Трон

Корбут Андрей Евгеньевич

И вдруг оказалось, что слуги вовсе не слуги, а переодетые разбойники.

Стражника, оставшегося у ворот, ударили в спину, пока он, наклонившись, пытался смахнуть с сапога грязь. Второго и третьего охранника убили просто и без затей — встав лицом к лицу и мгновенно вонзив кинжал в сердце. Заминка вышла с их командиром, единственным, кто был одет в тяжелую кольчугу, да еще скрытую под плащом. Клинок скользнул по защитному снаряжению и лишь ранил воина. А он был хорош — плечом толкнул нападавшего так, что тот отлетел к забору, выхватил

меч и отразил атаку справа и слева. Одного заколол, другому отсек кисть руки. А потом услышал, что его зовет Манук: министру приставили нож к горлу.

— Все! Все! Прекращай! Брось оружие! Я приказываю!

Стражник хоть и неохотно, но все же повиновался.

Затем Манук заговорил с теми, кто взял его в плен.

— Кто вы, и что вам надо? Вы хоть знаете, на кого подняли руку?

Посмотрел на купца, сжавшегося под его взглядом.

— А ты еще ответишь за свою измену.

— Не бойся, мой добрый друг, — приободрил того вышедший вперед Кадж, прежде державшийся в тени. — Что он тебе может сделать, если ты под моей защитой?

— Кто ты, и что тебе надо? Сколько золота ты хочешь? — дерзко посмотрел на вожака разбойников Манук.

— Ты не поверишь, за все уже уплачено. Ведите его в дом…

У Манука отобрали кинжал, поторапливая, грубо толкнули в спину, когда он огрызнулся — ударили в живот. Министр с ужасом подумал: «Если это чья-то месть за прошлые обиды или измену, то живым мне отсюда не выбраться. Зорапет? Баграт? Или Мар-Априм? А ему я чем не угодил?».

Кого он не ожидал увидеть в комнате, куда его привели, так это Ашшуррисау.

— Ты? — изумился Манук.

Ассирийский лазутчик сидел в высоком деревянном кресле за столом, заставленным самыми разнообразными яствами, не спеша ел, пил вино из серебряного кубка и встретил пленника наидобрейшей улыбкой:

— Присаживайся, поужинаем.

Манук сел напротив. Смочил пересохшее горло. Однако есть не смог.

— И что же тебя так сильно удивило? — спросил Ашшуррисау.

— Что? — в глазах пленника поселилась растерянность.

— Я спрашиваю: что тебя так удивило, когда ты увидел меня? Как будто я редко бываю в Русахинили… Не хочешь объяснить, что случилось? Или ты больше не служишь моему господину Арад-бел-иту?

Манук понемногу приходил в себя.

— Нет, нет, конечно, служу. Разве ты не получал от меня новых сведений — трижды за последний месяц?

Ассириец выслушал его с интересом.

— Открою тебе тайну — нет, не получал. Донесения ты передавал, как обычно?

— Да, когда приходил на рынок, через Егию. Можешь сам спросить у него.

— Он три дня назад уехал из города.

— А как же Мар-Априм? — хватался за любую возможность оправдаться Манук. — Я ведь еще вчера встречался с ним. Он был всем доволен. Поговори с ним!

От одного взгляда Ашшуррисау лоб министра покрылся холодным потом. Но ассириец вдруг улыбнулся:

— Прости, что пришлось убить твоих людей. Зато теперь у меня

нет сомнений, что ты говоришь правду... Ступай сейчас к Баграту. Скажешь, что на улице на тебя напали воры, но за тебя вступился Кадж со своими людьми и едва отбил. Пусть Баграт с ним встретится и как следует отблагодарит. Завтра найдешь Мар-Априма и расскажешь ему о нашей встрече, обо всем без утайки. Я буду ждать его в этом доме следующей ночью.

6

Весна 682 г. до н. э.

Столица Урарту Русахинили

В первый день месяца симан на двадцать третьем году правления Син-аххе-риба в столице Урарту было невероятно душно. Мар-Априм лежал на топчане, вынесенном во двор его резиденции, и лениво понукал слуг:

— Поднимите выше гирлянды… Поставьте сюда кадки с цветами из дома... Позовите повара… Выносите столы…

Сегодня вечером должны были прийти Зорапет с женой и дочерью, а приказчик Мар-Априма, как назло, подхватил лихорадку, вот и пришлось приглядывать самому.

Мар-Априм находился в Урарту почти год, причем девять месяцев — в качестве мар-шипри-ша-шарри. Впрочем, о царской службе он старался вспоминать как можно реже. Вдали от дворцовых интриг, без которых в Ниневии нельзя было прожить и дня, здесь человек его положения мог позволить себе вполне счастливое существование. И он ни в чем себе не отказывал.

Урартские женщины влекли Мар-Априма утонченной красотой и необузданным темпераментом. В его постели перебывало несколько сотен красавиц. Кому-то он платил, кого-то очаровывал, кого-то брал силой.

Он пристрастился к вину. Редко засыпал, не напившись до беспамятства. Купил несколько виноградников и винодельню в окрестностях ванской столицы. И даже наладил торговлю с Ассирией собственным вином.

Появилось и новое увлечение — бойцовские собаки. В поисках лучшего экземпляра Мар-Априм мог провести в дороге неделю, а то и больше. Он покупал их на рынках или находил в горных селениях, за каждого мастифа платил золотом и раздобыл уже два десятка собак. Каждые несколько дней в резиденции мар-шипри-ша-шарри устраивались бои, посмотреть которые приезжали самые знатные люди Урарту. Мар-Априм и здесь был невероятно популярен.

Он знал, как угодить обоим претендентам на ассирийский престол. Сообщил Арад-бел-иту, что после падения Ордаклоу и смерти Завена Урарту полностью подпало под влияние скифов, и переложил таким образом всю ответственность за развитие ситуации на чужие плечи. Ашшур-аха-иддин получил заверения, что царь Руса не собирается принимать чью-либо сторону. Оставалось только следить за тем, чтобы никакие вредные слухи не распространились за пределы Урарту, минуя Мар-Априма. И, чтобы решить эту непростую задачу, мар-шипри-ша-шарри хотел породниться с самим Зорапетом, чье влияние на царя и двор трудно было переоценить.