Три желания, или дневник Варвары Лгуновой
Шрифт:
— Ты поймешь, что счастливой можешь быть только со мной, потому что, кроме меня, тебя никто больше так не любит! — с видом трагического героя мрачно провозгласил Веня прежде, чем лифт закрылся и унес его вниз.
Забравшись с ногами на подоконник в кухне, я рисовала.
Хотя рисуют дети на ИЗО, а вот художники картины пишут. Говорить надо правильно, но мой набросок двора, дороги и куполов церкви на соседней улицы вряд ли можно назвать картиной, а меня художником, поэтому я рисовала.
Баловалась.
Развлекалась
Телефон зазвонил неожиданно и заставил отложить блокнот с карандашом.
Звонила мама.
— Варя, я требую объяснений!
Это были первые слова.
Вместо приветствия. И я внутренне содрогнулась.
Неужели из деканата звонили? Или Вадик растрезвонил? Черт. Я ведь лично хотела приехать и рассказать, а не вот так по телефону объясняться.
— Мам, ты только не переживай сильно…
— Не переживай?! Почему я узнаю, что ты рассталась с Вадиком от совершенно посторонних людей? И кто такой Ник, с которым ты приходила к Савелию Евстафьевичу? Он сказал, что это прекрасный молодой человек и, Варя, меня это пугает.
Ну да, обычно прекрасные молодые люди, в понимании Савелия Евстафьевича, это те, с кем интеллигентные и воспитанные родители запрещают дружить своим неразумным, но тоже интеллигентным чадам.
— Мам, Ник — это друг.
А Вадик — козел, но маме так не скажешь. Он ей нравится и с его мамой она дружит, и свадьбу нашу они давно спланировали, поэтому почему мы расстались с Вадиком я должна объяснить красиво.
— И звонила Розалия Карловна, — не слушая меня, продолжила родительница в своей обычной манере, — сказала, что ты съехала. Варя, где ты живешь?
Закон подлости — это такой закон подлости. Просто стопроцентно действующий закон, ибо именно в этот момент вернулся Дэн и громко крикнул:
— Варь, ты на улицу сегодня выходила?
И да, мам его услышала, и воцарившаяся тишина мне не понравилась.
— Варя… — прозвучало угрожающе от мамы.
— Ты видела у лифта… — Дэн зашел на кухню и, увидев мою отчаянную жестикуляцию, осекся.
— Варя, а это кто? — голос у мамы звенел и предвещал мне семь казней египетских.
— Это… — я затравленно посмотрела на Дэна, — это сосед… за солью зашел.
Сосед удивленно вскинул брови, а мама поперхнулась.
— Знаешь, Варя, нам, кажется, стоит увидеться и поговорить.
— Мам…
— Я позвоню позже, — оборвала меня мама. — Надеюсь твой… сосед к тому времен уйдет. До встречи, Варя.
Прозвучало угрозой, и я с тоской поглядела на отключившийся телефон.
Кажется, я попала.
— Дэн, я нашла краску.
— Я
— У меня банка красивей, давай ее возьмем?
— У тебя алкидная, а нам нужна эмульсионная.
— Эта?
— Нет, это водоэмульсионка, нам надо вододисперсную.
— Чего?
— Просто постой спокойно и убери своего енота от меня, — уже скрежета зубами, выговорил Дэн, отодвинул меня от полок с банками, отцепил Сенечку от джинс и вручил мне.
А потом еще нас немного отодвинул, чтоб не мешались.
Да.
Мы оскорбились.
И вообще, почему как всякий бред писать так Веня, а как убирать его так я?! И что, что он мой поклонник?! Я его стены расписывать не просила!
Единственное утешение — урезанная версия ремонта меня ожидает в компании соседа, ибо на его вопрос: "И как ты планируешь это убирать?"
Я ответила: "Краской замазать".
"Какой?" — провокационно поинтересовался Дэн, насмешливо изогнув брови.
Я посмотрела на него, как на дурака, и ласково ответила: "Белой".
После этого на меня посмотрели, как на дуру, и не менее ласково объявили, что я ни черта не понимаю в ремонте и самостоятельно только накосячу.
Я спорить не стала, ибо мои представления о ремонте ограничивались одним выпуском «Квартирного вопроса».
К тому же Антонина Степановна — соседка и та бабка, что обозвала нас с Ромкой наркоманами в первый день, — злобно сверкая глазами, угрожала проконтролировать и проверить. Еще и настаивала, чтобы мы закрасили это убогое художество сегодня же, ибо ей смотреть противно.
Учитывая, что время близилось к восьми вечера, а спать Антонина Степановна ложилась в девять, вопрос, когда она собралась смотреть на творчество Вени, мы оставили открытым и решили, что молча свалить за краской сегодня и погулять до девяти проще, чем слушать советы и разглагольствования на тему современной распущенной молодежи.
В конце концов, нам еще завтра под ее чутким руководством предстоит красить стену. И, как говориться, слабонервных просим удалиться.
20 июня
WhatsApp булькнул как раз в тот момент, когда я медленно прощалась с остатками сна и решительно не допускала ни единой мысли о планах на сегодняшний день. Нельзя себе портить утро, особенно то, что начинается в начале первого дня.
Перевернувшись и отпихнув Сенечку, который окончательно и бесповоротно отвоевал себе место на кровати, я с улыбкой потянулась за телефоном.
Сообщение было от Гордеева и гласило оно: «Доброе утро, Варвара»
Прочитала, призадумалась, вычла три часа, ибо разницу наш город-Берлин посмотрела еще в день отлета Гордеева, и ответить не успела.