Триумф поражения
Шрифт:
— Доверенность? — подозрительно переспрашивает Холодильник.
— Доверенность на действия от моего имени, — напоминаю я.
— Вам уже сообщили? — презрительно говорит Холодильник. — Впрочем, чему я удивляюсь? Тут все работают не на меня, а на вас.
— Не все, — ворчу я.
— Да вы что?! Не все?! Какое упущение! Это ваша недоработка! — сочится сарказмом из всех щелей Хозяин.
— Так доверенность липовая? — не отстаю я, осторожно выдыхая от осознания того, что после заявления об отмене ограничителя
— Да! — лает Холодильник.
— Прекрасно! — радуюсь я. — Это просто распрекрасно! Значит, и остальное — фикция!
— Фикция? — тихо спрашивает Холодильник, и от его шепота мне становится по-настоящему страшно. — А вот в этом я не уверен.
— Вы можете показать или рассказать?! — не выдерживаю и начинаю кричать. — Я не понимаю, о чем вы говорите и что вас так выбесило!
— Даже не догадываетесь? Вы должны были спохватиться, что у вас этого нет! — кривая усмешка искажает лицо Холодильника.
— Спохватиться писем, которые я не писала?! — возмущение клокочет в моем горле.
— Каких писем? — видно, что Холодильник огорошен. — Ваши шпионы плохо работают.
— Это мои друзья, а не шпионы! — горячусь я. — И они не доносят, а беспокоятся обо мне.
— Правильно делают! — Холодильник снова переходит на рык. — Я бы на вашем месте беспокоился!
— А я и беспокоюсь! — докладываю я. — Полгода уже беспокоюсь! Живу как в осаде! Как в бреду! Как во сне!
Холодильник внезапно оказывается близко-близко, ласково берет меня за подбородок и, поглаживая мои губы большим пальцем правой руки, шепчет:
— Нет. Это я живу полгода, как во сне…
Взгляд карих глаз, гипнотизирующий, жадный, горячий, пронзителен и глубок. Он накрывает меня колпаком, звуко- и светонепроницаемым. Я проваливаюсь в чистый, абсолютный вакуум, который поглощает все мои мысли, уничтожает все мои попытки вырваться из его рук.
Поцелуй становится логичным продолжением гипноза. Губы Холодильника теплые и нежные, они едва касаются сначала моего подбородка, щек, носа, лба, а потом забирают в плен губы, мягко, но настойчиво.
Только не отвечать! Только продержаться! Это вдруг почему-то невыносимо трудно. Хочется ответить… Но я не отвечаю.
— Вы не закрываете глаза, — шепчет Холодильник. — Почему? Я думал, что все девушки, когда целуются, закрывают глаза от восторга.
О! Спасибо за помощь! "Все девушки"!
— Не знаю. Я с девушками не целовалась, — легкомысленно отвечаю я. — Вам виднее. У вас опыта больше.
Холодильник медленно отстраняется от меня и отпускает.
— Кстати, о письмах, — хрипло говорит он. — Были еще и письма? О чем можно писать Гене? Вы графоманка? Не можете преодолеть страсть и тягу к сочинительству?
— Не надо обзываться! — героически шучу я. — Эта тяга человека, совершенно лишенного
— Нет, госпожа Симонова-Райская! Вы весьма одаренная особа! Этого не отнять! — тон, выбранный Холодильником, говорит об обратном. Он хочет меня задеть, обидеть и обижает. — Что за письма?
— Это был мой вопрос! — возмущаюсь я. — Я первая спросила!
Александр Юрьевич смотрит на меня озадаченно, потом улыбается этой самой своей улыбкой. Щедрой, заразительной, по-детски радостной и совершенно обезоруживающей. И ему сейчас так подходят и "Шаша", и "Шурка".
Неожиданно смущаюсь, застенчиво улыбаясь в ответ. Господи! Надеюсь, я не покраснела. Бред какой-то! От поцелуя не смущалась, а от улыбки развезло.
— Я не видел и не читал никаких писем, — просто и спокойно говорит Холодильник. — Не хватало мне еще и их…
— Конечно, не видели и не читали! — злобно радуюсь я. — Их не существует! И какой бы пасквиль не сочинила про меня Сальмонелла, я готова его оспорить и вернуть ваш ограничитель.
— Готовы? Оспорить? Вернуть? — Холодильник буквально плюется в меня словами. — Пошли!
Хозяин хватает меня за руку и тащит за собой к лифту.
— Нет! Не поеду! — кричу я.
Но Холодильник не слушает меня, а берет в охапку и затаскивает в лифт. Закладывает уши, и громко, разреженно стучит сердце. Стараюсь сосредоточиться и взять себя в руки. Если считать в обратную сторону, то можно отвлечься. Всего-то ехать до третьего этажа.
Десять-девять-восемь-семь…Прижимаюсь спиной к стенке лифта и гордо выпрямляюсь. Шесть-пять-четыре… Не могу позволить ему увидеть свой страх. Три-два-… Что такое?! Зачем?!
Мой мозг разрывается от страха и раздражения. Холодильник буквально за пару секунд до остановки лифта нажимает кнопку "Стоп".
— Зачем? — пересохло горло, и давит виски. — Что вы сделали?!
— Остановил время, — ответил Холодильник. — Хотел рассказать вам, как всё могло бы быть, если бы вы не сделали того, что сделали.
Головная боль или врожденная глупость не дают мне понять, что же всё-таки происходит конкретно сейчас, в этом старом лифте.
— А что я сделала? — шепчу я, закрыв глаза. Становится легче.
— Откройте глаза, Нина! — просит Холодильник, тепло тела которого я чувствую совсем рядом.
— Нет! — отрицательно мотаю головой. — Не хочу вас видеть.
— Тогда слушайте! — слышу я в правом ухе.
Крепкие руки поднимают меня, и я понимаю, что со мной на руках Холодильник садится прямо на пол лифта. Охаю от неожиданности, но глаза не открываю, даже оказавшись на коленях Хозяина.
— Так и не откроете? — ласково шепчет мужчина моей шее, мгновенно покрывшейся мурашками, и, не получив ответа, продолжает. — Как хотите!