Тщета: Собрание стихотворений

Меркурьева Вера Александровна

11. «Моя любовь – приняв, рассеять свет…»

Моя любовь – приняв, рассеять свет По темному, по горестному свету, Я новый подарю напев поэту, Я намекну сомненью на ответ. Я освежу ночной больного бред, Я укажу исканию примету, Я дуновенье дам прохлады лету, И осени напомню вешний цвет. Но то, что радость – скорби выраженье, Что верно – только правды искаженье, Что набожен, как надо – только черт, И то, что жизнь – фатальных карт подмена, И то, что смерть – веселый жуткий спорт, – Моя душа, игры пустая пена.

12. «Моя душа, игры пустая пена…»

Моя душа –

игры пустая пена, На призрачном прозрачная вуаль. Что новый миг, и – та она, не та ль, – Но как верна себе ее измена! И если ночь – она темней эбена, И если день – светлее, чем хрусталь. И всё манит, и всё уходит вдаль – Желанная, неверная Елена. Моих дрожаний радужный туман, Моих сияний радостный обман – Равно горит счастливым и скорбящим. Ни от кого лица я не таю, Но душу, душу мнимую мою — Ее даю одним бессонно-спящим.

13. «Ее даю одним бессонно-спящим…»

Ее даю одним бессонно-спящим – Иронию молитвы Никому, Улыбку уходящего во тьму От света, что не всяким светит чащам. Ее даю – высокое таящим Безличие к позору своему, Принявшим всё – во всем, и ко всему Бесцельно и безбольно нисходящим. Им, только им, при жизни неживым – Не тень, не свет, а синеватый дым, Но не пожара душная угроза, А – нежный и пустой дурман наркоза, Им, кто – самих себя лишь силуэт, И тем, кто есть лишь там, где больше нет.

14. «И тем, кто есть лишь там, где больше нет…»

И тем, кто есть лишь там, где больше нет, Кто слишком свят в своем сарказме истом, Чтоб быть культистом, или оккультистом, Чьей этике мешает – этикет, Кто из размеров выберет сонет, А между птиц любуется Фенистом, Кто меж людей останется артистом, Равно – эстет, атлет или аскет, – Им быть одно среди цветов иль терний, В хламиде или в рясе чернеца. И, проходя – всё тише и размерней — Случайно мимо своего крыльца, Они поднимут, на заре вечерней, Ко мне – глаза, и руки, и сердца.

15. «Ко мне – глаза, и руки, и сердца…»

Ко мне – глаза, и руки, и сердца Все лики, времена, пределы, страны Шлют – на мои бескрайние поляны – За взглядом взгляд, как за гонцом гонца. Ни от кого не утаю лица. Смотрите все сквозь ясные туманы, Как светятся лучей блаженных раны – Кровавый выем белого венца. Моя свобода – солнечного плена. Моя судьба – быть вечно-преходящим. Моя любовь – приняв, рассеять свет. Моя душа — игры пустая пена. Ее даю одним бессонно-спящим И тем, кто есть лишь там, где больше нет. 14-20.V.1918

ДИКИЙ КОЛОС

С ПЕСЕННОЙ КЛЮКОЙ

Где же быть вам? Где вам быть уместней,

Бедные, бездомные вы песни!

Вера Меркурьева

1. «Давно я знахарки личину…»

Давно я знахарки личину Таскаю с песенной клюкой. Давно пора бы в домовину Костям усталым на покой. Да не уйти, пока другому Не передать проклятый дар – Той песни жуткую истому, Тот непроглядный морок чар. И я с мольбой, и я с тоскою Пытаю по чужим дворам: Кому я слово колдовское, Кому я силу передам? Она иному не по нраву, Она другим невмоготу. Кто бросит счастье, как забаву, За окаянную мечту? Ответа нету от неровни, Не по плечу им тягота. Но будет время – выйдет кровник И примет дух из уст в уста. И станет он, как я, по чину Глухою ночью ворожить, И

заговаривать кручину, И сердце дремою сушить. А спозаранок – выйдет в поле; Как я, поклонится горам – И хлыснет песней властной воли По четырем лихим ветрам 12.IX.1925

2. «Круг тополей карнизом…»

Круг тополей карнизом Край неба оболок – И свод небесный близок, И закопчен, и низок. Как в доме потолок. Под этим черным небом, И с черною тоской, Куда – не зная, слепо Идешь, такой нелепой И маленькой такой. Не вихрь свеет тучи, Не гром их распахнет – Разлив твоих созвучий, И гневный, и певучий, На темный мир плеснет. И вот – смотри: всё ниже Спускают Млечный мост, Всё ближе он и ближе. Иди к нему, иди же – Вставай во весь твой рост. Дрожит лучами песня – Прибоя перебой – Поет огнями бездна. А где земля? Исчезла В лавине голубой. Еще одно мгновенье Не внемля, не дыша, Еще одно биенье – И, в смертном упоенье, Из тела вон душа. Но кто-то сердце тронул Тревожно и легко. Мигая, звезды тонут, И виснет синий конус Беленым потолком. 4.IX.1925

3. «Люди любовь берегут…»

Люди любовь берегут, как бьющуюся посуду: случается, разобьют, погрустят – и позабудут. Склеит сердечный изъян другая им дорогая. Никто не любит, как я – не забывая. Поэты пишут стихи, для книги или журнала, горе и радость их, и тайна – без покрывала. Я же, ото всех тая, песенный дар проклинаю. Никто не пишет, как я – умирая. 10.IX.1925

4. «Беспокоен и бестолков…»

Беспокоен и бестолков Ход и дней и ночей обычный. Мелочей или пустяков Калейдоскоп мозаичный. Стук у двери. Прошу присесть. Разговоры тошней бессонниц. Неужели где-нибудь есть Сон о стихе, сон как солнце? Помнишь, сердце, как бился стих, Отвечая стенаньем: – слава! – Чуть касалися струн твоих Руки волхва – Вячеслава? И мучительной песни жуть – Той, неслыханной и неспетой – Жгла кружительный страшный путь – Опустошенья кометой? Ой, крутая дуга крива, Замыкающая две даты: Восемнадцатый год – Москва, Владикавказ – двадцать пятый. И не знаю, чт обыло въявь: Тот пожар, или эта плесень, И зачем не сгорела я В огневороте песен. 18.IX.1925

5. «Глубокая, темна подземная река…»

Глубокая, темна подземная река – несчетные века Смывает, подточив, на зыбкие пески гранитных глыб тиски. Слепая, роет путь сквозь тяжкие пласты. Не так ли, песня, ты Годами кроешься в неведомой глуши израненной души? Безмолвна песнь, смутна и далека – подземная река – Ты силою сильна, ты волею вольна, ты вся полным-полна. И через столько мук, и через столько лет на белый выйдешь свет – Узнать, что вся любовь, и боль, и красота великая тщета. А там – уйти ль опять в сыпучие пески, до гробовой доски, Иль к моря синего незыблемому дну унесть свою волну? Тоска или река – не всё ли ей равно, раз было ей дано Сломить подземного молчания печать — и песней прозвучать? 28.IX.1925