Трон
Шрифт:
— Действуй, как только я выйду на террасу на втором этаже, — тихо сказал Мар-Априм тому, кто прятался в тени высокого забора. Сказал — и быстро зашагал к дому торговца, где находился Ашшуррисау. Постучал в калитку, приоткрылось окошечко; спокойные чуть раскосые глаза изучили ночного гостя с головы до ног.
— Кто ты?
— Мар-Априм, — назвался ассириец.
Окошко захлопнулось, отворились засовы — гостя впустили.
— Ступай за мной, — сказал рослый урарт, одетый бедно, но опрятно.
Пока шли через двор, Мар-Априм
Ашшуррисау встретил его в первой комнате, улыбался, был дружелюбен. Мар-Априм отвечал тем же. Они расцеловались как давние друзья, хотя виделись всего однажды. Было это через месяц после вступления в высокую должность Мар-Априма, здесь же, в Русахинили. Новый мар-шипри-ша-шарри тогда заверил Ашшурисау, что он знает о его заслугах и не собирается ни в чем ему мешать.
Прошли в зал, где был по-праздничному накрыт стол, присели, без проволочек перешли к разговору.
— Уважаемый Мар-Априм, хотел спросить тебя: знает ли Арад-бел-ит о том, что донесения моих лазутчиков уходят в Ассирию, минуя меня?
Об убийствах и исчезновении своих людей Ашшуррисау благоразумно умолчал.
— Увы, в Ниневии произошли большие перемены. Царь при смерти, и вся власть не так давно перешла к Ашшур-аха-иддину. По его указанию тайной службой теперь руководит Скур-бел-дан. Сожалею, что не успел предупредить тебя своевременно.
— Перемены действительно большие, — спокойно сказал Ашшуррисау, наливая вина сановнику, а затем и себе. Ему надо было подумать, сложить мозаику воедино.
«Получается, они убрали всех, кто не захотел перейти к новому хозяину», — понял он.
Мар-Априм словно угадал эти мысли, и поспешно сказал:
— Скур-бел-дан много слышал о тебе, знает о твоих заслугах и полезных качествах, и поэтому надеется, что ты станешь служить ему так же преданно, как и Арад-бел-иту. Однако прежде ты должен поклясться в верности Ашшур-аха-иддину. И, разумеется, рассказать обо всех твоих лазутчиках, осведомителях и других помощниках в Киммерии, Урарту, Ишкузе, Мидии и Египте, а также о завершенных и незавершенных планах.
— Ты преувеличиваешь мои достоинства, — смиренно склонил голову Ашшуррисау. — Я уже немолод. Память стала подводить. Все, что я могу поведать, — то, чем я занимался последние два года в Урарту. А все остальное разве упомнишь? К тому же я давно подумывал о том, чтобы уйти на покой. У меня жена, растет дочь. Пора остепениться…
И не сказал, но подумал: «Да и клятв я никаких тебе давать не буду, пока Арад-бел-ит жив…»
— Понимаю, — с выражением искренней печали на лице согласился Мар-Априм.
После этого, осушив до дна кубок, он позвал Ашшуррисау на террасу, пояснил:
— Уж больно здесь душно.
На свежем воздухе заговорили о сущих пустяках —
— Ну что за беда, — вдруг сказал Мар-Априм. — В доме дышать нечем, а здесь зябко.
— Я прикажу, чтобы погасили очаг.
— Пошли-ка вернемся за стол. Я расскажу тебе, какого великолепного мастифа приобрел на днях.
***
Хатрас, схватившись за ветку старого платана, легко подтянулся на здоровой руке, мгновенно перенес тело через высокий глиняный забор и, приземлившись по другую его сторону, затаился. Конюшня — в трех шагах. Рядом с ней на скамейке сидели люди Каджа: двое тихо переговаривались между собой, третий спал, уронив голову на грудь.
Скиф бесшумно словно тень зашел к урартам за спину, не мешкая вонзил кинжал в сердце со спины одному, и тут же вторым движением перерезал горло его товарищу. Третий так и умер во сне.
Часового около калитки заслоняла постройка. Те, кто охранял вход в дом, стояли к конюшне спиной. Хатрас пересек двор, подкрался ближе, прячась за какими-то цветущими кустами и, выбрав подходящий момент, с быстротой молнии расправился с обоими. Кто знает, сколько бы еще погибли вот так без малейшего сопротивления, не опрокинь один из умирающих, падая, амфору с вином, и та с грохотом разбилась о каменный пол. Среди ночной тишины это было равносильно раскатам грома.
Первым из дома выскочил верткий малый с перекошенным от злобы лицом. Он метнул в незваного гостя копье, промахнувшись, пошел в атаку, беспорядочно вращая мечом-хопшем. Хатрас отступил на два шага — и вдруг выбросил вперед руку с акинаком, пробив нападавшему сердце.
От ворот бежал часовой. Хатрас подхватил с земли копье, а уже через мгновение оно, словно кара небесная, сбило урарта с ног, отбросило назад шага на три, пригвоздив к земле. Раненый захрипел и тотчас испустил дух.
Еще трое показались в дверях дома. Увидев разбросанные вокруг трупы — семерых своих товарищей! — в страхе остановились.
Хатрас вернул себе акинак и двинулся им навстречу. Спокойно, будто на свидание с девушкой. Шесть ступенек по каменной лестнице. Перед входом, на узкой террасе, справа и слева стояли вазоны с ярко-красными цветами. Как кровь.
Урарты взяли Хатраса в кольцо. Со стороны это напоминало травлю медведя, отощавшего за время зимовки. Он был выше каждого из них более чем на голову. Отбив удар, скиф делал выпад, и успевал обернуться, уклониться и ударить снова, вынуждая своих врагов отступать и отступать. За считанные минуты все трое урартов получили несколько легких и серьезных ран и истекали кровью.