Тринадцатый двор
Шрифт:
— А если не зайдёт?
— Тогда помогу сумки до дома донести, — пообещал Василий. И, пощупав Павлину Якубовну за ещё упругую филейную часть, побежал в зал, где его, как он предполагал, дожидался Костас Трипостопулос. Но кинорежиссёр «отлучился по неотложным делам финансового характера», оставив вместо себя за столиком Генку Гамаюна. Что никоим образом не поменяло планы Василия напиться и повеселиться.
Грешнов выпил с Гамаюном, которому грек поручил написать сценарий для его фильма, закусил и начал витийствовать:
— Посмотри на меня. Давай вспомним, в какой семье я вырос. Отец и мать у меня — люди деревенские. Приехали в Москву, устроились на завод. Мать затем закончила педагогический, стала учительствовать. Тебе ещё двойки ставила.
— А зачем ты мне всё это рассказываешь? — засмеялся Гамаюн. — Я, в отличие от кинорежиссёра, твою биографию знаю.
— Знаешь? А то, что я пастухом в восемь лет работал, тебе тоже известно? — возмутился Грешнов. — И что в лесу на тот момент водилась стая голодных волков?
Геннадий притих, а Василий продолжал:
— И что я сделал? Как уберёг стадо? Я всю ночь провёл на ферме. Пилил коровам рога, наносил им на бока оранжево-чёрные полосы. И ранним утром из колхозной фермы вышло на пастбище не стадо беспомощных бурёнок, но стая беспощадных уссурийских тигров. Не только волки из леса, но и жители окрестных деревень во главе с председателем сельсовета Калачёвым впопыхах убежали. Даже в местной газете об этом писали. Статья называлась «Верхом на Шерхане». Я действительно, ехал на одной из коровок верхом. Ну, а что мне оставалось делать? Я бы стадо не уберёг. Волки бы зарезали двух-трёх коров. Мне же всего восемь лет было.
— Василий, мы только по первой выпили, а тебя уже понесло, — засмеялся Гамаюн.
— Что такое рюмка водки для тебя? Ничто! А я поднял её, посмотрел на свет, опрокинул, — и всё разом вспомнилось. Вновь увидел себя курсантом лётного военного училища. В петлицах — пропеллер с крылышками. Я был первым на курсе и в часть распределили самую лучшую. А потом началась чертовщина. Дали мне самолёт, поднимаюсь в небо, на восьми тысячах начались видения, — атакуют жёлтые шары. Меня старшие товарищи предупреждали, чтобы я, если увижу что-то подобное, по рации не сообщал. Говорили, — снимут с полётов. Уверяли, что всё это — галлюцинации. А приборы-то не обманешь, стрелки-то словно взбесились. Я еле дотянул самолёт до леса и катапультировался.
— Списали после этого? — засмеялся Геннадий.
— Нет, — серьёзно ответил Василий, — оказывается, не я один эти шары видел. Поблагодарили, за то что не запаниковал и дотянул до рощи. В газете написали статью и даже поощрили. Сразу дали второй самолёт. И что же? Только вылетел, опять жёлтые шары меня атакуют, опять крутят, вертят машину, как хотят. Я опять увёл самолёт подальше от населенных пунктов и направил машину на пашню. В этот раз все видели жёлтые шары, но военная техника дорогая и замполит по фамилии Дудка стал на меня «баллоны катить». Говорит: «Первую машину угробил, тебя похвалили. Решил, что за вторую звезду героя дадут?». Я ему по скулам, меня под арест. Десять суток гауптвахты и суд офицерской чести. Хорошо, командир у нас был золотой. Говорит: «Вот тебе путевка в Ялту, съезди с женой, отдохни».
— Где-то я эту историю слышал?
— Так обо мне же тогда все газеты писали. Телевидение сняло документальный фильм со мной в главной роли. Так вот. Поехали с женой в Ялту. А она у меня красавица была, словами не передать. Я её у генерала Алисейко увёл, начальника нашего лётного военного училища. Генерал ей предлагал руку и сердце. И что показательно, сердце было у него молодое, а рука и всё остальное, — уже не первой свежести. С морщинами, с сединами. Шучу. Всем был хорош. Но она предпочла меня. Так вот, поехали в пансионат, а по пути следования получаю пакет, депешу. Приказ немедленно вернуться в часть. Я жене говорю: «Езжай в пансионат, располагайся, отдыхай. Это, скорее всего, суд офицерской чести. Я скажу своё веское слово и присоединюсь к тебе». А у самого в голове — безобразные картины ревности.
— Какие картины?
— Вот осталась она одна в купе, сразу к ней подкатили женихи,
— Ну, и фантазёр ты.
— Да, думаю, надо торопиться к жене. Нельзя красивую женщину надолго оставлять одну. Выступил на суде чести, сказал, что поведение своё, понимай, рукосуйство, считаю недопустимой ошибкой. Прошу принять во внимание то состояние, в котором пребывал после крушения второй машины. Меня пожурили, предложили положить партбилет на стол.
— Так это был партком или суд офицерской чести?
— Совместили. Короче, командир опять за меня вступился и отмазал. Я ему обрисовал ситуацию, сказал, что жена одна в субтропиках, и он вошёл в положение, — отпустил. Мчусь я в Ялту. Но приехав, не спешу идти в пансионат. Думаю, чтобы точно узнать, на самом ли деле она мне верна, дождусь вечера и прослежу за ней. И что же? Действительно, гуляет с мужиком. Сели они на скамейку, я пробрался в кусты, что поближе, слушаю, о чём говорят. Жена мужику прямым текстом: «Вижу, человек вы честный, порядочный, и чего скрывать, мне симпатичный. Но я — женщина замужняя и супруга своего люблю настолько, что если скажет он мне „умри“, я тотчас исполню его приказание. Я не просто люблю его. Я его боготворю. Он у меня — лётчик, герой, я жду его с минуты на минуту». Слова её меня настолько обрадовали, что я готов был выйти из укрытия и, обливаясь слезами благодарности, лобызать её руки и плечи. Но тут опять ревность и подозрительность взяли своё. Чёрная кровь ударила в голову. Думаю, а что как она меня просто заметила и только поэтому так говорила? Или просто играла словами, набивая себе цену? А потом он пойдёт её провожать, ни на что не рассчитывая, а она скажет: «Мне так одиноко». Замкнёт ему пальцем уста у самой двери, дескать, не надо слов, возьмёт его за руку и к себе в номер? И решил я в порыве бешенства убить их обоих прямо на скамейке. Думаю, что же это получается, я два самолета разбил, жизнью рисковал, меня на суде чести жучили, как бобика, как жучку последнюю, а они тут в ароматах жасмина упражняются в словесном жонглерстве? Так сказать, в словесной эквилибристике?
— Постой, Вася, это всё на самом деле было?
— Да в том- то и дело, что нет. Никогда я не был лётчиком, и жены-красавицы у меня не было. И в Ялте никогда не отдыхал. Вот выпил рюмку водки и всё это увиделось. И страдаю по-настоящему, и как видишь, обливаюсь всамделишными слезами.
— Вася, да иди ты… Ведь я тебе поверил. У тебя были такие глаза. Тебе язык надо отрезать за то, что так врёшь красиво.
Выпили, закусили, и Василий вспомнил, как судьба его заставила потрудиться охранником на нудистском кладбище.
— Врёшь! Ну, признайся, что сейчас врёшь, — не выдержав, сказал Генка.
— Ты меня сначала послушай, а потом будешь лгуном называть. Я и сам сначала опешил. Газета «Ищу работу», раздел «Охрана». Чёрным по белому: «Охранник на нудистское кладбище. Режим работы — сутки-трое, зарплата по договоренности». Главное, режимом работы они меня подкупили, сейчас ведь не найдешь сутки-трое, всё сутки-двое или два-четыре. А это ад кромешный. Я даже и внимания не заострил на название «нудистское». То есть какое-то мгновение, конечно, подумал, что там только голых хоронят, но сразу же и забыл об этом. Решил, что местность так называется, как, например, станция Тайнинская с Ярославского вокзала. Название же не означает, что все те, кто на этой станции выходят из электрички, тайной обладают. Короче, поехал. В первый раз серьёзно задумался о том, во что ты отказываешься верить, когда в посёлке, прилегающем к кладбищу, мне навстречу попались молодые мамы с детскими колясочками. Идут совершенно голые. Ну, думаю, жара, лето, нравы теперь у всех свободные. Оказалось, могильщицы зимнего периода. Летом-то гробы голые мужики на плечах таскают, а зимой — голые бабы.