. Один смеялся мне прямо в лицо, вторая устроила все это шоу, лишь бы усилить мое чувство вины и заставить почувствовать себя полным ничтожеством. Когда дошла речь до меня, я просто развернулась в сторону выхода. Им не заставить меня заниматься самоедством. И эти два, с позволения сказать, человека еще были единственными моими близкими!
Уже у выхода мне преградила путь Андреа. — Вернись на свое место, Лора.
— Это же балаган. Тебе самой хочется стоять там и врать, что гибель этих людей и детей не на совести здесь присутствующих? Пытаешься заставить меня включить вину и терзаться? Ты не дождешься моих извинений, Андреа. А теперь — с дороги.
Я отпихнула волчицу плечом, почувствовав сзади чье-то присутствие. Владислав тоже уходил.
— Конечно. — Лицо Андреа исказилось гримасой боли. — Зачем вам чувствовать вину и брать на себя ответственность за жизни, которые отобрали? Проще так. Как живется. На хорошее вы оба вообще не способны. Ну и проваливайте, в таком случае.
Двери медленно и неслышно затворились за нашими спинами…
Три недели спустя.
— Они погибнут, если мы не приступим к процессу воскрешения в скором времени. Наши дети погибнут. — Мой муж, на редкость, впервые выглядел глубоко опечаленным, бесцельно листая одну из папок с бумагами за тысяча девятьсот сорок шестой год. Его печаль контрастировала с глубоким раздражением. — Мои дети погибают, а единственное полезное из того, что я могу сделать, это листать идиотскую папку.
Он раздраженно отшвырнул от себя документы, и они нестройной кипой попадали на пол.
— Дорогой. — Я положила руку ему на плечо. — Еще есть время, мы обязательно что-нибудь придумаем.
— Какое время, Лора? Монстра Франкенштейна мои люди ищут уже сотню лет, а нашим детям жить осталось до заката третьего дня, начиная с этой минуты. Не уверен, что мы сможем повторить это снова. Первый раз был мучительным. Ты чуть не погибла. И рисковать твоей жизнью я больше не желаю.
— Послушай. — Я присела на пол, положив руки мужу на колени. — Сколько раз мы выбирались из дерьма? Я дважды чуть не потеряла тебя, и оба раза решение приходило в самый последний момент. Я нашла способы сохранить тебе жизнь. Я не позволю умереть нашим детям. Верь мне.
Сев рядом, я прижалась головой и рукой к его ноге, закрыв глаза. Спустя пару мгновений я, наконец, завела разговор о том, о чем собиралась его спросить еще в первый момент приступа моей беременности.
— Ты говорил Амбердо, что леса горят. Это из-за меня, из-за того, какая я? — Сменила я тему, не позволяя мрачным мыслям удручать нас снова и снова.
— Если ты слышала это, ты слышала и все остальное. Да, это так. Твоя психическая нестабильность и абстинентный синдром, когда ты не получаешь новую дозу наркотика своей любви, ведут к коррозиям почв и горению лесов. Ты теперь связана с природой этого мира, и, похоже, что медленно и верно приближаешь апокалипсис, о котором говорило пророчество. Я же говорил, что будет только хуже, если не уйдешь.