Третья истина

Лина ТриЭС

– Итак, «Пирушка с привидениями!»

– Виконт! – Саша полезла к нему под полушубок. – Не надо!

– Извини, Александрин, хочешь, терпи, хочешь – заткни уши, но я – человек чести. Дал слово – сдержу, – он обнял ее через бекешу и весело блеснул глазами.

Саша не понимала до конца, дразнит он ее или нет, но под бекешей, у его левого бока было тепло, как возле печки, равномерно билось, словно успокаивая, сердце, сверху мирно лежала рука и она не захотела упускать случая. Пусть говорит. Он же не вытаскивает ее отсюда…

– Рассказывайте. Значит, пирушка с этими… самыми…

– С ними. Пошутили, будет. Уселась тут, так уж не болтай.

Принужденная

молчать, там под полой бекеши, в теплом кусочке темноты, Саша очень быстро и крепко уснула. Во сне она понимала, что спит, но почему-то казалось, что в ящике комода в мансарде Раздольного. В комнате как будто никого больше нет, за перилами балкона творится что-то невообразимое – гроза, стрельба, а она спит и думает: «Это же самое удобное место для спанья и самое надежное». Потом сон переменился, и она не сразу поняла, где находится на этот раз – какое-то мягкое помещение, и колышется, как гамак. Но услышав слова из «Снегурочки», поняла и во сне совершенно не удивилась: она стала маленькой, с палец, и забралась в карман его «серого походного» сюртука, в котором он был в театре. А его рука, чуть сжатая в кулак, лежит себе спокойно рядом, в кармане... И даже не жаль, что сцены не видно. Зато можно, как следует, отдохнуть – ведь так устала за последние дни…

Саша открыла глаза. Совсем рядом блеснула маленькая белая пуговица. Она сонно взглянула выше – на впадинку у горла, на которую съехал крест, распахнутый ворот, край повязки и, проснувшись окончательно, вскочила на ноги… Уф, затекли как! Она попрыгала, разминаясь, потом осторожно посмотрела на Виконта – стыдно ужасно за ночные страхи, сейчас они кажутся такими нелепыми. Глаза у него оказались открытыми и, встретившись с ней взглядом, он улыбнулся краешком губ:

– Доброе утро!

Кажется, никакого презрения в его взгляде не было, но Саше от этого не легче. Она давно знает, что Виконт за всеми женщинами, детьми, старичками и старушками мира оставляет право быть неумелыми трусишками. Но Сашу не устраивает такая позиция. Не давая ему возможности что-нибудь добавить, скорее всего, как следует из опыта, начать снисходительно подтрунивать, она принялась уверенно говорить сама.

– А вы что – не спали? Почему, спрашивается? Болело или… почему-то еще? А сейчас вы как себя чувствуете? Вам, наверное, холодно? А ну-ка, застегните рубашку и полушубок!

– Мне не холодно. Погоди, встану. Засиделся. Да не смотри ты на меня, будто я сейчас рассыплюсь. Все в порядке. А тебе как на карауле? Не скучала?

Несмотря на шпильку, она не сбавила тона:

– Сейчас придвину что-нибудь, там поищу, – она кивнула на обнаружившуюся при свете дня дверь в соседнее помещение, – и вы полежите, как полагается… Эти священники, хоть бы диванчик какой-нибудь здесь бросили! Ну что за люди, все утащили!

Приговаривая так, она посматривала на него краем глаза, а он молча следил за ее хлопотами, по-прежнему немного улыбаясь. Она пронеслась по всем помещениям этой заброшенной церквушки. Их оказалось три: самый большой зал был разрушен больше всего. Две-три лампады, рассохшаяся скамья – вот все, что удалось обнаружить. Счастье, что их вещи нашлись у дороги, а не уехали с Колькиной семьей в этот самый Купянск. Неужели они потом не вернулись? И не знают, что Федор убит? Вчерашнее отчаяние было так свежо в памяти, что стало страшно за Кольку и его родных. Вернуться и найти родного человека – мертвым! Саша сорвалась с места и влетела поскорее в комнату, где находился Виконт.

Ларь, припиравший дверь, был отодвинут, на нем стоял полупустой, явно только что почищенный,

ковшик с водой. Сам Виконт полусидел в углу с закрытыми глазами. Она подбежала к нему. Спит. Дыхание ровное… Тихо, не разбудить бы. Дрожь в коленках прошла, она огляделась. Оказывается, самая «богатая» комната досталась им. Сломанные полки с остатками церковной посуды, ковшик с изогнутой ручкой, видно, оттуда. Но посуда-то, увы, пустая, а есть хочется ужасно и, самое главное, Виконту же необходимо восстанавливать силы! Куда они без них? Саша обшарила карманы – вдруг завалялось что-нибудь? И неожиданно нашла бумажную десятку. То-то ей показалось, будто Колька дернул за карман. Видно семья решила дополнить продукты наличностью, соблюдая справедливость. Придется оставить Виконта и пойти купить что-нибудь. Но можно ли оставлять его одного, спящего? Хотя, вокруг абсолютно пустынно, а она скоренько прибежит, надо только запомнить дорогу. Выскочив из церквушки и не оглядываясь по сторонам, Саша заторопилась к деревне, которую сразу обнаружила в низине, между холмами.

– Гей, Junge! Малшик! Komm her![72] Ходить сюда!

Немцы! Она с разбегу затормозила. Куда они? Если к церкви, надо отвлечь любой ценой. Но двое немецких военных тоже топали в деревню.

– Зачем бегаль? Где есть дом?

Спрашивали они, как можно было допустить по тону, скорее от скуки, чем по необходимости, но Саша подключила все свои артистические способности, чтобы быть убедительной в ответе:

– Дом? Мой дом? Ой, вы меня не узнали, что ли? Я же Колька, у меня еще сестра есть… толстая и другая… толстая, и дом… с красной крышей, – она быстро оглянулась и заметила, что крыши домиков, в основном, красные, черепичные и есть. Указала пальцем на одну. – А я так сразу признал… Сколько раз мимо нас ходили… В очках! Я все прикидывал, может, каску попросить померить... Забоялся…

Немец в очках, вдруг засмеялся, смешно приседая, видно услышал что-то знакомое:

– Толсти сестра? Eine Fette Schwester?[73]

Другой оборвал его довольно грубо, на своем языке и недовольно посмотрел на Сашу:

– Bist du Partisan?[74] Не из оттуда? Не от тот люди? – он ткнул пальцем на лес.

Саша решила, что лучше всего будет не оправдываться, а воспользоваться этой опасной встречей в своих целях.

– Шутите, дяденька? Меня на базар послали первый раз одного, а я заплутал. Мамка послала. Вот позору! Помогите, укажите!

– Базар? Und hast du Geld? Zeig deine Taschen![75] Показать! Карман!

Она медлила. Отнимут, наверное. И что же дальше? Она вывернула карманы, достала бумажку, попутно возблагодарив мысленно Поля, за то, что изъял пистолет. Держа денежку подальше от немцев, начала всхлипывать, на ходу представляя, как это сделал бы мальчик. На счастье перед глазами всплыл Коко. Только не перейти случайно на французский!

– Эти сестры, такие противные, они меня побьют… Они грозили… Вредины… Не отнимайте… А я сладкого хочу, год не ел…

Строгий немец поморщился:

– Пшель отсюда! Du bist ein Dummkopf! Ти ест дурак! Базар есть там.

Веселый что-то сказал ему. Саше показалось, что опасность на этот раз исходила от него. Пока приказ «убираться» не сменился каким-нибудь другим, она, не дожидаясь конца переговоров, рванула по скользкому спуску. Сердце выпрыгивало из груди от страха и сумасшедшего бега. Наконец, решилась остановиться и перевести дух. Она здорово вспотела и расстегнула полушубок. Все-таки, чувствуется уже весна, день ясный, тихий, ни следа вчерашней ночной вьюги. Только снег не тает пока. Напротив, намело новый пышный покров.