Три желания, или дневник Варвары Лгуновой
Шрифт:
Всего мгновение, но его хватает, чтобы сказать всё без слов.
«Я не хочу заставлять тебя выбирать, поэтому ухожу сама. Береги себя», — говорю я.
«Ты права, так будет лучше, и я не буду тебя останавливать. Я сразу не должен был за тобой ехать и верить в какой-то шанс для нас. Прости», — отвечает он.
Кафешка располагается на первом этаже старинного здания и вход-выход со стороны набережной. Мы садимся на летней веранде, потому что погода хорошая и потому что вид на искрящуюся от солнца реку, что катится внизу, под
Мы — это я и Гордеев.
И это он окликнул меня в аэропорту.
— Что ты здесь делаешь? — спросила, когда обернулась.
И оглянулась, но Дэн уже ушел с остальными.
Правильно.
— Наташку провожал, они на Майорку рванули, — ответил с удивлением и сам спросил с еще большим удивлением, — а ты что здесь делаешь?
— Тоже… провожала…
Он кивнул и до города вызвался подкинуть, а после позвал в кафе.
— Там лучшее в городе мороженное, — сверкнул он улыбкой, уже сворачивая к набережной, — Еська его обожает и все время всех сюда таскает. Ты должна попробовать.
И на это я тоже соглашаюсь.
Мороженное — это хорошо.
— Что у тебя случилось? — вот это Гордеев спрашивает уже в кафешке, сделав заказ и отдав меню.
А я качаю головой и улыбаюсь, почти физически ощущая, как напрягаются все мышцы, что зимой с муками учил Ромка.
— Ничего, все нормально. Как твои поиски секретарши?
— Никак, — Гордеев улыбаться перестает и мрачнеет, — все дуры криворукие и необразованные. Мне одна тут написала, что «проработав всего два месяца, у него резко повысилась зарплата». Нет, я рад, конечно, за зарплату. Не знал, что она еще и работает, но все бывает. И из школы без знаний тоже выпускают.
Я фыркаю:
— Может тогда вернуть твою Катерину?
— Пытался… — Гордеев вздыхает тоскливо.
— И?
— Отказалась, а я ей даже зарплату предлагал повысить.
— Может мало предлагал? — я смотрю вопросительно.
Обсуждать его великие проблемы получается куда легче.
Отвлекает.
— Последний раз я сказал, что соглашусь на любую цифру.
— И она отказалась? — тяну недоверчиво.
— Хлопнула дверью и объявила, что не вернется даже за миллион.
— Тяжелый случай, — я хмыкаю и поворачиваю голову, рассматривая реку и плотину.
Она метрах в пятистах отсюда и мост, на котором мы стояли с Дэном в день Светкиной свадьбы там же.
— Варя?
Голос Гордеева заставляет вздрогнуть и перевести взгляд на него.
— Да?
— У тебя какие планы на ближайшие дни?
— Ну так, — я удивленно моргаю.
И вежливая улыбка сама начинает сползать с лица.
— А что?
Гордеев же молчит, смотрит пристально и, наконец, выговаривает:
— Полетели завтра со мной в Париж? На три дня.
— К-куда?
— В Париж, — с тяжелым вздохом повторяет он, — Варь, я ничего тебе не предлагаю. Просто развеемся. Погуляем по Елисейским полям, посмотрим Лувр.
— Не
— Просто подумай, пожалуйста. Я не спрашиваю, что у тебя случилось. Я просто хочу помочь и быть рядом как… друг, без всяких ожиданий и надежд…
Я долго смотрю в его серьезные и уставшие глаза, разглядываю морщинки в уголках рта и нежную улыбку, в которой все же скользит печаль.
И, аккуратно высвобождая свою руку, киваю:
— Хорошо, я… подумаю.
21 августа
Гордеев обещал ждать до самого последнего. До трех часов дня, ибо продажа билетов заканчивается за четыре часа до рейса. Родители сказали, что выезжем в два.
И я всем сказала:
— Хорошо.
А после удрала с Милой в свадебный салон.
У нее была финальная примерка, которую она попросила перенести на сегодня, дыба я была и свое веское «фи» сказала. Я же от скуки решила примерить вечернее платье, на которое косилась еще в прошлый раз.
Оно было, как бальное, пышное и голубым, как у Золушки. Ну почти: рукавов у платья не было, а по лифу и подолу со шлейфом шел темный узор.
— А говорила, что терпеть не можешь все эти облака юбок и принцесс, — хмыкнула Мила, высовывая голову из примерочной, где на нее в четыре руки натянули платье и теперь шнуровали.
Талию невеста хотела осиную.
— Я только меряю, — отмахнулась от нее, крутясь на подиуме, — дай себя хоть раз почувствовать этой самой принцессой.
— Так ты и так у нас… ой… принцесса, — пропыхтела Милка, вцепляясь в косяк проема, корсет ей затягивали от души, — в Париж зовут…
— Угу, — я хмыкнула.
А Мила вышла и, подойдя ко мне, ухмыльнулась.
— На самом деле ты похожа на Грейс Келли в «Поймать вора».
— А ты на настоящую принцессу из сказки, — завороженно отозвалась в ответ, глядя на ее отражение рядом со своим.
У Милы пышное платье с кружевным лифом и открытыми плечами, рукава, тоже кружевные, чуть выше локтя.
Вообще кружево — слишком тонкое, невесомое — единственное украшение на белоснежном атласе.
И я видела ее платье раньше, но без прически и макияжа, которые сегодня были сделаны для «пробы».
Милка смущенно улыбнулась.
— Я до сих пор не могу поверить, что выхожу замуж, — призналась она, — тем более за Ромку.
— Он сам не может поверить, что ты выходишь за него, — тоже шепотом раскрыла великую тайну.
— Варь, — у нее дрогнул голос, — а он, правда, меня любит?
Можно было бы рассмеяться или покрутить пальцем у виска, что «а так разве не видно?!», но я только улыбнулась и прошептала:
— Правда.
Улыбка у нее стала куда уверенней, и Мила выдохнула, чтобы посмотреть в отражение моих глаз и спросить совсем о другом: