Трапеция
Шрифт:
кладбище. Он напечатал этот список, сложил, вложил в паспорт на захоронение
и вручил этому гимнасту на Рождество. И все-таки, дружище, я только что видел, как вы делаете тройное и делаете очень достойно. Кто знает, быть может, какой-нибудь паренек, увидев вас на представлении, вырастет, поверит, что нет
ничего невозможного, и попытается совершить четверное сальто к ловитору. Или
взберется на Эверест. Или, кто знает, полетит на Луну. Нет, невозможного не
существует, дружище.
Марио хихикнул.
– По-моему, вы читаете слишком много комиксов про Бака Роджерса. В любом
случае, одно я знаю точно – у меня четкое предубеждение насчет ломания шеи.
Рыжеватая голова качнулась в знак согласия.
– Кто-то изобретает трюки, кто-то их совершенствует. Я уверен, что Джим
Фортунати в дни своего расцвета – хотя я видел, как он отлично делает тройные
– ни разу не выполнил сальто так великолепно, как вы сейчас. Я уверен…
– Эй, Левша!
– крикнул кто-то. – Работать надо, а не сотрясать воздух болтовней с
артистами! Давай, парень, закругляйся!
Лицо человечка сморщилось в улыбке.
– Боюсь, я пренебрегаю своими обязанностями. Рад был с вами познакомиться, мальчик мой. Пусть пройдет много, очень много лет, прежде чем вы наследуете
участок на кладбище.
Он развернулся и медленно побрел прочь.
Томми и Марио посмотрели друг на друга.
– Ну и псих, – выдавил, наконец, Томми.
– Даже не знаю, – отозвался Марио. – Он многое знает о цирке. Клео
рассказывала эту историю о Паррише, когда мы с Лисс были еще детьми. О том, как старый Лючиано Старр подарил Барни Парришу участок на кладбище на
Рождество. Может, он сам когда-то летал. Хотя вряд ли он полностью в своем
уме.
Марио посмотрел на аппарат.
– Четверное сальто. Нет, никак. А вот три с половиной… когда-нибудь…
– Так, проехали, – сердито потребовал Томми. – Даже и не начинай об этом
думать!
Марио снова засмеялся и потряс головой.
– Нет. Как и сказал тот сморчок, есть парни, которые изобретают трюки, а есть
те, кто их совершенствует. И я не из первых. Оставлю три с половиной кому-
нибудь еще. Нет, старикашка точно чокнутый. Миля за четыре минуты – уже
доказано, что это физически невозможно, человеческое сердце такого не
выдержит. И как можно построить космический корабль и долететь до Луны?
Там же воздуха не будет. В смысле, даже если взять ракету из комикса, то от
чего она будет отталкиваться? Старик определенно свихнулся.
Но он опять взглянул на трапецию, будто пытаясь представить вольтижера, выполняющего четыре невозможных оборота,
А если этот старичок из тех, кто покалечился, делая тройное? Говорят, таких было
много. Он с таким знанием говорил о полетах… И все эти разговоры о
невозможном. Марио действительно этого хочет?
Как-то днем во время долгого переезда по Северо-западу Томми подсел к
Папаше Тони. Марио и Анжело играли со Стеллой в карты в привилегированном
вагоне, Джонни что-то черкал в блокноте на соседнем сиденье. Папаша Тони и
Томми играли в шашки на маленькой карманной доске – Папаша подарил ее
Томми на День рождения. Вдруг старик оторвался от созерцания шашки, которую только что произвел в дамки.
– Томми, – сказал он, – ты усердно трудишься и выглядишь счастливым. Ты
счастлив?
Томми был, как всегда, растерян и смущен оказанным вниманием.
– Конечно. А почему я не должен быть счастлив?
– Мальчишки! – покачал головой Папаша. – Думаешь, быть счастливым – это так
просто? Ну да, я знаю, что ты не страдаешь. У тебя не болят зубы, ты не плачешь
по ночам… Но счастлив ли ты? Чувствуешь ли, что жизнь с каждым днем
становится лучше и ты всем доволен?
Томми внимательно разглядывал доску.
– Я никогда об этом не задумывался.
– Как и все молодые, – нахмурился Папаша, передвигая шашку. – Надо научить
тебя играть в шахматы, они учат думать на несколько шагов вперед.
– Я не могу запомнить, как они ходят. Это слишком сложно. Я не настолько умный.
Надо ведь хорошо соображать, чтобы играть в шахматы, так?
– Ты не считаешь себя умным и не знаешь, счастливый ли ты?
С минуту поизучав узор на доске, Томми сказал, не поднимая головы:
– Я счастлив, Папаша Тони. Я… я занимаюсь тем, что мне нравится.
Тонио Сантелли наклонился «съесть» одну из шашек Томми и убрал ее с доски.
– Видишь? Даже в шашках надо думать наперед. А Мэтт? Вы нормально ладите?
Я не знаю, возможно, он слишком суров с тобой. Возможно… ты еще ребенок…
может, я должен…
Он замолчал и снова склонился над доской.
Изучив западню, которую Папаша расставил между двумя дамками, и сделав
вынужденный ход, стоивший ему еще одной шашки, Томми понял, что эти слова
подразумевают нечто большее. Каким-то образом Папаша знал. Мысли
разбежались.
Как? Мы были так осторожны!
И все-таки старик знал. Не говорил напрямую, но сейчас, над доской, все
будущее Томми зависело от того, как он ответит.
Что мне сказать? Он наверняка считает, будто это ужасно. Марио предупреждал