Трон
Шрифт:
Кадж, наблюдавший за боем с одной из боковых террас, в какой-то момент понял, что заранее знает победителя, и тогда поспешил в зал, где ужинали мар-шипри-ша-шарри и Ашшуррисау.
— Твой друг пришел не сам, — сказал Кадж, нисколько не смущаясь присутствия гостя. — И хотя он один, похоже, в него вселился демон. Моим людям с ним не справиться. Пора уходить…
— О да, этот скиф просто великолепен! В жизни не видел никого быстрее, — Мар-Априм улыбался.
Ашшуррисау не стал медлить. Поднялся из-за стола и в сопровождении Каджа торопливо вышел из комнаты.
— Сюда, — позвал его за собой урарт. — Так мы выйдем на задний
Уже перед калиткой неожиданно выяснилось, что она заперта. Верхняя балка была кем-то подпилена, от этого она просела, и дверь на улицу теперь не открывалась.
— Проклятье! — выругался Кадж.
В ту же минуту у них за спиной возник Хатрас, весь перепачканный кровью.
Кадж заслонил собой Ашшуррисау, бравируя, дважды перебросил меч из левой руки в правую, осклабился:
— Ну что, грязный ишкуза! Посмотрим, получится ли у тебя справиться с тем, кто…
Он не договорил, ужас неотвратимой смерти вдруг сковал его сердце — на доли секунды. Меч Хатраса, пролетев в воздухе пять или шесть шагов, трижды перевернувшись, с сухим треском пробил тонкую кольчугу и вошел Каджу в солнечное сплетение.
Хатрас взял Ашшуррисау, как щенка, за шкирку и поволок в дом.
Мар-Априм встретил их усмешкой:
— Ты бы хоть попрощался… Да… напомни, на чем мы остановились?.. Полно, присаживайся. Я не враг тебе…
Ашшуррисау, бледный, хотя и спокойный, посмотрел Мар-Априму прямо в глаза, после чего потянулся за сушеными фруктами, к которым за все время ужина никто не притронулся. С заметным усилием разжевал их, запил вином…
— Ты когда-нибудь видел, как собаки рвут человеческую плоть?! Уверен, тебе понравится… Если еще не понял, я хочу знать все!..
Но Ашшуррисау вдруг покрылся пятнами, изо рта у него пошла пена, он забился в судорогах и упал на пол.
Мар-Априм мигом оказался на ногах.
— Помоги ему! — встревоженно крикнул он скифу.
Увы, толку от него в этом случае было мало. Хатрас так и простоял в растерянности до тех пор, пока Ашшуррисау не затих. Мар-Априм сам попытался нащупать пульс, а убедившись, что его нет, выпрямился. И сказал с сожалением:
— Проклятье, он мертв.
7
Осень 681 г. до н. э. — зима 681/680 гг. до н. э.
Столица Ассирии Ниневия
Он не верил, что еще способен любить. Слишком часто он терял тех, кто был дорог его сердцу, слишком много растрачивал сил на наложниц и мимолетные прихоти, и все ради того, чтобы снова почувствовать себя молодым. Он так ясно ощущал приближение старости и так не хотел с этим мириться, что предложи ему боги вторую жизнь — наверное, не задумываясь воспользовался бы этим шансом. Даже если бы пришлось отказаться от власти. Но он не верил в благосклонность богов и поэтому искал эликсир молодости сам. Такой силой обладала только любовь. Он и желал, и боялся ее. А она вдруг ворвалась в его жизнь и застала врасплох. И тогда он забыл обо всем. Единственное, что отныне имело смысл для Син-аххе-риба, была Марганита, юная принцесса Тиль-Гаримму.
Арад-бел-ит подгадал для их новой встречи самый удачный момент.
В начале осени на двадцать четвертом году правления Син-аххе-риба на Ассирию обрушились все беды сразу. В городе Анат, граничащем с аравийской пустыней, вспыхнул мор. За две недели счет умершим пошел на
Разумеется, все эти события не могли не испортить характер Син-аххе-риба. Царь стал мрачным и задумчивым, и любой, даже малейший проступок вызывал у него раздражение.
Первым за это поплатился Таб-цили-Мардук. Царь обвинил его в неумении справиться с последствиями наводнения в Вавилонии и в том, что мор распространился из Аната в город Такритайн. Первый министр был схвачен прямо в тронном зале, брошен в тюрьму, а через три дня — казнен. На плаху попали и несколько жрецов из Сиппара, решивших нажиться на горе земледельцев, которые в одночасье стали нищими и бездомными. Казначей Нерияху, осмелившийся сказать, что казна опустошена, был брошен в каменный мешок….
Кто-то из сановников усмотрел в действиях Син-аххе-риба вполне очевидное желание вернуть себе власть, которая едва не ускользнула из его рук из-за тяжелой болезни, однако большинство ассирийской знати видело в этом недовольство Ашшур-аха-иддином. Ведь гнев царя обрушился исключительно на сторонников его младшего сына и соправителя.
И, напротив, встречи Син-аххе-риба с Арад-бел-итом стали регулярными. Старшему сыну сразу после восстания в Маннее была возвращена должность начальника тайной службы. Скур-бел-дан, продержавшийся на этом месте чуть больше года, попал в немилость, остался без наместничества и едва не лишился головы. Спасло заступничество Ашшур-аха-иддина и Набу-аххе-риба.
На вторую годовщину смерти малышки Ашхен царь отправился во дворец Арад-бел-ита: от сына пришло известие, что заболела Хава. У постели принцессы сидела прекрасная незнакомка, чьи богатые одежды и прическа соответствовали, скорее, знатной особе, чем служанке, которая, завидев высокого гостя, пала ниц.
— Кто это? — с удивлением спросил Син-аххе-риб, жадно разглядывая девушку.
— Марганита, принцесса Тиль-Гаримму, — тихо ответил Арад-бел-ит.
— О, боги, как она повзрослела, какой красавицей стала! — взволнованно прошептал царь. — Но постой, ты ведь говорил, что она мертва. Ты снова, в который раз, обманул меня. Кому-нибудь другому это не сошло бы с рук.
— Кому-нибудь другому, но не твоему сыну, который печется единственно о твоем благе. У принцессы слишком много недоброжелателей. Мне надо было выждать время, чтобы все забыли о ней.
— Выждать время?! Прошло… Сколько же прошло времени с той нашей встречи при взятии Тиль-Гаримму?
— Больше четырех лет. И все это время я берег это бесценное сокровище для тебя, отец, — еще тише сказал Арад-бел-ит.
— Дедушка, как я рада, что ты приехал, — слабым голосом произнесла Хава.
— Мое милое дитя, — сказал царь, приближаясь к постели больной, беря внучку за руку. — Как ты себя чувствуешь?