Тростник под ветром
Шрифт:
— Иоко вернулась?
— Нет еще, представь! Удивляюсь, что с ней?
Юхэй и сам терялся в догадках. Вчера Иоко ранним утренним поездом уехала в Сидзуока. Она ездила туда в начале декабря, но оказалось, что батальон, в котором служил Тайскэ, находится на учениях у подножья Фудзи, и Иоко не удалось повидать мужа. Вскоре началась новая грандиозная война, но от Тайскэ все не приходило известий. Иоко не могла смириться с мыслью, что мужа отправят за границу и ей так и не удастся с ним повидаться. Опа не сомневалась, что командование способно отправить солдат на фронт, не дав им свидания с родными. Иоко была уверена, что в армии ни с чем не посчитаются, если только этого потребуют интересы войны. Не в силах больше переносить
Ужинали втроем с Кунио; атмосфера за столом царила довольно тягостная. Кунио уже прошел медицинскую отборочную комиссию и несколько дней назад сдал последние выпускные экзамены в колледже. Активность японской авиации на всех фронтах приводила его в состояние, близкое к экзальтации. Душой Кунио уже находился на поле боя. Он бредил подвигами и острыми ощущениями. В мечтах он уже топил линкор противника.
Эпизоды сражения в Перл-Харборе грезились ему наяву. За едой, положив газету на обеденный стол, он читал сообщения с театра военных действий, никогда не пропускал передачу последних известий по радио.
Юхэй молча сидел за своей обычной вечерней чашкой сакэ...
Около десяти часов Иоко вернулась из Сидзуока. «Добрый вечер»,— поздоровалась она со свекровью и свекром и глубоко вздохнула, устало переводя дух. Вид у нее был растерянный, как у человека, чем-то внезапно ошеломленного.
Вчера днем, приехав в Сидзуока, она подошла к проходной будке и попросила разрешить ей свидание с мужем. И тут от часового она узнала, что часть, в которой служил Тайскэ Асидзава, получила приказ выступить на фронт и давно уже отправлена за границу.
— Перед отъездом давали день свидания. Вы должны были получить извещение.
— Нет, я ничего не получала,— бледнея, ответила Иоко.
Она пыталась возражать, говоря, что этого не может быть, что тут какое-то недоразумение, но спорить было бесполезно — людей уже отправили и, следовательно, рассуждать было не о чем. В- это время из караульного помещения вышел какой-то унтер, сказавший Иоко, что несколько человек из состава полка остались по различным причинам,— возможно, ее муж среди них. Унтер приказал одному из солдат навести справки; тот с недовольным видом уселся на велосипед и поехал через плац к зданию штаба — проверить списки. Минут через десять он вернулся обратно и сообщил, что солдат второго разряда Асидзава заболел как раз накануне отправки на фронт и сейчас находится в военном госпитале в городе.
Ни минуты не мешкая, Иоко бросилась в канцелярию госпиталя. Дежурный солдат, хмурый, неприветливый парень, задавал ей вопросы, ни на один из которых Иоко не могла толком ответить. Она не знала, в каком отделении лежит ее муж — в хирургическом или в терапевтическом, не знала, когда его положили в госпиталь. Иоко начало казаться, будто Тацскэ пропал без вести, да и только, словно провалился сквозь землю. Ее охватил страх.
Она прождала добрых полчаса, пока в списках наконец обнаружили его фамилию и назвали номер корпуса и помер палаты, где он лежал. Она с трудом отыскала эту палату, едва не заблудившись в длинных коридорах с дощатыми полами. В большой грязной комнате, пропахшей лекарствами, стояло двадцать кроватей. Когда Иоко, отворив' дверь, вошла, к ней разом обратилось двадцать пар глаз. Она искала среди этих больных солдат Тайскэ, по никак не могла его отыскать. Тогда она пошла по проходу между кроватями, стараясь найти мужа глазами, как вдруг с одной койки, совсем рядом, кто-то позвал: «Иоко!» Она не узнала .мужа. У Тайскэ отросли борода и усы, щеки ввалились, на исхудавшем лице выделялись только большие глаза. Таким Иоко еще никогда не видела Тайскэ. От испуга, от неожиданности у нее сильно заколотилось сердце. Под головой у
Здесь, в палате, па глазах у посторонних, Иоко не могла даже дать нолю слезам. Опа провела с больным весь вчерашний и сегодняшний день — бегала купить ему фрукты и сладости, клала кусочки льда в его пересохший рот... На обратном пути в Токио она проплакала всю дорогу, спрятав лицо в воротник пальто.
Мама, я пойду еще раз к генералу Хориути, попрошу его хорошенько! Ведь Тайскэ так слаб здоровьем. Здесь, в Японии, на учениях, он и то уже заболел плевритом! А на фронте он и вовсе не выдержит... Будь он здоров, пришлось бы смириться, раз уж такие законы, но ведь он больной, значит его должны отпустить!.. В этом госпитале такая грязь, вонь! Кормят плохо, больному плевритом нельзя так питаться, питание там совсем никуда не годится. А в госпитале всем дают одно и то же, независимо от болезни... Я пойду еще раз к генералу Хориути!
Иоко была уверена, что Тайскэ заболел от переутомления во время учений. Тайскэ ничего не сказал жене о расправе, которую учинил над ним унтер Хиросэ.
Директоров и главных редакторов шести крупных журналов внезапно вызвали в Информационное управление. О вызове сообщили утром по телефону, предложив я виться ..к часу дня. Юхэй пошел вдвоем с Кумао Окабэ. Прошло всего несколько месяцев с тех пор, как Информационное управление переехало в помещение Имперского театра, но красиво отполированные колонны и перила уже успели покрыться таким слоем пыли, что при неосторожном прикосновении рука становилась черной. Ковровые дорожки в коридорах коробились от грязи. Центральный зрительный зал был заброшен и пуст,—-очевидно, новые хозяева не нашли ему применения. Он напоминал погруженную в мрак пещеру. Здесь пахло пылью и запустением, как в замке, где обитают привидения.
Ровно в час дня в приемную, где уже собралось двенадцать человек, вошел, помахивая какой-то бумажкой, сотрудник Информационного управления майор Сасаки.
— Все явились? — строго спросил он, исподлобья оглядывая присутствующих.
— Так точно, все уже прибыли.
— Отлично, садитесь. Сейчас я зачитаю вам инструкцию о содержании журналов, которой все вы отныне обязаны будете придерживаться. Война, которую ведет сейчас наша страна,— нелегкое дело. Все силы государства должны быть направлены на войну. И прежде всего надо, чтобы наиболее влиятельные печатные органы — наши ведущие журналы — активно включились в сотрудничество во имя победы. К этому и сводится смысл данной инструкции. Ясно?
Майор говорил тоном приказа, не оставляя ни малейшей возможности для каких-либо возражений. Он распоряжался содержанием журналов, точь-в-точь как если бы отдавал боевое приказание. Но никто из двенадцати человек, которых он поучал, не упрекнул его в неуместности подобного тона. Когда бушует ураган, каждый стремится юркнуть в укрытие....
Майор высоко поднял отпечатанную на машинке инструкцию и начал читать.
— «Для победоносного завершения нынешней войны, направленной на установление нового мирового порядка и построение Восточной Азии, требуется активное сотрудничество всех органов печати и в первую очередь — ведущих журналов.
Указывая ниже наиболее существенные моменты, которых следует придерживаться директорам и руководящим сотрудникам журналов, мы рассчитываем на активное проведение в жизнь следующих указаний:
1. Постоянно стремясь к созданию единства общественного мнения, категорически избегать помещения статей, могущих посеять сомнение в умах.
2. Укреплять доверие к правительству и руководству армии и не жалеть усилий, дабы побудить народ сотрудничать в священной войне.
3. Проявлять максимальную осторожность, с тем чтобы в печать не просочились секретные сведения как военного, так и общегражданского характера.