Тринадцатый двор
Шрифт:
— Бедняжечка, — сказала Нина. — Предложу ему работу сторожа. Как думаешь, согласится?
Василий так и подскочил на стуле. Он-то рассчитывал, что после такой характеристики Огонькова и на порог не пустят, а ему вдруг собираются предложить работу лежебоки, на которую втайне Грешнов мечтал напроситься сам.
В это время за противоположной частью стола сидели и беседовали Зинаида Угарова, жена Гриши Бунтова, отсутствовавшего на поминках, и Боря Бахусов. Зинаиде был сорок один, а Борису — двадцать один год. Собственно, с вопроса о возрасте их
— Сколько тебе, юноша, полных лет? — поинтересовалась Зинаида.
— Взрослый я, тётенька. Совершеннолетний, — грубо ответил Борис.
— Не называй меня тётенькой, — сказала пьяная в дым Угарова. — Меня зовут Зина. И не улыбайся, как идиот, тебе это не к лицу. Хочешь денег?
— Вы мне деньги хотите дать? — оживился Бахусов.
— Если выполнишь два нехитрых упражнения, то получишь сто американских долларов.
— Пипиську лизать не стану.
Зинаида Богдановна захохотала и с интересом посмотрела на собеседника.
— Фу-у, какие плохие слова! «Не стану». А между прочим, напрасно.
— И в губы целоваться не буду, — не то в шутку, не то всерьёз сказал Борис.
— Ты успокоишься или нет? — принимая игру, продолжала Угарова. — Успокоился? Слушай. Упражнение первое. Ты должен будешь меня раздеть и разумеется, сам должен будешь раздеться. Положишь меня, голенькую, на спину, хорошенько разомнешь мои грудки и сам возляжешь на меня. Ничего страшного, — ни сыпью, ни проказой не болею. Упражнение второе. Ты должен будешь поставить меня на четвереньки…
— Сама уже не в состоянии?
— Не груби. Я кокетничаю. Сама, конечно, встану. Тебе нужно будет управлять мною.
— И всё?
— Нет, не всё. Остаётся главное. Хорошенько меня оттараканить. Да-да, как видишь, я тоже «французские» слова знаю. И умею их красиво и к месту…
— Теперь всё? — спросил покрасневший Бахусов, пожалевший, что ввязался в эту словоблудную игру.
Но пьяная Зинаида уже не могла и не хотела остановиться.
— Ещё одно маленькое, но безобидное, то есть обязательное к исполнению пожелание. Выполняя второе упражнение, ты должен будешь вслух нараспев повторять одно и то же слово.
— Какое?
— Хо-ро-шо.
— Слово-то какое?
— Слово «хорошо». Если два эти упражнения сделаешь с обязательным к исполнению пожеланием, то и получишь свои честно заработанные сто долларов.
— Хорошо, — машинально сказал Борис только для того, чтобы пьяная женщина отвязалась.
— Вот именно. Не забывай постоянно повторять это слово. И тогда всем нам, и тебе, и мне по настоящему будет хорошо. С женщиной-то был хоть раз? Только не обманывай.
— Был.
— Значит, справишься. Работа несложная.
— Посмотрим, какой материал.
— А ты, «Седой», с характером, я таких люблю.
Борис, конечно, понимал, что Зинаида Богдановна издевается над ним, как над мальчишкой подшучивает. Но всё это походило на разведку боем.
2
Сразу
За очередным обеденным перерывом в комнате отдыха персонала Угарова поведала молодому человеку о своей трудной судьбе, и несостоявшейся карьере эстрадной певицы. Пригласила Бахусова в ресторан-кабаре «Каблучок», где с разрешения хозяйки заведения Нолы Парь она давала свою прощальную гастроль.
— Падчерица разрешила в своём ресторане выступить. Придёшь послушать? — спросила Зинаида Богдановна.
— Что за падчерица?
— Нола Парь. А ты не знал? Когда я замуж за её отца, Николая Сергеевича вышла, ей было одиннадцать, а мне девятнадцать. Мы стали подругами, но ненадолго. Как тогда я пела! За мной женихи табунами ходили. А с Николаем Сергеевичем познакомилась, когда выступала на сцене дворца культуры «Знамя Октября».
— Меня не пустят в «Каблучок». Это элитное заведение, только для избранных, — с грустью в голосе сказал Борис.
— Пустят, и за самый лучший столик посадят. И обслужат по высшему разряду. Только у меня к тебе будет просьба. Я дам деньги, купи цветы. И когда я выступать закончу, как бы плохо ни пела, подари их мне. Договорились?
— Хорошо, — промямлил Бахусов, находясь под впечатлением от услышанной новости.
В голове у него не укладывалось, что Угарова была мачехой Нолы. Ласкин, Парь были для него небожителями, кумирами, людьми, сделавшими себя.
Никакого букета Борис не купил. Деньги взял и спрятал. Просьба Угаровой тотчас вылетела из головы. Но в назначенный день и час он нарядился и подошёл к ресторану. Его встретили очень приветливо, проводили в зал и усадили за столик, стоявший прямо у эстрады.
В ресторан-кабаре «Каблучок» приходила только изысканная публика, высший свет, о котором Борис не мог и мечтать. От нарядных женщин исходил тонкий аромат дорогих духов, веяло властью и богатством. Не только близость с ними, но даже созерцание их было блаженством. В ресторане публике были рады, посетителей ждали столы, похожие на царские. Белые скатерти, кремовые салфетки, блестящие ножи, вилки, прозрачные бокалы, цветы, свечи, — всё говорило о безупречном вкусе хозяйке «этого дома».
Коллектив как на подбор состоял из вежливых предупредительных официантов. С левой рукой за спиной, в костюме, в белой рубашке с бабочкой, в белых перчатках, улыбчивые, они несли на подносах яства. Милые, приятные, но ненавязчивые молодые люди. Услужливые, но не до тошноты. Девушки-официантки были в чёрных юбочках, белых блузках с кремовыми бабочками и кремовых жилетках. Приятные, обаятельные, внимательные к клиентам.
На эстраде всегда кто-то из известных исполнителей пел, играл на музыкальных инструментах. Все они почитали за честь отметиться в «Каблучке» у Нолы.