Трансильвания: Воцарение Ночи

Роксенбер Лорелея

— А Вы — сказочник. — Вымученно улыбнулась я, прикрывая глаза. — Так что, злодеям полагается счастливый конец и отъезд в закат?

— Вы о чем? — Он недоуменно посмотрел на меня.

— В моем мире жил писатель с такой фамилией. Он писал детские волшебные сказки, которые любой родитель читал своим детям на ночь. — Как-то хрипло и едва слышно прошелестела я.

Андерсен ничего не ответил, только улыбнулся. — Нет смысла повторять то, что я сказал Вашему мужу. Вы все слышали. Расскажу лишь вкратце, что необходимо. Вы будете находиться в состоянии беременности три месяца. Затем сформируется плацента, и я извлеку ее вместе с плодом в более подходящее для развития Ваших детей место. В Вашем организме недостаточно крови, чтобы прокормить их.

— Детей, не ребенка?.. У нас, что, будет двойня? И как Вы определяете без УЗИ? Вы, наверное, даже понятия не имеете, что я имела в виду.

— Двойня? — Амбердо как-то чистосердечно

расхохотался во все горло. Отсмеявшись, он снова посмотрел на меня. — Вы умерли, Лора. И Вы — вампир. Само зачатие происходило иначе. Намекну лишь, что Ваш организм теперь размножается, как организм мухи. Или рыбы, но не как человека. Меньше трехсот особей в потомстве не приносит ни одна вампирша.

— Чего? — Я чуть не поперхнулась, совершенно забыв о боли и подскочив на кровати, как ужаленная. — Доктор Андерсен, дайте мне сюда виновника этого мракобесия, хотя бы просто пинком подтолкните поближе, чтобы я могла его задушить.

Говоря ‘Милый, я хочу ребенка’, я не подразумевала вешать на свою шею триста спиногрызов. Это значило ‘Я хочу одного розовощекого’ — ну ладно, так и быть у вампиров таких не бывает, — ‘бледнолицего карапуза, которого в случае чумы, войны, желания поспать или чем-нибудь другим заняться можно скинуть на прислугу. ОДНОГО!’ Я вообще с детьми не лажу, в принципе. Один раз помогала своей приболевшей тете, которая работала воспитательницей, присмотреть за группой. Мы вышли на прогулку. На улице была зима. Один гиперактивный придурок прыгнул на девочку сверху и, упав лицом вниз на лед, она сломала себе нос. Тетя еле уговорила родителей не подавать в суд. В группе в тот день было девять человек, и я не смогла уследить, но триста… Иуда. Он все знал, поэтому сам до последнего пытался заставить меня передумать.

Я раздраженно с рычанием в легких выдохнула. Потом, театрально схватившись за голову руками, осознав, что запахло жареным, и я попала в ловушку без шансов выбраться, я прошептала, зажмурившись. — Боги, я — чертова дрозофила!

— Когда мы достанем яйца из Вашего организма, мы поместим их в специальный резервуар, заполненный кровью. — Невозмутимо продолжил Амбердо, правда, подавив смешок, кашлянув в кулак. — Там они будут расти, увеличиваться в размерах, пока не образуются коконы, которые в грозовую ночь можно будет вернуть к жизни посредством поглощения человеческой энергии и энергии природного заряда тока, который сработает, как дефибриллятор. Если человеческое сердце он запускает и заставляет биться, у Ваших детей потребности в бьющемся сердце нет. Они просто оживут. Кстати, мозг у них уже формируется с первых дней. Даже сейчас они чувствуют Вас и Ваше настроение. А про питание из теплой вены я советовал потому, что им надо питаться. Также с первых дней. И они хотят настоящей крови. Будете баловаться кровью из пакетиков, они съедят Вас настолько, что живыми только глаза останутся. Ни в чем себе не отказывайте. Живите как жили до произошедшего. Постоянно находиться в горизонтальном положении, порой, даже губительно. Сегодня отдохните, а завтра выходите из дома. Прогулки на свежем воздухе хорошо сказываются на организме матери и прием природных витаминов. Запаситесь фруктами. По реакции своего организма Вы поймете, какая пища нравится Вашим детям и какая не нравится. Сообщайте мне о своем состоянии регулярно. До встречи, Ваше Величество. Теперь я буду часто Вас навещать.

— Спасибо, доктор. До свидания.

Владислав взял меня за руку, когда доктор Андерсен покинул нашу спальню, и я напомнила себе обстоятельнее побеседовать с ним по поводу скрытого от меня факта разрушения мира, когда буду в силах. Сейчас же я хотела только спать.

— Отдыхай, бабочка. Твое желание привязать меня к себе фатально сказалось на твоем организме. Я бы и без всяких детей остался с тобой. — Владислав поцеловал меня в лоб. — Я пока пойду разбираться с прибывшим бароном де Обером. Ублюдок клянет королеву всеми матерными, которые ему только известны из-за бесплатной сделки с Дизарой. Слухи быстро расползаются. А по факту ее смерти он снова считает себя в праве претендовать на Соверен.

Я закрыла глаза, на лету погружаясь в сон, пока дверь еще закрывалась за его спиной.

Медленно тянулись нескончаемой чередой дни и ночи в постоянной, но приятной рутине. Муж вернулся, и теперь он брал на себя ответственность за все государственные дела, иногда отправляя телеграммы на границу, чтобы проверить, как обстоит там ситуация. Я же практически ничем не занималась. Иногда меня посещал Амбердо Андерсен, чтобы справиться о состоянии моего здоровья. Силой воли я заставила себя охотиться на людей ради будущих детей, но больше не убивала. Чтобы после моего укуса никто не умер и не нарушил запрет старейшин, обратившись в вампира, я лечила жертв своей кровью, а потом внушала обо всем забыть. Амбердо был прав. Чувство вины и ответственность за гибель сестренки Дерана терзали

меня днем и ночью, и я больше не могла вести себя, как первые месяцы после обращения, вырезая народ целыми деревнями. Тогда я вела себя, как капризный ребенок, с непривычки к обостренным вампиризмом эмоциям. И жертвами моей непривычки стали двадцать шесть человек в церкви. А все они были чьими-то сыновьями, дочерьми, сестрами, братьями… Я бы так никогда не задумалась о моральном аспекте, если бы одной из жертв не стала девочка, имевшая отношение к моим друзьям. На следующий день после нанесенного визита, гуляя у опушки леса, я встретилась с Андреа, которая опровергла мои мысли о том, что мы больше не можем быть друзьями, пригласив меня к себе. Так я и провела эти три месяца, практически каждый день посещая пещеру Андреа и Дерана. За это время все обиды как-то постирались, мы начали жить дальше, а юные волк с волчицей стали такой неотъемлемой частью моей жизни, что я не могла даже вообразить, что когда-нибудь обрету столь верных друзей. В те редкие минуты, когда у нас со своенравной волчицей возникал конфликт, одной шуткой Деран мог заставить нас обеих рассмеяться, забыв о ссоре и обиде. Состояние мое, при всем том, что я соблюдала все предписания своего врача: много гуляла, не испытывала стрессов, питалась из вены и поглощала фрукты, которые мне приносил Роберт практически на блюдечке с голубой каемочкой, тем не менее все равно оставляло желать лучшего. За три месяца и два дня я пережила порядка семи болевых приступов, и таких сильных, что лицо мое становилось бледнее даже самого бледного вампирского лица, а конвульсии сдавливали все тело. Доктором Андерсеном мне был подарен магический амулет. Как только случался приступ, нажав в самый центр круглого металлического шарика, я могла незамедлительно позвать врача. Это мне напоминало кнопку вызова медсестры в больницах над койкой. В детстве я боролась с запущенной стадией язвы желудка, поэтому имела неудовольствие оказаться госпитализированной и узнать работу больницы изнутри. Но Андерсен не мог меня контролировать в то время, как я находилась в волчьей пещере. В эти часы и минуты я оставалась абсолютно беззащитной перед лицом приступов, когда плод (или яйца, Господи, упаси) начинал поворачиваться с боку на бок…

Вырвавшись из размышлений о житие-бытие, я присела на стул возле окна, в котором виднелись неприветливые и мрачные хвойные деревья. Андреа сидела, скрестив ноги по-турецки, на своей кровати, а Деран занимал свое привычное место на раскладушке. Я положила ногу на ногу, оправив легкий подол сиреневого платья в пол. Серебристые босоножки на высоких каблуках удачно дополнили образ, хоть и не были в тон.

— Я хотела сказать… Я была сама не своя. Извини меня что ли. Не следовало врываться, не выяснив всей картины. — Помолчав, сказала Андреа.

— Три месяца спустя ты извиняешься? Фантастика. У русских говорят в такой ситуации, что, видимо, конь где-то издох. — Мои брови удивленно поползли вверх.

— Я просто… Я хотела устроить вечер памяти в честь погибших детей. Мы с Дераном так и не попрощались с новорожденной Мией, Венири и Кронином. У нас не было шанса их оплакать, а скорбь разъедает, когда не даешь ей возможности выйти. Явиться на мероприятие — ваша святая обязанность. Обоих. Не придете, пеняйте на себя. Я устрою террор, ибо вы оба приложили к этому руку. Пусть он и косвенно, но ты его задницу спасала. В церкви на окраине безымянной деревни, где вашими стараниями было совершено еще одно массовое убийство. Около десяти лет назад. Теперь там никто не живет. Боятся проклятия, наложенного на деревню четой Дракула. Бедные верующие люди. Они и не подозревают, что таким образом вампиры не проклятия накладывают, а развлекаются, когда им скучно.

— Ой, все. — Я махнула рукой, нервно качая ногой в такт внутреннему тремору. Становилось душно и как-то очень нехорошо. — Мы придем.

— Надеюсь, что так. Как там твой возлюбленный? Серебро с моих когтей не растворило ему желудок? — Улыбнулась Андреа, пристально глядя мне в глаза.

— Пакетированная кровь творит чудеса и выводит токсины, если их не критически много. — Отмахнулась я, игнорируя нагленькую усмешку.

— Жаль. Посмотреть на его труп — то еще зрелище. — Скривилась она, а я потихоньку дотянулась до нее ногой. Скажу лишь, что удар босоножки в бедро — не самая приятная вещь, особенно, если бьет вампир.

— Ауч. Щекотно. — Попыталась свести в шутку Андреа, но все-таки поморщилась от боли. Не имело значения, что она была оборотнем. Порог боли был вполне себе человеческим. — Нет, ну ты мне объясни просто. Я не могу этого понять. Как можно любить бессовестное создание ночи? У него нет моральных принципов. Он — злобный садист и маньяк с истинным чувством педофила к маленьким наивным и прекрасным куколкам, еще даже не вступившим в фазу полового созревания. Что ты в нем видишь? Никто из нас ничего иного не видит. У меня из-за него незаживающие шрамы на спине. Тебя они, похоже, не очень волнуют. Ты четыре месяца закрытые платья носишь.