Тщета: Собрание стихотворений

Меркурьева Вера Александровна

Правда о нем

Со страхом – и без веры – приступаю. Ведь я же знаю: свыше меры – в чужого сердца храме, как в хламе, разбираться, топтаться ножками-сапожками, иг- раться словами, как бубенчиками, звать ореолы – венчика- ­ми, а то и рожками. И строже, чем я себя – никто меня не судит. Но – пусть будет. Скажите, как вы верите? – смиренно и уставно – и православно – покорно и усердно, и неизменно благодарно и благосерд- ­но, сокровенно и – уж бесспорно – пленарно и соборно? вы верите в небесной иерарх ии земные все повадки и ук- ­ладки: кафизмы, эктеньи, каноны, посты, поклоны, свечи и лампадки – во все удавки ортодоксальной суши? А не Судьба ль ведет игру азарта, где жизнь – карты, ставки – души, и Князем Мира в ней поставлен н акон иеропоэт – va banque – эротодьякон? «Мои престолы – где крест» — Звезд ореолы. «Моя молитва – благоволение и мир» — не мелко выткан покров багряный, коим скрыт потир, где «крестная зияла розой рана», где страстью залиты Христовы страсти, где терн и гвозди — счастья снасти. Ой, много, много берете – даже и для Мистагога. И

тут же, тут – в согласии, не в торге – восторги оргий, египетские, эллинские клики, все времена – повторней – и все яз ыки – соборне – и не понять: на вашем троне – каких гармоний свят панте- он иль пандемоний? Но пусть, но пусть служить дано вам словом не двум, но одному, твердя Ему в любви и боли: «Твоя да будет Воля». Но вот чего я не пойму и не постигну: как вы спасетесь, если я погибну? как вам – в венке из роз сиять утешно, мне – тлеть во тьме кромешной? как свят святой, покамест грешен грешный? как Лазарь, в раю увидев – брат в аду томится жаждой, не бросит радость вечную свою, чтоб разделить с ним вечность муки каждой? где полнота Хри- ста – пока пуста хотя б одна черта? И если вы нам говорите всё ж, что, зная, любите, что вери- те, узнав – всё поправ, я говорю вам: ложь. Вы, захвативший все потиры иль «кратэры» любви, и муд- рости, и веры, вы – всех святынь монополист, всех струн Орфей, всех тайн мист – не мудрый вы, не любящий и даже не верящий, не истинного слова дождь живой, но вождь слепых – слепой в своем мираже. Иль – вчуже слитый с верой древний Ужас, химера Змия крылата – но не ваия Арарата. Крест не всегда – молитвенная грусть, Он иногда – отточенная бритва. Где вы помолитесь – я посмеюсь. Но — встань, иерарх: мой смех — моя молитва. Там, наверху – те двое бьются, чьи Мы – братские и вражеские позы. И, если там скрестилися мечи, Нам вниз летят – колючки или розы.

Сон о нем

Устала я, устала снимать за покрывалом покрывало, яз- вить созвучась, жалить – мучась. Устала, а всё мало. Я п омиру ходила-тосковала, семь пар лаптей железных из- носила-истоптала с тех пор, семь каменных просфор я из­- глодала, я на ветру сухою жердью висла – всё пытала у жизни смысла, страсти у пристрастий, искала правды – у счастья, великодушья – у великолепья. Но собирала одни отрепья всяческих бессмыслиц. Обрывки лямок, да облом- ки рамок и виселиц со мной в одной котомке. Но научилась я: не понимая – жалеть, чужим болеть и по­ кланяться – отрицая. На исступленья рубеже я отнимала, в диком мятеже восставшего вассала, лик за ликом, герб за гербом, корону за короной. Но одного не трону – струн, ваших струн. Рун ощупью касаюсь – и поклоняюсь. Вы, кладезь всех ответов, скажите мне, что это значит – что скажет он: «Икона Тайны Нежной» – и сердце неиз- бежно займется, и по-другому бьется, и плачет? Вы сбиравший снопы всезвучных ямбов, венки сонетов, гроздья дифирамбов, терцин нерасторжимые соплетья, канцон соцветья глубинно-голубиные, и зерна отборные – газеллы, всех метров стрелы, – Вы, чье имя – всё буквами уставными, большими, заглавными хотелось бы писать – свою-то стать вы знаете ли сами? Не камн ями украшенный венец, и не порфира, не ориф- ламма, даже и не лира ваш настоящий голос — а бедный «дикий колос», такой простой среди великолепий – как сердце, такой златой на книжном склепе – как солнце, такой святой – как счастье. Вас и меня не будет, придут другие люди и назовут вас: Вячеслав Премудрый – а под золотою пудрой проглянет и станет: Вячеслав Печальный. И дальний читатель неизве- стный поклонится вам: Вячеслав Созвездный – а выйдет в т едни: Вячеслав Последний. Династии поэтов-лебедей утонченный, законченный потомок — вот почему ваш го- лос ломок и непонятен для людей, и музыкален, и одинок, и царственно-печален. И потому так много алых светов На белизне лирических одежд – Закат горит, Последний из поэтов, В тени вечерних ваших вежд. Вечернему я поклоняюсь свету – Последнему Поэту — за то, что был весь день его прекрасен и полногласен; за то, что он, всю глубь свою изведав, одним собой измерен – себя не предал, себе был верен; за то, что он – о, зная, слишком зная, чтоб верить и лю- бить, но зная тоже, что без знамения – конец и край нам, не уставал неволить и тревожить, о Имени послушествуя тайном – я поклоняюсь. За то, что стон земли моей опальной он повторил, как хор венчальный; за то, что где прошел он – счастья вестью – там процвела земля сухая песнью; за то, что он – как мы, утрат во власти – избрал высокий подвиг счастья – я поклоняюсь. За то, что он ни одного соблазна не миновал бесстрастно, и принял знак безжалостного знанья, как веры крест, за то, что, в мудрости-изгнаньи истлев, воскрес – я поклоняюсь. За то, что он – то, чем я быть могла бы, когда бы он был тем, чем я была; за песни дар не знающей пощады, им данный мне – слу- чайно или вольно, за то, что мне так ничего не надо – и так больно; за то, что чем темней моя темница, моя земная плащани- ца – его тем ярче багряница – я поклоняюсь – в прахе и на плахе, и в исступлении, и в страхе, я надрыва- юсь, я искрами ударов рассыпаюсь, золой по ветру разве- ваюсь, я задыхаюсь, исчезаю – я поклоняюсь. О, мой заклятый Друг И мой заветный Враг – Чем ваш воздушней круг, Тем мой бездушней шаг – В мистический испуг Лирический зигзаг, Орфический мой Друг, Гностический мой Враг. Так, вам – цветущий луг, А мне – сухой овраг, Мой нелюбимый Друг И нежно-чтимый Враг. Моих пучину вьюг Какой измерит лаг? – Не ваш ли, страшный Друг? Не ваш ли, милый Враг? Мой мертвый узел туг, Мой стих и нищ, и наг – Еще стяните, Друг, Еще снимите, Враг. Но

греют, точно юг, Щедроты ваших благ – Неумолимый Друг И милостивый Враг. И черный мой недуг Укачивает маг – Как вал качает струг, Как ветер веет флаг. Не всякий близок, Как этот дорог враг – Мой ненавистный Друг И мой любезный Враг. 24.II. – 1.III.1918

ПЕСЕНКИ САЛЬЕРИ

Рондо

«Ты, Моцарт, бог» – по прихоти рожденья, За вдохновенье не платя Усильем долгим достиженья, Ты пел, как дети, что плетя Венок поют – без размышленья. Не знал ты холода сомненья, Не падал с облаков, летя. «Ты, Моцарт, бог» – по прихоти рожденья. Твои цветы, тебе цветя, Не отцветали до цветенья. И все сердца, без принужденья, Твои по праву, чтя и льстя. И я, в твоей тени грустя О блеске своего владенья. Шепчу, как лист сухой хрустя: «Ты, Моцарт, бог» – по прихоти рожденья. 5.VI.1918

Песенка («Не вашей матери рука…)

Не вашей матери рука Вас приласкать чуть шевельнется – И в сердце тронутом проснется Неусыпимая тоска. Ах, будь нежнее ветерка, Что рано утром улыбнется, Не вашей матери рука Вас приласкать чуть шевельнется. И сердце рвется, сердце бьется, Как моль при свете ночника, Когда вам нехотя близка, Как по ошибке вас коснется – Не вашей матери рука. 7.VI.1918

Баллада

Художник – служит красоте, Но над прекрасным властен – гений И режет крылья тот мечте, Кто ставит грань для совершений. Глухой для слабых сердца пеней, Порви струну, аккорд беря, Но будь – высоких вдохновений Иерофант у алтаря. И что за дело, если те, Чьи кости – хрупких ряд ступеней К недостижимой высоте, Хрустят, как бедный лист осенний, Когда для песнеприношений По ним проходит – не смотря Глазами, полными видений – Иерофант у алтаря. Он верен пагубной черте Своих путей и дерзновений, Он свят в жестокой правоте Неумолимых искушений, За жизнь — восторг самозабвений, За душу – песню нам даря, Хранитель смертных упоений, Иерофант у алтаря. Но если, в радужной тщете, Изменит вещей немоте И выдаст тайну откровений, Земную персть благодаря, То – обречен своей же тени Иерофант у алтаря. 13.VI.1918

Песенка («Она его любила – как любилось…»)

Она его любила – как любилось, И как любилось – я ее любил. А он – полюбовался и разбил, И даже не заметил, что случилось. И что бы кем о ней ни говорилось, И кто его и как бы ни судил – Она его любила – как любилось, И как любилось, я ее любил. Легко, как сон чужой, он позабыл Ее, меня – и выбрал новый stilos. Но всё, что нам так горестно приснилось, Я, за нее и за себя, простил – Она его любила, как любилось. 20.VI.1918

Песенка («Смотри, я – воск в твоей руке…»)

Смотри, я – воск в твоей руке, Твоим послушный цепким пальцам. Его сбирали едким жальцем В твоем же пчелы цветнике. Мне не отбиться – как доске, С другою крепко сбитой фальцем. Смотри, я – воск в твоей руке, Твоим послушный цепким пальцам. И прирожденным пусть скитальцам Темно и тесно в теремке, Пусть рыбам – душно на песке, Пусть холод – гибель сенегальцам, Смотри, я – воск в твоей руке. 23.VI.1918

Рондо («Не измени своей высокой ноте…»)

Не измени своей высокой ноте. Прощает Бог почти что всякий грех, Прощают люди гнев и даже смех, Но не простит искусство – позолоте И вычуре искусственных утех. И, будь вина мала – с лесной орех – Но не тебе быть в суетной заботе. Не измени своей высокой ноте – Не терпит уклоненья строгий цех. Неверного карая строже тех, Кто отступил по лени иль в дремоте, Твой Господин отнимет дар мелодий. Не хочешь ты соблазном стать для всех? – Не измени своей высокой ноте. 21.VI.1918

Восьмистишия

I

Так это всё, что нас вело К подземной Реквиема келье, Чем Песенки без слов звенели, Что в Дон-Жуане сладко жгло, А в Свадьбе Фигаро взбрело На ум, как легкое охмелье, Всё это – умное ль веселье, Веселое ли ремесло? 22.VI.1918

II

Так значит – не добро, не зло, Не страшный путь Страстной недели, Не розы на святом Кармеле, Не сфер прозрачное стекло, И не Звериное Число, Не лава смоляной купели, А только – умное ль веселье, Веселое ли ремесло? 26.VI.1918

Триолет

Напрасный сон, неверный миф, Ты изменил – я убиваю. Не мудрый эллин – темный скиф, Напрасный сон, неверный миф – Ты выдал свой иероглиф, Ты лебедей покинул стаю. Напрасный сон, неверный миф, Ты изменил – я убиваю. 22.VI.1918

ОБЛАКО (Венок сонетов)

Посв. Евгению Архипову