Тринадцатая ночь

nelpher

– Ну… я читала много… научных исследований, в которых говорилось, что люди в подобных ситуациях …

– Да сколько, блять, научных исследований о людях, страдающих выборочной амнезией, можно найти в истории Программы Защиты Свидетелей?

– Ладно, их ситуации не были абсолютно похожими, – она осторожно подбирала слова. – Но из прочитанного мной следует, что людям идет на пользу максимальная интеграция в социальную среду.

– Ну не здорово, а? – спросил он, закатывая глаза. – Жаль только полиция забыла включить инструкцию, как мне

интегрироваться в социальную среду, учитывая мою Официальную Биографию и поддельное свидетельство о рождении.

– Дрейк, это займет немного времени, но…

– Гермиона, ты не понимаешь! – Сарказма в его голосе не осталось ни капли, и тон стал до безумия серьезным. – Я не принадлежу этому миру!

Во рту у нее пересохло. Она заставляла себя дышать ровно.

– Не… не совсем понимаю, что ты имеешь в виду.

– Я… я и сам не совсем понимаю. Просто есть такое чувство. В подкорке мозга застряло.

– Ну, это понятно. Ведь ты родился в… ну, где бы ты там ни родился.

– Знаю. Думал об этом. У меня явно британский акцент, так что я не могу быть так уж далеко от дома.

– Дрейк…

– И вот тут я начал думать дальше. – Он сел на один из стульев и жестом пригласил ее сесть напротив себя. Она взяла стакан и присоединилась к нему. Его глаза в отчаянии смотрели в ее. – Если за мной охотился какой-то серьезный криминальный авторитет, то почему меня поместили в Лондон? По большому счету, Англия не такая огромная страна. Поэтому я решил, что, наверное, был где-то в другом месте, когда это случилось. Может, я учился в Штатах в университете и провел там несколько лет. Так что я, наверное, давал показания в Штатах, и они решили, что безопаснее будет отправить меня домой. Но я определенно вырос здесь. Определенно. И я это прямо чувствую, Гермиона. Чувствую. Погода, пейзажи, все это так знакомо. Но что-то все равно не так. Я вроде как принадлежу этому месту, но… не этому месту в этом месте. Есть в моих словах смысл?

– Типа того.

– Знаешь, – продолжил он, – тот дрочила, с которым я работаю, вечно говорит что-то типа: «Ой, твои предки, наверное, до охерения богаты, чувак», потому что он думает, я ходил в частную школу.

– И… почему он так думает?

– Да ты мой почерк видела? Как гребаный компьютерный курсив. Такой с кучей завитушек. Так что я, скорее всего, откуда-то отсюда и, скорее всего, ходил в частную школу. Я просмотрел странички всех частных школ Англии, надеясь, что хоть картинки как-то простимулируют мою память, но ничего.

– Дрейк… – начала было она.

– Забудь, – махнул рукой он. Поднялся из-за стола, подошел к кухонному окну и уставился в него. – Я знаю, что ты скажешь. Давай сменим тему.

– Ладно, – сказала она, ведя пальцами линию вниз по стакану, следуя за капелькой, катившейся по стеклу. – Эмм… видел какой-нибудь интересный футбольный матч? – попытка была слабенькая – мозг все еще был слишком занят обработкой информации, только что поведанной ей.

– Погоди. Я не

закончил. Думал, что закончил, но нет. А что, если моя семья и вправду богата? Они ведь могут стать более привлекательной целью для тех преступников!

– Я уверена, полиция обо всем позаботилась, Дрейк.

Он фыркнул.

– В любом случае, – сказала она, присоединяясь к нему у окна, – я вообще-то собиралась сказать вот что: твой почерк еще ничего не доказывает. Может быть, ребенком ты просто интересовался каллиграфией. Или, может, у тебя от природы красивый почерк. Или ты…

– Да миллиарды «или», – отрезал он. – Но ни одно не помогает.

– Тогда перестань думать об этом.

– Не могу, – голос его был едва слышен.

Она взяла в свои руки его. Они были ледяными.

– Послушай меня, Дрейк: твое прошлое не определяет, кто ты есть.

– А что тогда определяет? – он не смотрел на нее.

– Твое внутреннее я.

Он с отвращением усмехнулся, но рук из ее ладоней не выдернул.

– И что это значит вообще, Грейнджер?

– Ну, знаешь… такой, какой ты внутри.

– А сколько «внутреннего я» определяется воспоминаниями человека?

– Ты в смысле про природу против воспитания? – она на автомате облекла его слова в научную терминологию.

– Да как ни назови.

– Я не совсем уверена. Но давай посмотрим на это так… может, тот, который ты сейчас, и есть ты настоящий. Потому что на тебя не влияло никакое воспитание.

– Грейнджер, – он посмотрел прямо в ее глаза. – Тот, который я сейчас, полный псих.

– Вовсе нет, – ответила она. – Ты это… все из-за травмы говоришь. Будет лучше. – «Так или иначе, – добавила она про себя. – Не знаю, когда, но я сделаю все, чтобы помочь тебе».

– Не будет, – резко отрезал он. – Становится хуже.

– Что случилось?

– Не хочу говорить об этом сейчас. – Он вытащил свои руки из ее и опять посмотрел в окно.

– Дрейк…

– Позже, ладно? Я расскажу тебе позже.

– Ладно. – У нее сердце ухнуло на дно желудка. Насколько же все плохо, раз он не хочет об этом говорить?

– В любом случае, – добавил он, – откуда тебе знать, что настоящий я не был полным уродом?

– А я и не знаю, – легко ответила она.

– Справедливо, – усмехнулся он.

– Знаешь, это определенно самый худший вид из окна кухни, который я когда-либо видела, – сказала она. И не соврала. Окно выходило на мусорку.

– Могло быть хуже. Могли быть мусорка и горящие шины.

– Ну, думаю, огонь придает уюта.

– Плюс запах горящей резины определенно перебил бы те чудесные ароматы помойки, что так часто добираются сюда.

Кухонный таймер начал пиликать. Он надел варежки-прихватки (конечно, с изображениями хренов) и вытащил пиццу из духовки. Выглядело еще лучше, чем пахло. Мягкие белые холмики из сыра расплавились и пузырились, покрывая пропитанную соусом основу.

– Это что, свежая моцарелла? – спросила Гермиона.