Тропой памяти
Шрифт:
Народ переглянулся, причем на редкость подозрительно и хмуро, и счел за благо промолчать.
— Что, ни одного? Неужели? — разведчик вприщур посмотрел на охотника, — Багнур, я о тебе был лучшего мнения…
Сообразив, что отвертеться не выйдет, Багнур смущенно крякнул и поскреб в затылке.
— Ну… маленько-то умею.
— Ага, как топор! — степенно прогудел Маграт.
— О, глянь-ка, камнегрыз наш заговорил… — хмыкнул охотник, неспешно оборачиваясь на голос мастера скважин. — А то я уж напугался: полтора нах-харума про таингур ни слова не слыхать: думаю, помер, что ли…
— Не дождешься… — невозмутимо парировал Маграт. — Жадина ты, Багнур, все-таки. Даром, что на суше от тебя зверью спасенья нет, так ты еще и в воду лезешь… Добро бы еще умел…
— Не бойся, Маграт. Как надо, так и умею… — проворчал Багнур. — Уж получше прочих…э-э-эм… — тут охотник, наконец, сообразил,
— Ну и отлично, — кивнул Дагхур. — Вот видишь, Мулуг, нашелся для тебя провожатый: с настоящим охотником через реку пойдешь. Значит, далее делаем так: часть отряда в составе та’ай-хирг-кхан, Багнур…
Охотник пожал плечами: вон, мол, оно как вышло. Вечный оппонент его ухмыльнулся было, собираясь прокомментировать новое назначение, но в этот момент на него указал когтистый, как у всех иртха, палец Дагхура:
— …И, пожалуй, еще ты, Маграт…
Лицо мастера скважин с такой поспешностью начало менять выражение с насмешливого на офигело-растерянное, что Багнур тихо хохотнул. В кулак. Учитывая близость начальства. Лицезревшая эту пантомиму Шара тоже улыбнулась было…
— Стрелок… — настиг ее скучающий голос. — Я очень рад, что тебе весело, но… ты идешь с ними.
После такого оборота истерическое веселье по непонятной причине сошло на нет, и разведчик, как ни в чем не бывало, продолжил излагать план:
— Промер глубин, скорости течения и прочего — это тебе, Мулуг, я объяснять не буду, да и помощники у тебя теперь есть, разберетесь. Чтобы дважды не рисковать и не тратить времени на переправу, продолжаете двигаться по правому берегу, по течению вверх. Оставшаяся по эту сторону Бурзугая группа фактически повторяет ваш маршрут. Идем порядка полулиги на северо-северо-запад, ориентир — лес на левом берегу резко обрывается. Это место встречи. В этом течении река сужается, то есть появится возможность навести переправу, мы вас подбираем и возвращаемся. Сигнал о прибытии на место — отраженный свет, блик троекратный. На все даю полтора нах-харума, если по истечении этого времени какая-либо из двух групп не появится — ждать не более трех часов, помните — вы должны вернуться в любом случае. Дымовой патрон отдаю та’ай-хирг-кхану, если что — сигнал тревоги увидят. Вопросы? Нет вопросов? Отлично. В таком случае, у меня — все. Выполнять.
Низкий темный правый берег Бурзугая встретил маленький отряд лишь ближе к полуночи, поскольку Мулуг, заполучивший в собственность двух приятелей-спорщиков, развил бурную деятельность по детальному исследованию речного дна. В течение трех часов с островка за мелкой протокой можно было наблюдать пару блуждающих в вечерней мгле силуэтов с длинными шестами в руках. Сквозь тихий плеск воды слышались их голоса, и хотя слов за дальностью было не разобрать, Шара с уверенностью могла бы сказать — эти двое снова выясняли профессиональные отношения. Застывшего сидячим камнем картографа производимый приятелями шум не тревожил нисколько: ну, в самом деле, если с такого расстояния звук с трудом различает ухо иртха, то наблюдатель-сухну с противоположного берега услышит разве что гул дальней шиверы да сонное чириканье ночных птиц. Иногда Шаре становилось даже чуточку жаль того самого «предполагаемого противника», о котором дзаннарт-кхан Удрук с завидной регулярностью распространялся перед строем лопоухих новобранцев — будущих стрелков Нурнена. Лишенные ночного зрения, не имеющие ни острого слуха, ни звериного чутья, сухн’ай в темноте напоминали голых новорожденных волчат, еще не умеющих кусаться. Девушка не очень верила в несметные рати, собранные тарками в столице-крепости, а вот оружие врага ей видеть доводилось: в арсенале пылились целых три клинка — трофеи, надо полагать, еще со времен Дневной Войны. Прямые, с длинной тонкой рукоятью и ржавыми разводами вдоль лезвия, у знатоков они вызывали недоумение: светлая сталь, лишенная присадок и многократной проковки, на поверку оказалась обычной железкой, коей, по утверждению кузнеца Духнура, являлась со дня изготовления. Все это вкупе со слаборазвитым телом, покрытым тонкой, белой, не способной защитить от холода кожей, заставляло думать о тарках не как о грозных и коварных врагах, а скорее — как о жалких ущербных созданиях, которые и так предостаточно наказаны судьбою за идею уничтожения ночного народа. Так думала Шара, сидя на бережке в двух шагах от Мулуга, пока Маграт и Багнур возились с промером глубин на бродах. Причиной столь пассивного участия лучницы в делах разведгруппы был чересчур легкий вес, лезть с которым в бурный поток не рекомендовалось — утащит вместе с шестом. Поэтому Шара нахально предавалась бессовестному
— Слышь, девка… Тебе не хватит уже, а?
Методично набивающая трубку Шара медленно подняла голову и заметила, что у нее за плечом стоит хмурый и слегка встревоженный Багнур.
— А?
— Бубхош удра! — беззлобно передразнил охотник. — Не хватит, спрашиваю? — кивнул он на трубку, зажатую в побелевших девичьих пальцах. — Ну-ка, посмотри-ка на меня… У-у-уу…
Последнее замечание относилось к глазам Шары: опухшим, с красной сеточкой лопнувших сосудов по краю зрачка, видимой даже при скудном свете ночных звезд.
— А че? — туго соображающая лучница потянулась за огнивом, но Багнур без лишних церемоний отобрал у нее кисет.
— Сколько нах-харума не спишь уже? — продолжал допытываться пожилой иртха, покачивая кисет на тесемке.
— Полтора…два… Не помню — честно ответила девушка, отчаянно растирая веки тыльной стороной ладоней. Постоять, а, точнее «посидеть» в карауле она вызвалась сама, поэтому особой нужды в сочувствии, равно как и желания поплакаться кому-либо в воротник не испытывала.
— А четыре — не хочешь? Ты что, от усталости хочешь с копыт свалиться? Учти, на спине не потащу… Дрянь еще эта… — Багнур встряхнул кисет, — кто придумал ее? Спасет разве…
— До сих пор спасала…
Шара пожала плечами и потянулась за своим имуществом, но охотник молча отвел руку за спину.
— Спать иди лучше.
Орчиха поджала губы. Спать! Если бы еще можно было…просто упасть и отрубиться, как все нормальные иртха…Не от хорошей жизни она четвертую ночь стережет покой спящих товарищей по оружию. И Мулуг здесь не при чем…
— Слышишь меня? Иди. Спать — повторил Багнур по слогам, точно беседовал с глухой. — Иди, иди…я покараулю. Анхур оставь только на всякий случай: мало ли что…
— М-м-м… — Шара в задумчивости сжала виски, разрываясь между многодневной усталостью и страхом потерять во сне контроль над сознанием. Но пожилой иртха, отличаясь редкостной простотой чувств, счел молчание лучницы плодом недоверчивости.
— Да уж, конечно, куда нам, серым, до вас! — сварливо проворчал он, — На охоту не ходили, зверя-птицу не били…Прям и не знаем, с которой стороны тетиву натягивать…
Шара смущенно улыбнулась, только сейчас впервые осознав для себя, сколь нелепо и смехотворно смотрится в глазах старого охотника отчаянная распальцовка нурненских стрелков. На ум тотчас же пришел Хаграр, имевший моду вместо серьги таскать в мочке уха наконечник стрелы — в качестве опознавательного знака… А то как же: гордость Унсухуштана, а по виду и не скажешь — непорядок… Да уж! Подмастерье гончара, вот уж кому до армии лука в руках держать точно не приходилось ни разу…
— Иди спать, незаменимая ты наша! — прервал воспоминания ворчливый голос. — Завтра опять переть под солнцем целый день, а у тебя морда — как государственный флаг: красный глаз в черном поле.
— Правый или левый? — вяло пошутила лучница, отчаянно зевая.
— Оба! Иди уже…
И настойчивость охотника оказалась последним доводом в пользу ночного отдыха. Там, где берег ступеньками обрывался к воде, над самой кромкой нависал широкий поросший травой уступ, на котором уже располагалось два сопящих свертка. Выбранное место оказалось просто отличным, ибо с берега не проглядывалось совершенно, было сухим, ну, и, кроме того, легкий шелест течения в высоких прибрежных травах убаюкивал почище маминой колыбельной. Девушка бросила лархан на землю, подумала и перетащила импровизированную постель подальше от остальных. Спать… наконец-то…Чувствуя, что никакие страхи и запреты уже не могут удержать от настойчивого желания поскорее закрыть глаза, она опустила на лицо нарт’харуму и, завернувшись в толстую двухслойную кожу лархана, мгновенно провалилась в сон.