Трудный ребенок
Шрифт:
Влад ждал меня в гостиной. Там же, у окна, стояла Кира и мстительно улыбалась. Наверное, хорошо, что она так себя ведет. Иначе мне было бы хуже. Думать о ней, как о дочери, невыносимо.
Влад знаком велел мне следовать за ним наверх и, не оглядываясь, поднялся по лестнице.
Переживешь. Ты все это переживешь, Полина. Просто потерпи.
Шаги утопали в мягком ворсе ковра, и казалось, я реально иду на казнь. Вернее, на ее репетицию. Сейчас поднимусь, а там — гильотина и палач, весь в красном, жилистый и мрачный мужик. А над нами
Над нами был потолок. А вокруг — подавляющие стены. Его комната. Бордовый. Никогда не любила этот цвет.
Влад закрыл за нами дверь — словно клетку захлопнул. Сердце на миг остановилось, а затем понеслось галопом. Он вновь стал непредсказуемым и опасным. Далеким, холодным, ужасным злодеем — кошмаром моей жизни. А ведь так и есть. Я ни капельки не повзрослела, и рядом с ним все еще пасую, несмотря на суперсилу и прочие плюшки.
– Ляг и подними футболку, – сухо велел он.
– Зачем? – опешила я, с ужасом понимая, что голос дрожит.
– Надо, раз говорю.
– Не хочу... – Я отступила на шаг, на плечи навалился ужас, тяжелый, неподъемный. Чувствовала себя беспомощной, маленькой, беззащитной.
– Не заставляй меня делать это силой.
Я замотала головой и испуганно покосилась на кровать.
– Не хочу, – повторила упрямо.
– Полина... – Он шагнул ко мне, руки сомкнулись на плечах. Я дернулась в сторону, но поздно...
Сознание заволокло дымкой, мысли спутались, а затем и вовсе исчезли. Я потерялась — в пространстве, времени, желаниях. Была лишь его воля, его голос, его прикосновения.
Краем сознания отметила, что лежу на кровати, надо мной возвышаются стойки с балдахином, он нависает, пьянит, дурманит разум.
Руки Влада — горячие, требовательные — касаются живота. В том месте, где находится жила. И мое тело отвечает на прикосновения. Оно плавится, горит, пульсирует. И я горю — зажигаюсь вся, от макушки до пят. Мне хорошо. Радостно. Тепло.
Я пьяна.
Секунда — и внутренности взрываются болью. Ощущение, будто ударили в солнечное сплетение.
Я ловила губами воздух, тщетно пытаясь вдохнуть. А через миг все схлынуло. Сердце снова забилось, дыхание восстановилось, а жила перестала болеть. Влад вздохнул, поправил мою футболку и встал.
– Ну вот и все.
– Что... это... было?.. – рывками выдохнула я, вскочила и влипла в стену.
– Ты же не будешь сидеть без дела, – спокойно ответил Влад. – Хочу оградить тебя и остальных от лишних проблем.
– У меня и так полно проблем! Что ты сделал?
– Использовал свое право на печать.
– Чего?!
У меня даже дар речи отнялся. Земля ушла из-под ног, и я невольно схватилась рукой за стойку. Мир качнулся, картинка съехала, а затем снова сфокусировалась — на бесстрастном лице и зеленых глазах.
– А чего ты ждала? – Влад сложил руки на груди и склонил голову набок. – Ты сумасбродка. Отречешься, сбежишь или, еще чего хуже, начнешь буянить. Когда я говорил, что ты должна сидеть
– Я хочу жить!
– Знаю. Проблема в том, что я тоже хочу, Полина.
– Я не убиваю тебя!
– Ну хватит. Ты вольна делать, что пожелаешь весь месяц, только оставайся в городе. И никому ни слова. Кира не шутила на счет твоих близких, и я ее останавливать не стану. Слишком многое на кону.
– Не делай этого, – прошептала я. – Не верю, что ты сможешь... Что постоянно играл. Должно быть у тебя внутри что-то человеческое. Подумай, что же ты творишь...
– Она возвеличит меня! – воскликнул он, и я вздрогнула. Боялась его сейчас по-настоящему, дико. Любое его движение, казалось, способно причинить вред. – Кира сделает меня сильнее, влиятельнее. Подарит вечную жизнь. Думаешь, выбор не очевиден?
– Гори в аду, Влад Вермунд! – выдохнула я и бросилась прочь из комнаты, из дома — на улицу. На волю. Бежала быстро, ветер бил в лицо, размазывая по щекам слезы.
У самых ворот я остановилась, вцепилась в прутья решетки и склонила голову. Безысходность заполонила тело, превратила мышцы в кисель. А время отсчитывало секунды до заветного дня. Я буквально слышала, как тикают мои часы — тик-так, тик-так. А конвейер едет, и его не остановить.
Печать на жиле. И я не могу отречься, ударить, даже видений не будет. Я ничего не могу! Абсолютно бессильна.
Оттолкнулась от забора и сжала кулаки. Неправда! Я сильная. Знаю, что делать. Нельзя отступать. Выживу ему назло! Им всем назло. Не потому что сольвейг, а потому что это я. Я всегда выживаю. Потому что хочу жить.
Пока ехала в город, слезы высохли. Я пялилась на прохожих, которые шли по своим делам, и думала, что любой из них — неважно, мужчина или женщина, богач или бедняк, трус или смельчак, благородный или подлец — каждый может умереть. Как говорил персонаж Булгакова, человек смертен внезапно. У меня же была возможность предотвратить собственную смерть. Сыграть с судьбой, пойти ва-банк и отвоевать право на существование.
Мой мир циничный и злой, и чтобы выжить в нем, нужно стать такой же. И я стану. Не дам себя сломать. Докажу, что я прежде всего человек, а потом уже сольвейг с запечатанной жилой. Мозги, слава богу, мне никто не запечатал.
Глава 33. Жемчужина Дуная
Я сидела на сером диване и рассматривала обивку. Руки сложила на коленях, как школьница, и ждала.
Мирослав смотрел пристально, серьезно и, казалось, не верил. Да я бы и сама не поверила на его месте.
– Не знал бы тебя, подумал бы, что шутишь, – сказал он тихо.
Я взяла его ладонь и прислонила к животу.
– Чувствуешь?
Он кивнул.
– Печать...
– Снять сможешь?
Он покачал головой.