Третья половина жизни
Шрифт:
III
В конце апреля 1938 года в деревянном здании управления Норильскстроя на Нулевом пикете представитель ленинградского института «Союзникельоловопроект», средних лет инженер в двубортном костюме, знакомил руководителей стройки с будущим Норильска и комбината, каким оно виделось проектировщикам ленинградского СНОПа. На стенах были развешены планшеты с планами рабочего посёлка и схемами рудников «Гора Рудная» и «Угольный ручей». Всё это украшал плакат очень оптимистического содержания: «Догоним по градостроительству Подкаменную Тунгуску!»
Весна
Слушателей было человек двадцать. Многие в форме НКВД, другие в штатском, вольнонаёмные. Несколько человек были в невзрачных серых куртках, инженеры из расконвоированных.
В присутствии лагерного начальства они старались держаться незаметно. Начальник Норильскстроя Владимир Зосимович Матвеев, сухопарый, лет сорока, в ловко сидящей на нём военной форме, слушал ленинградского проектировщика не очень внимательно, время от времени выглядывал в приёмную, в которой дежурил его секретарь Саша, младший лейтенант госбезопасности, комсомолец 30-х годов, переполненный непробиваемым оптимизмом, затем возвращался на своё место.
– Обратите внимание на этот планшет, – докладывал представитель СНОПа. – Здесь вы видите общий план рабочего посёлка Норильск, каким он будет всего через несколько лет. Посёлок расположится в предгорьях выше озера Долгого, на скальных фундаментах. Мы рассматривали вариант вынесения посёлка в сторону от заводов, за озеро Долгое, но отвергли его. Во-первых, потому, что строить дома на вечной мерзлоте нельзя, у нас уже есть опыт, когда дома с печным отоплением проваливались в мерзлоту. А во-вторых, в здешних местах, где в год бывает около 130 метельных дней со скоростью ветра в 20—25 и даже до 40 метров в секунду, строить посёлок на открытом месте было бы вредительством, так как из-за пург и снежных заносов нормальная жизнедеятельность такого посёлка была бы невозможной…
– Где Воронцов, узнали? – спросил Матвеев, заглянув в приёмную.
– Из Игарки сообщили: выехал ещё утром. На аэросанях. Все вопросы с поставкой нам леса решил. Сказал, что заедет в Дудинку, хочет узнать, что за человек летит из Красноярска.
– На аэросанях! Обязательно сломаются!
– Что вы, Владимир Зосимович! – изумился Саша. – Это же транспорт будущего! Уже к концу следующей пятилетки все будут ездить только на аэросанях!
– Что за самолёт, выяснили?
– Спецрейс из Красноярска. К нам. Диспетчер сказал, всего один пассажир. Из Москвы.
– Кто?
– Никто не знает.
– Что новое – сразу мне!..
– Теперь я ознакомлю вас с основными положениями, из которых мы исходили при проектировании рудников, – продолжал представитель СНОПа. – Посмотрите на этот чертёж. Здесь вы видите вертикальный разрез рудника «Угольный ручей». Предполагается пробить гору штольнями, соорудить
– Чем-чем? – удивился молодой инженер Александр Шаройко.
– Электровозами.
– Откуда здесь взяться электровозам? У нас на сварочные работы энергии не хватает! Электровозы! Штольни! Вы что, сказки нам приехали рассказывать? У нас лошади дохнут, потому что нет сена, вынуждены кормить ржаными обсевками! Перепускная шахта в сто сорок метров! Кайлами её проходить? Вы хоть посмотрели бы вокруг, что делается, прежде чем выступать перед нами!
– Осмелюсь напомнить, вы сами год назад участвовали вместе с нами в работе над этим проектом!
– Потому и говорю с такой уверенностью: чушь это собачья, а не проект! Потому что сам был таким же!
– Остынь, Шаройко, – вмешался Матвеев. – Пусть говорит товарищ. Хоть послушать про красивую жизнь. Продолжайте!
– Таким образом, горные работы будут полностью защищены от погодных условий. Производительность «Угольного ручья» вместе с «Горой Рудной» – миллион тонн руды в год. Это обеспечит выплавку необходимого количества файнштейна. Он будет водным путём доставляться на металлургические заводы, сосредоточенные вблизи мощных электростанций, и там из файштейна будет извлекаться чистый металл – никель и медь, которые, как вы знаете, очень нужны нашей индустрии. У вас вопрос? – прервался проектировщик, заметил поднятую руку.
Со скамейки сбоку поднялся невысокий, склонный к полноте человек в штатском, с бритой головой и тёмной щёткой усов. Никто не заметил, как он появился. Отряхнул снег с шапки и оленьего сакуя, положил их на свободную табуретку и стал внимательно слушать. Никто из присутствующих его не знал, но если человек появился здесь, значит, так надо. В Норильске случайных людей не бывает.
– Вопрос такой, – проговорил он. – Вы заложили в проект подземный способ добычи руды. Почему отвергнута возможность добывать руду открытым способом?
– Потому что из открытых карьеров мы добывали бы девяносто девять процентов снега и льда и только один процент руды.
– Откуда вы взяли эти цифры?
– Разумеется, с потолка! – огрызнулся проектировщик.
– У меня нет намерения принизить вашу работу. Вопрос вызван лишь желанием точно знать, получены эти цифры в результате опытов или являются вашими предположениями?
– Предположениями, основанными на изучении здешних условий!..
В приёмной зазвонил телефон. Саша взял трубку. Выслушав сообщение, негромко доложил Матвееву:
– Снова из Дудинки. Самолёт к нам не вылетел, стоит в порту, взлетную полосу занесло. Передали, что приезжий был в окружкоме партии. Пилот подтвердил: из Москвы, с очень большими полномочиями.
– С окружкомом связался?
– Не могу, нет связи.
– Сиди на аппарате, но чтобы связь была!
Заработал телеграфный аппарат. Саша прочитал ленту, показал Матвееву:
– Передали из Дудинки. Воронцов выехал на паровозе. Аэросани сломались. Как ни странно. Если не застрянут, Воронцов вот-вот будет здесь.