Тростник под ветром

Исикава Тацудзо

Киёхара почти не пил сакэ; рассуждая, он то и дело отхлебывал чай из стоявшей перед ним чашки.

— Эта война — рискованная затея,—- неторопливо произнес один из гостей, старый литератор, почетный член парламента, оглядываясь на Юхэя.— Все эти победы похожи на фейерверк — быстро вспыхивают и так же мгновенно гаснут... До сих пор все идет как будто бы гладко. Победа следует за победой. Но долго так продолжаться не может. Четыре с половиной года войны в Китае истощили Японию. Руководители армии заявляют, что располагают достаточным количеством вооружения. Возможно, в части вооружения я готов им поверить. Но люди — люди устали... В ближайшие год-два в ходе войны наступит перелом, я в этом убежден. А что до тройственного союза, так на это расчет плохой. Ни Германия, ни Италия не могут сыграть

никакой роли в войне, которую ведет Япония.

Имя этого старого литератора, непримиримого, убежденного сторонника свободы, значилось в черных списках тайной полиции — ему было запрещено печататься в каких бы то ни было журналах или газетах. Каждый месяц редакция «Синхёрон» переводила ему определенную сумму денег, оказывая тайную поддержку.

— Асидзава-кун,— улыбаясь, обратился Андо к

Юхэю,— твой журнал тоже постепенно изменил ориентацию... Как бы это поточнее выразиться... Одним словом, ты тоже, кажется, включился в сотрудничество, да? Надо думать, на тебя тоже был оказан изрядный нажим?

— Изрядный? Это не то слово. Я скован по рукам и по ногам. Разве мы по собственному желанию поместили такие статьи, как «Военно-морские операции» адмирала Санкити Такахаси или «Обращение к народу» начальника информбюро военного министерства Мацумура? А все-таки пришлось их печатать. В противном случае цензурные органы грозились зарезать весь журнал. Господа военные из Информационного управления на каждом втором слове угрожают закрыть «Синхёрон». Да и цензура эта самая, будь она трижды неладна, не одна и не в одном месте. Тут тебе и оба информбюро — армии и флота, и полиция, и Информационное управление кабинета министров, и штаб военно-воздушных сил, и Генеральный штаб... А сверх того, еще бесконечные организации — Ассоциация помощи трону, штаб Союза возрождения Восточной Азии, Ассоциация культуры и печати... И все командуют. При таких порядках, дружище, пальцем пошевельнуть — и то невозможно. Мало того — все эти цензурные органы зачастую придерживаются совершенно различных курсов. Вот, например, в Информационном управлении Киёхара-кун считается чуть ли не самой подозрительной личностью, а в информбюро военно-морского флота его мнение пользуется довольно большим авторитетом...

— Да, положение нелегкое.

— Уж такое нелегкое, что хуже и быть не может. Невольно начинаешь сомневаться, имеет ли вообще смысл продолжать издание журнала?

— Недавно, кажется, опять вышел какой-то новый закон о контроле над органами печати?

— Значит, парламент опять пошел на поводу у военщины...

— Само собой разумеется. Да ведь на этой чрезвычайной сессии депутаты как миленькие покорно проглотили все, что продиктовала военщина,— двадцать восемь миллиардов на военные нужды утверждены. А попробуй-ка кто-нибудь из депутатов выступить против! Едва сессия закончилась, как мигом уволокли бы жандармы. Все это верно, конечно: депутаты, долг перед народом и все такое прочее, а только жизнь каждому дорога...

— Жандармерия правит страной!

— Именно. Так ведь и сам Тодзё — тоже в прошлом жандарм!

Под действием сакэ разговор все больше оживлялся. Юхэй вдруг вспомнил об инструкции, полученной сегодня от майора Сасаки, и достал ее из кармана. Старый литератор, не поленившись достать очки, водрузил их на нос и внимательно прочитал инструкцию от корки до корки.

Три гейши, притихнув, замерли с бутылочками сакэ в руках, Юхэй поставил чашку на стол.

— Знаете,— сказал он, обращаясь к старому литератору,— сегодня, когда я получил в Информационном управлении эту бумажку, я уже было решил, что продолжать издание журнала становится просто бессмысленным.

— Нет, надо продолжать! — подавшись вперед, сказал Андо.-— Надо продолжать до той самой минуты, пока власти не отдадут прямого приказа закрыть журнал. Подумай, во что превратится наша пресса, если останутся только такие реакционные, лакейские журналы, как «Кокурон»! Ведь это движение вспять, к первобытному состоянию!

— Да, но если Асидзава-кун будет продолжать свою деятельность, это к добру не приведет. В один прекрасный день это может обернуться опасностью для него .лично.

— Ну что ж, на это надо пойти,— серьезно произнес Сэцуо Киёхара.— В армию,

на военную службу мы уже по возрасту не годимся, так что с этой стороны наша жизнь в безопасности. Значит, вместо этого мы обязаны сражаться на фронте культуры, а во всяком сражении неизбежна опасность. Это единственный доступный нам способ по мере своих сил послужить родине. Вот только, признаюсь, борьба с этим, безмозглым нашим правительством приводит меня в отчаяние. Слышать, как тебя непрерывно шельмуют, называют изменником, предателем родины, и в то же время трудиться для блага родины — признаюсь, это все-таки тяжело! С этой точки зрения позавидуешь, право, военным! Им дают ордена, повышают в чинах,— одним словом, они встречают всяческое содействие. А мы не только не получаем какой-либо поддержки, но, напротив, нам всячески стараются помешать!

Молодая гейша громко вздохнула:

— Что это все такие серьезные, умные разговоры! Я уже соскучилась, право!

Ее слова разрядили атмосферу. Вновь послышалась оживленная болтовня: женщин. Юхэй, повеселев, опять взялся за.чашку.

Что бы там ни было, он будет продолжать свой журнал. Пусть безотрадна жизнь, но у него еще сохранились друзья,— вот они сидят рядом,- - у них твердые убеждения, ясный, независимый взгляд па вещи. Никакая агитация военщины не заставит их изменить эти взгляды. У каждого из них в сердце свое государство, своя позиция, свой непоколебимый курс в жизни, своя мораль. Сейчас их клеймят позором, называют «либералами», «предателями отечества», но еще недавно статьи, выходившие из-под их пера, встречали горячее одобрение множества людей и вели за собой печать Японии.

Когда гости поднялись, пожилая хозяйка незаметно шепнула Юхэю:

— Господин директор, на минуточку...— Отведя его в тень вышитой золотом ширмы.в соседней комнате, она, слегка приподнявшись на цыпочки и приблизив губы к самому уху Юхэя, встревоженно зашептала: — Может, мне не следует вам об этом рассказывать, нона прошлой неделе у меня ужинали господа из журнала «Кокурон» и с ними много офицеров, жандармских... Они очень ругали ваш «Синхёрон», господин директор... Будьте осторожнее, а то ведь и до беды недолго. С жандармами шутки плохи...

— А-а, спасибо. Ничего, все будет в порядке. Я уже давно готов ко всему.

— Ах, что вы говорите, господин директор... Готов ко всему... Что за слова такие ужасные!.. Не надо перечить им...

.Юхэй улыбнулся и, не дослушав, вернулся в залу. Странное дело, слова хозяйки даже улучшили его настроение, вселив в душу новое мужество.

На третий день после возвращения из Сидзуока Иоко вторично отправилась с визитом к генералу Хориути.

В эти дни по всей стране проходила подготовительная кампания по созданию новой массовой организации, которая должна была именоваться Молодежной ассоциацией помощи тропу. Кое-где на местах уже были созданы первые комитеты. Генерал Хориути был как раз приглашен на подготовительное заседание вновь создаваемого филиала этой организации, и Иоко не застала его дома. Молодежная ассоциация помощи трону охотно привлекала отставных офицеров в качестве советников или председателей комитетов, стремясь объединить всех юношей и подростков в рядах этой новой мощной организации тыла.

Визит Иоко оказался безрезультатным, но уже одно то, что она побывала у генерала, несколько ее успокоило. Незадолго до Нового года она еще раз поехала в Сидзуока. Тайскэ чувствовал себя значительно лучше — он уже мог читать газеты и журналы в постели.

Кончился старый военный год и начался новый, тоже военный. Тревожный это был Новый год, и на улицах часто можно было увидеть традиционные украшения— сосновые ветви. Японская армия вступила в Гонконг, части, высадившиеся на Малайском полуострове, пересекли остров Пенанг и двигались дальше к югу. Сообщалось, что подводные лодки обстреляли тихоокеанское побережье Америки. На острове Борнео пал город Кучинг. Казалось, военные успехи непрерывно растут и обстановка с каждым днем становится все благоприятнее и выгоднее для Японии. Немыслимо было представить себе страшный разгром, последовавший через несколько лет. В начале января пала Манила, создалось впечатление, что на Филиппинском фронте тоже произошел решающий перелом в пользу Японии.