Тридцатого уничтожить!
Шрифт:
– Подойди ко мне!
– настойчиво проговорила она.
Не без сожаления выпустив из рук толстячка, мгновенно рухнувшего в воду, Савелий нехотя вышел на берег.
– Вот что, Савушка!
– стараясь быть серьезной, произнесла Марфа Иннокентьевна.
– Пойди и приведи себя в порядок оденься в парадный костюм, причешись и приходи ко мне в кабинет. В директорскую.
– Для чего, Марфа Иннокентьевна?
– насторожился Савелий.
– Хочу познакомить тебя с...
– воспитательница вдруг смущенно запнулась, но сразу же спохватилась, - с одними
– Опять "в сыновья" детей ищут?
– догадливо произнес он, потом совсем по-взрослому вздохнул и деловито добавил, безнадежно махнув рукой: - Не возьмут меня: больно худющий. Сколь раз уж хотели.
– Савелий вновь вздохнул и послушно отправился одеваться. Его действительно не впервые выбирали для смотрин. Однако это не мешало ему каждый раз волноваться и ждать, что придет добрая и красивая женщина, похожая на Марфу Иннокентьевну, заберет его "в сыновья" и вся его жизнь станет сплошным праздником. И, конечно, услыхав эту новость, он бегом поспешил в спальную комнату. Вдруг не дождутся и уедут, не встретившись с ним!
Быстро переодевшись в парадный костюм, полосатую футболку и темно-серые брюки, подаренные шефами, подскочил к большому трюмо, покрытому от старости паутинками трещин, "проутюжил" несколько раз ладошками непослушные вихры и бросился к административному корпусу.
По пути решил сам взглянуть на тех, кто хочет с ним познакомиться, но так, чтобы они его не видели. Савелий подкрался к раскрытому окну директорской и прислушался.
– А мне все же непонятно!
– голос Марфы Иннокентьевны звучал несколько раздраженно.
– Если двое бездетных людей усыновляют ребенка, тогда все ясно и вполне естественно, а вы... У вас же есть свой ребенок!?
– А я не понимаю, какое вам до этого дело?
– спокойно отозвался женский голос, грубоватый и низкий.
Савелий вскарабкался на завалинку и с опаской взглянул в окно: полная, вычурно одетая дама с ярко накрашенными губами, невозмутимо разглядывала свои пухлые ухоженные руки с ядовито-красными ногтями на толстых пальцах, унизанных несколькими золотыми кольцами.
– Как вам ни покажется странным, мне действительно не безразлично, к кому попадет один из моих воспитанников, как он будет там жить и будет ли ему хорошо в новой семье.
– Вы что же, думаете, что ему будет хуже в нашей семье, чем в вашем приютском доме?
– Женщина явно стала терять терпение.
– Я этого не говорила, пока во всяком случае!
– мягко возразила Марфа Иннокентьевна.
– А почему ваш муж не приехал вместе с вами за ребенком?
– Мой муж, как вам, вероятное известно, занимает ответственную должность в Моссовете, и у него просто физически нет времени, чтобы отвлекаться по...
– она явно хотела сказать "по пустякам", но вовремя спохватилась, - по тем вопросам, с которыми я могу справиться сама. Так где же этот мальчик?
– Сейчас появится: я его прямо из речки вытащила.
Савелий испуганно соскочил с завалинки и бросился к кабинету. Немного переведя дух, негромко постучал в дверь.
– Входи, Говорков,
– отозвалась Марфа Иннокентьевна.
Савелий проскользнул в кабинет и остановился у входа, переминаясь с ноги на ногу. Потом тихо поздоровался.
– Здравствуй, здравствуй, мальчик!
– поморщилась женщина, даже не пытаясь скрыть свое разочарование. Потом беззастенчиво обошла вокруг него, внимательно осматривая с ног до головы.
– Какой же ты худющий! поморщилась она, ощупывая его руки, грудь, словно работорговец на невольничьем рынке.
Чтобы как-то сгладить эту сцену, Марфа Иннокентьевна смущенно улыбнулась Савелию:
– Познакомься, Савушка, это Алла Семеновна!
– Ты можешь называть меня Альбиной Семеновной!
– перебила та. Савелий тут же согласно кивнул.
– Так вот, Савушка, Алла... Альбина Семеновна хочет взять тебя к себе домой, - продолжила воспитательница.
– Ты-то как, не возражаешь?
Альбина Семеновна неодобрительно посмотрела на воспитательницу, недовольная ее последней фразой.
– Что же ты молчишь?
– не обращая на нее никакого внимания, спросила Марфа Иннокентьевна.
– Я... я не знаю, - промямлил он, поглядывая то на женщину, то на воспитательницу.
– Тетенька же сказала, что я худющий. Значит, не приглянулся.
Женщину явно смутил непосредственный ответ мальчика:
– Это я так. Для себя отметила, - оправдываясь, сказала она.
– Ладно, иди собирайся и подходи к воротам: там наша "Волга" стоит.
Окрыленный и счастливый выскочил Савушка из кабинета директора, где только что услышал умопомрачительную новость: его "берут в сыновья". Первым делом он побежал к берегу и еще издали начал во всю кричать:
– Пацаны! Пацаны! Меня "в сыновья берут"! "Берут в сыновья"!
Его счастье длилось недолго: ровно столько, сколько нужно было времени, чтобы добраться до дома, где проживала семья Альбины Семеновны. Через несколько недель Савелий сбежал оттуда и несколько дней добирался до детского дома, стараясь не попадаться на глаза милиции.
Наконец однажды ночью в сильный дождь, он подкрался к забору, который окружал территорию детского дома. Протиснув худенькое тельце в узкую щель в заборе, которую детдомовцы использовали для набегов на соседские огороды, Савелий устремился к небольшой кирпичной котельной, в окнах которой горел свет. Он осторожно постучал.
– Кто там?
– отозвался мягкий женский голос.
– Тетечка... Тетя Томочка!.. Это я - Говорков!
– размазывая слезы, выкрикивал он.
Дверь распахнулась, и свет упал на мальчика. Грязный, ободранный, мокрый и исхудавший Савушка стоял на пороге котельной. Слезы пополам с дождем заливали его лицо.
– Савушка!
– всплеснула руками тетя Тома. Она обняла его и ввела внутрь, где было тепло, сухо и три печи натужно гудели разгоревшимся углем.
– Как же так? Она что, выгнала тебя?
– расспрашивала женщина, снимая с парнишки мокрую одежду, суетливо набирая теплой воды в тазик, вытаскивая из шкафа полотенце, мыло.