Три желания, или дневник Варвары Лгуновой
Шрифт:
Надо или стоять переругиваться, или подходить.
Они уже рядом, выбор я делаю быстро.
— Здравствуйте, — говорю приветливо, шагнув им наперерез, — меня зовут Варя. Вы меня, наверное, не знаете, но я — подруга Дэна. Дениса, вашего сына.
— Поздравляю, — Александр Владимирович оглядывает меня с ног до головы и желчно усмехается, — дальше что, подруга Дэна?
— Я…
— Саша, — Дарья Дмитриевна кладет руку ему на плечо и мягко улыбается, — нам очень приятно познакомиться, Варя. Мы слышали
Я растерянно киваю и осознание всей глупости ситуации приходит только сейчас, потому что я понятия не имею, что говорить и делать дальше.
Зачем я вообще потащилась в этот аэропорт?!
Ситуацию спасает Ник, что подплывает со своей голливудской улыбкой, объявляет, что близкий друг Дэна, и предлагает нас всех подвезти.
Кстати, куда?
— Не знаю, — Дарья Дмитриевна выглядит несколько потерянной и на мужа косится, — мы о гостинице совсем не подумали. Как-то раньше не доводилось… по гостиницам здесь…
— Можно в Атлас-отель, — не глядя ни на кого мрачно выдает Александр Владимирович. — Раньше там было приличное место.
Сейчас тоже и они вполне могут там остановиться, но думать, а потом говорить и делать за последние дни я, кажется, разучилась окончательно, поскольку к родителям Дэна обернулась и предложила:
— Может у нас остановитесь? Место есть.
Моя бывшая комната, из которой почти все вещи как-то незаметно переехали к Дэну. И он ворчал, что соседство его гистологии и моего плюшевого розового медведя смотрится форменным издевательством.
Причем Ромка, бывший в тот момент у нас, его поддержал и от хохота на пол сполз, а я, переведя недоумевающий взгляд с одного на другого, только махнула рукой.
— А что? Мне это идея очень нравится, — обрадовалась Дарья Дмитриевна.
И Александру Владимировичу пришлось согласиться, а Нику — удержаться от желания резко ударить по тормозам и покрутить пальцем у виска.
— Да иди ты в баню с этими платьями и свадьбами, Варька! Я больше не могу делать вид, что все нормально!!! — заорала Милка в два часа дня и так и не надетое платье в меня швырнула.
— Хорошо, давай будем рыдать, в голос, — я согласилась сразу, — можно поехать ко мне, там сейчас располагаются предки Дэна. Его мать нам точно составит компанию, а его отец, возможно, перестанет смотреть на меня как на последнюю стервозную хищницу и ненавидеть за сам факт существования!!!
И я не сразу заметила, что под конец орала сама, а по лицу текли слезы, которые, заметив, я начала сердито размазывать по щекам.
У меня нет повода реветь, все хорошо, Дэн жив.
— Так, все, — неожиданно решительно объявила Мила и, не обращая внимания на консультантов, потащила меня на выход. — Дальше так нельзя, седьмой километр и мягкие стены твоей палаты в мои планы точно не входят.
С
Это только гриппом все вместе болеют, я помню, но то, что мы творим — безумие в чистом виде.
Мы несемся по улице, перебегаем проспект, слушая несущиеся вслед проклятья и трель трамвая, летим, почти срываясь на бег, вверх по одной из улиц и наконец останавливаемся в закутке небольшого проулка. Из тех, которыми напичкан весь центр, но в которые не забредет ни один турист и о которых даже не все коренные жители знают.
— Что мы здесь делаем? — я оглядываю стену обшарпанного двухэтажного здания, исписанного графити.
Окна первого этажа заколочены, но просветы между досками все равно есть и видно, кружащуюся в воздухе, пыль и обломки штукатурки с досками на полу. Рядом с нами крыльцо в одну ступень и новехонькая железная дверь, приоткрытая.
— Ты меня прибить решила? — хмыкаю скептически. — Что б не мучилась?
— Нет, хотя стоит… — Милка оглядывает меня и с сожалением вздыхает, — но не сегодня. Хотя мыслишь ты правильно, сегодня мы будем бить…
Звучит угрожающе особенно в сочетании с иезуитской и предвкушающей улыбкой, но в здание следом за Милой все равно захожу.
— Объяснить не хочешь? — голос разлетается гулким эхом.
Я осторожно иду по всевозможному строительному мусору. Помещение огромно и потолок слишком высок, потому что первый и второй этаж объединены, и виднеются балки крыши. В одном из углов свалены рамы и пыльные мешки.
Несколько дверных проемов — без намека на двери и дверные косяки — зияют черными провалами.
Пыль — обычная и строительная со вкусом мела — слишком осязаема, ей не только дышишь, но и глотаешь.
— Милка? — я поворачиваюсь к подруге.
Вот только вместо ответа в дверном проеме появляется Ромка с Ником.
С кувалдами наперевес.
В респираторах, очках, касках и желтых костюмах а-ля ОЗК.
И, если бы не Ромочкино: «Варвар, приплыла!», я б их ни за что не узнала. И первый раз за эти дни у них получается меня удивить, вывести из состояния нордического спокойствия и невозмутимости. И пока я пытаюсь сообразить, что происходит, Милка тянет меня к неприметной двери.
— Пошли переодеваться!
— А комментарии для глупых?
Оглядывая небольшую коморку с диваном, шкафом и электрическим чайником на покосившейся тумбочке с тоской от собственной непонятливости попросила я.
— Ты про комнаты психразгрузки слышала? — скидывая рубашку и натягивая майку, поинтересовалась Мила. — Ну там посуду побить, комнату разгромить? Сейчас популярно. Вот, кстати, надевай.
Мне сунули пакет, из которого я с интересом извлекла старые джинсы и футболку. Свои, которые когда-то забыла у Милки и которые все не могла забрать.