Триумф поражения
Шрифт:
— За штурвалом, — вежливо поправляет меня Прохор Васильевич. — Господин Климов — прекрасный пилот. Он справится.
— А почему без охраны? — не унимаюсь я.
Самый красивый начальник охраны на всем белом свете с жалостью смотрит на меня, видимо, считая меня женщиной с интеллектом печеньки.
— Просто любопытна ваша версия, — улыбается мне Прохор Васильевич улыбкой врача-психиатра, уже поставившего диагноз, но раздумывающего, кому его сообщать, больному или родственникам. — Чем бы Евгений с Николаем ему помогли в одноместном
Чувствую себя дурой и выжатым лимоном. С позором возвращаюсь в здание. Да пожалуйста! Пусть летает! Кому он нужен, летчик-самолетчик!
Остаток дня проходит напряженно и мучительно-ожидательно. Сотрудники агентства смотрят на меня, как на диковинного зверька в зоопарке. Милого, но опасного. Сходила, посмотрела, что там с кабинетом. Да. Разбиты две напольные вазы и гепард. Гепарда жаль. Пострадал ни за что…
— К Муравьевым идти, чтобы про эти таинственные письма выяснить или ждать Холодильника? — спрашиваю я Ленку, выйдя в скайп.
— Тебя, Нинка, и на полчаса оставить нельзя! — психует Ленка. — Когда ты их Генке написала?
— Вы все белены объелись?! — почти визжу я. — Я. Ничего. Генке. Не писала. Тем более такого, чтобы Холодильник в бешенстве громил кабинет.
— Спокойно! Тетя Лена думает! — Ленка чешет затылок. — Может, Сальмонелла записку любовную от тебя Генке подделала?
— Нет. Тут что-то серьезнее, чем просто записка. На нее не было бы такой реакции. Точно не было бы, — не соглашаюсь я.
— Вообще-то ты права, — вздыхает Ленка. — Не стал бы взрослый тридцатилетний мужик из-за этого психовать так.
— А я что говорю! — нервничаю я. — Генку бы он пришиб, меня на хлеб и воду. Это максимум. Но гепарда вдребезги — и в небо?!
— Еще версия! — радуется Ленка своей смекалке. — Это спектакль, чтобы ты волновалась за него.
— Ага! А Сальмонелла — приглашенная в антрепризу актриса? — не верю я. — Да и не такой человек Холодильник, чтобы сценки разыгрывать… Он выше этого. Наорать, наказать — это пожалуйста. Но не розыгрыш.
— Пожалуй, — соглашается Ленка. — Тогда не знаю. Жди его. И будь осторожна в выборе слов. У тебя с этим проблема. Оскорбленный влюбленный хуже раненого тигра.
— Знать бы, чем и кто его оскорбил…
Перед сном трусливо просматриваю новости в сети, в поисках катастроф в малой авиации. Вроде нет. Хорошо.
В полночь наконец-то раздается звонок в дверь. Подхожу и, не проверяя кто, говорю:
— В квартиру не пущу. Спущусь в холл сама. Через десять минут.
От двери удаляются тяжелые шаги. Уговариваю себя тем, что сейчас узнаю, что же случилось на самом деле. Это придает храбрости. Потом ее уменьшает мысль о том, что Холодильник "улетел", чтобы не прибить меня под горячую руку, остыть. Значит, перегрелся, а это опасно. Раздираемая противоречиями, спускаюсь в холл.
Холодильник ждет меня. Холодный. Чужой. Каменный.
— Как полетали? — пищу я, не зная, как начать разговор.
Надо
— В пределах штатного задания, — отвечает мне Холодильник чужим голосом.
— Полегчало? — прощупываю я почву.
— Издеваетесь? — жестко спрашивает он. — Нравится?
— Нет. Конечно, нет! — нервничаю я. — Не нравится.
— Врете! — Холодильник оказывается возле меня и мертвой хваткой берет меня за плечи. — Маленькая актриса, играющая эмоциями и чувствами.
— Послушайте! Что бы ни наговорила вам Сальмонелла… Она не совсем нормальная, вы же должны это понимать! — странно, но мне очень хочется оправдаться.
— Нет! Это вы послушайте! — рычит Холодильник. (Господи! А вчера казалось, что он человек). — Я нарушаю свое слово, данное вам. Больше нет никаких одиннадцати дней. Я вам их не даю.
Глава 29. Дневник
Жаль, королевство маловато,
разгуляться мне негде.
Ну, ничего, я поссорю соседей
между собой — это я умею.
Евгений Шварц "Золушка"
— Что значит не даете? — храбрюсь я, пытаясь освободиться из жестких объятий, нападая от отчаяния. — Я у вас в принципе и не просила ни шестьдесят, ни одиннадцать дней. Это была ваша игра!
— Игра? — Холодильник на секунду закрывает глаза, чтобы открыть их и опалить меня лихорадочным, испепеляющим взглядом. — Это вы упорно играете свою роль. С первого дня. С первой встречи.
— Я просто защищаюсь! — огрызаюсь я, чувствуя, что между нами сейчас происходит что-то непоправимое, безнадежно необратимое. — Что вы хотите предпринять? Я могу узнать, что так вывело вас из себя?
— Разочарование, — выдыхает Холодильник. — Жестокое разочарование в себе.
— В себе? — растерянно перепрашиваю я. — По какой причине?
Холодильник тяжело дышит и бездумно сжимает мои плечи еще сильнее. Я ойкаю от настоящей боли, и он словно приходит в сознание, отпуская меня и отшатываясь.
— Александр Юрьевич! — я вкладываю в свою интонацию максимально угадываемую обеспокоенность. — Я уверена, что всё, что предложила вам Сальмонелла, сфабриковано ею же. Но что бы она ни придумала, вы зря так реагируете.
— Я вообще не понимаю, как мне удалось отреагировать так, как я это сделал, — бросает мне Хозяин объяснение. — Я просто само спокойствие в сравнении с тем, что мне хочется сделать. Вам повезло, что мы не встретились в десять часов утра.
— Да я вообще везучая, — бормочу я, дурея от абсурдности ситуации. — С рождения!
— Вы зря ехидничаете, — устало говорит Холодильник. — Сейчас я здраво могу и рассуждать, и поступать.
— Звучит обнадеживающе, — уныло соглашаюсь я с точкой зрения Хозяина и делаю еще одну попытку. — Доверенность же была поддельной?