Трибунал
Шрифт:
Но стоило такому мастеру на минуту отвлечься от строгой гармонии затяжной, бесконечно повторяемой до нюансов партии с неживым противником и сыграть с подобным себе, да хоть бы и заведомо более слабым соперником, то внезапно оказывалось, насколько вдруг слабы и бесполезны становились его отточенные навыки.
Люди прощали ошибки, люди совершали ошибки, человека было легко обмануть, им было легко манипулировать. Он был эмоционален и непоследователен. Он был склонен к авантюрам. Он был слаб.
Но он был всего-навсего человеком, а не воплощением непреклонного механизма железной логики. И потому он был страшным противником.
Непредсказуемым,
Живой соперник мог играть заведомо слабее тебя и всё равно однажды выиграть.
По этой причине Ли Хон Ки никогда не играл с неизвестным противником, хотя и уже давно отказался от тренировочных партий с кволами. Он играл лишь с отдельными, равными себе мастерами, которые были готовы соблюдать негласные правила приличий. В последнее же время он играл исключительно с Чо Ин Соном, контроллером 62 бакена и не испытывал нужды в ином сопернике.
Вот только случилось неприятное — их прошлая партия закончилась вне всяких правил. Случилось то, чего не бывало. Их кволы невероятным образом перепутали ходы. Кто напутал и когда — уже не поймёшь, однако в итоге, когда пришла пора подбивать очки, то победителями вышли оба.
Скандал, на самом деле, был знатный. Крик, ор. Все друг друга обвиняют, я точно помню тот ход, кричат. Времени с тех пор прошло много, оба уже давно успели друг перед другом многажды извиниться, а всё равно с тех пор новую партию они так и не начали. Ли Хон Ки с тоской глядел на пустой гобан, снова от безысходности и скуки начинал партию с кволом и снова обрывал её спустя пару начальных ходов.
Ему было скучно.
Но не настолько, чтобы начинать играть с посторонними. От них сплошные проблемы, помнил он.
Контроллерам бакенов Цепи не нужно было напоминать, кто для них был виновником всех бед.
Не гравитационные шторма и не неурочные килоновы. Не яростный дип и не ледяные глубины войда. Не приливы тёмной материи и не огненный барраж эхо-импульсов. С этим Ли Хон Ки справлялся без малейших затруднений. На голом мастерстве, одним касанием контрольных колец.
Проблемы доставляли, как и в игре в падук, исключительно другие люди.
Даже самые сложные конфигурации Барьера, представляющие собой медленно скользящие друг относительно друга проекции высших размерностей на четырёхмерное пространство «физики», сами по себе не приносили контроллерам заметных проблем. Строгость теоретических расчётов и точнейший инструментарий защитных систем Барьера позволял загодя предотвращать любые возможные коллизии. Цепь балансировала сама себя, подобно опытному канатоходцу, вольно раскачивающемуся над пропастью. Если же и этого оказывалось недостаточно, вперёд выходили контроллеры, чьё искусство как раз и состояло в том, чтобы тончайшими касаниями возбуждений приводить пошедшие вразнос резонансы в чувство, пока главные модальности колебаний Цепи не возвращались в норму.
Но всё шло не так, стоило в эту сложнейшую музыку сфер вмешаться хотя бы единому человеческому крафту.
Нет, Ли Хон Ки не жаловался. В этом тоже состояла часть его искусства. Не только защитить внутренние области Фронтира от угрозы, но и, в случае такой необходимости, принять сигнал от приближающейся тени корабля, спроецированного в шестимерные недра дипа, произвести необходимую перебалансировку
Хлопотно. Все эти переговоры, подтверждения, срочные перерасчёты и, самое главное, тот хаос, который неминуемо привносил своими нелепыми телодвижениями любой человеческий корабль в стройную гармонию окружающего мироздания.
В полной аналогии с падуком, у большинства из них не было шансов создать опытному мастеру никаких значимых проблем. Но всё равно были способы завести в тупик даже его.
Как же радовался пять лет назад Ли Хон Ки, когда его бакен в процессе беспрестанной гиперпространственной миграции оказался в пределах квадранта Ворот Танно. Этот противоположный Имайну и Новой Терре навигационный участок Фронтира славился среди контроллеров Цепи своим безжизненным спокойствием. Считанные пролёты автоматических зондов и исследовательских каргокрафтов создавали своим присутствием тот минимальный уровень неопределённости, который не позволял тебе заскучать, но вместе с тем никогда не достигал настолько значительных величин, чтобы доставлять заметные хлопоты.
Степенные наблюдения за горизонтом и партии с Чо Ин Соном исключительно составляли с тех пор размеренную череду предсказуемых событий и уверенных ответных действий.
Это было прекрасное время. Пока не кончилось.
Однажды квадрант Ворот Танно будто бы разом сошёл с ума.
Орды крафтов всех классов и размерностей от крошечных спасботов и разведсабов до гигантских кэрриеров и первторангов принялись шастать туда-сюда как целыми флотилиями, так и походными ордерами по нескольку штук или даже поодиночке, ничуть не смущаясь, что ставят тем самым в опасное положение отдельные сегменты и целые секции Третьей Цепи. Никаких попыток даже формального соблюдения установленного порядка прохода или хоть какого-нибудь графика не наблюдалось вовсе. В лучшем случае распоясавшиеся капитаны боевых корыт снисходили до ответа на вызов, но обыкновенно стандартным способом коммуникации было гробовое молчание команды. За них ответствовали кволы.
Там, за пределами Фронтира, в глубине Скопления Плеяд что-то творилось, и Ли Хон Ки не удивился бы, если бы узнал, что капитаны те давно мертвы, а крафты те ведомы домой исключительно механическими инстинктами осиротевших ку-тронных мозгов, но легче от этого контроллерам Цепи не становилось.
А становилось только хуже.
С каждым проецированием, с каждой новой волной внезапных прорывов угроза всё ближе подбиралась к Барьеру, сама же Цепь всё сильнее начинала раскачиваться над пропастью, набирая новые порядки дисбаланса, входя во всё новые резонансы, потребляя с каждым мгновением всё больше энергии.
Справляться с человеческим фактором контроллерам с каждым разом становилось всё сложнее.
Первым откровением случилась астростанция «Эпиметей». Неуклюжий сфероид словно был спроектирован так, чтобы создавать максимальные помехи при проецировании. Только заметив его в недрах гемисферы, Ли Хон Ки разом отбросил из головы все рассуждения о планах на ближайший ход и бросился к контрольному ложементу. Такие вопросы автоматике не поручишь. Тут нужна предельная чувствительность нервных окончаний и даже где-то инстинкт опытного музыканта, заранее предугадывающего возникновение лишних обертонов и паразитических гармоник.