Туата Дэ
Шрифт:
Даллесон знал - что один только стальной круг вращающегося основания никак не может весить меньше двухсот фунтов, - но это знание только окончательно превращало в его глазах артиллерийское орудие грубый рыцарский шестопер.
– БАМ!
– тяжёлый сапог полковника
– Бака-бам!
– вторили ему ботинки красных от натуги наёмников
На фоне огромной фигуры их командира, они, слабосилки, едва переступавшие, с трудом переставляющие ноги и почти раздавленные даже доставшейся им половиной веса орудия как-то терялись. Пыхтящие
"Нам конец", ты хотел сказать?
– Дамье, которому ещё было тяжело говорить от увиденного , кивнул, соглашаясь с коренастым англичанином. Тяжёлые осколки этих мин могли наделать дырок в тонких стальных бортах. Либо полковник сошел с ума, либо стадо хищных китов собирается такое, что опасно даже для такого крупного транспорта, как "Рианна". И в любом случае…
– И ведь заранее всё… Ящики…Взломал...Собрал… Мины… Взрыватели навинтил… Сволочь… Приготовил.
"Мячик" Даллесон, сжимал и разжимал кулаки. исходил злостью бессильной как выпускаемый из груди воздух. Если он знал заранее и эти твари так опасны - то почему не развернул судно? Капитан, ещё скажите, поспорил с полковником!
– Так что там делают с твоими касатками, Дюпре!?
– крикнул он
Мы расстреливали, - уныло ответил сверху висящий в своей малярной беседке француз, - Выбрали самку, совсем молодую. Поменьше. Девочку еще. И… Из гарпунной пушки. Тушу притянули. К борту. Добили из пистолета - в мозг… Я сам - на такой же люльке, - спускался. Мёртвые гроссвалуры не тонут - объяснил он, - Только пришвартовать покрепче. Зацепить за кости, а не за мясо. Воняло б тут всё как вскрытая могила - потому как жир бы гнить быстро начал и весь дух бы выходил через пулевые отверстия в шкуре… И ещё бы пробивать пришлось, уже в гнилье копаться - чтоб не лопнула от трупных газов. И они бы стонали, где-то у горизонта, провожая судно с покойницей- каждую ночь, как все потерянные души Диска разом. Зато б точно не тронули. Не любят они места, где их сородичи умерли…
Глава XLIX
Дамье посмотрел на Даллесона.
Не спрашивай. Вообще молчи. Что будет сейчас - не знаю. Достаточно было бы пулемета…. Может, отговорить ? Нет, не выйдет, -остановил он сам себя, - Parbleu!
И замолчал, переводя дыхание.
Интересно, откуда полковник заранее узнал о касатках?
Процессия с минометом. наконец, прошла мимо них - к далёкому баку
А ведь мы не удираем… - вдруг обратил внимание Мячик на стихший до минимума шум под палубой, - Машины! Машины остановлены.
На белоснежной рубке легшей в дрейф "Рианны", заметный даже на фоне дымовой трубы, взвился - и замер, - красный флаг.
Ты же артиллерист, англичанка, - усмехнулся Дамье, дотоле глядевший как на зенитной площадке возятся с установкой прицела, - Должен понимать….
Хоть мысленно, Даллесон и сам посмеялся над своей недогадливостью, но французу он этого не показал. Впрочем этот уголовник был прав. "Рианна" давала хорошо если десять… девять узлов. Машины судна, спущенного на воду более двадцати лет назад, были основательно изношены. Да и в лучшие свои времена из неё нельзя было выжать больше одиннадцати.
Удрать
Красный флажок задёргался .
Даллесон, стоявший почти под самой рулевой рубкой, плохо видел, что сигнальщик пишет - только как яркий, похожий на уголек, флаг вспыхивает, раздуваемый налетаемым ветром над ограждениями. Он, скорее, смутно ощущал, что царившую в воздухе тревогу - и присутствие в рубке кого-то ещё помимо обычных рулевого и, может, командира судна.
Корабль застопорил ход, чтобы не мешать полковнику. Долго и плавно гасил его, чтобы не давать лишних поправок на миномет…
Командир автопоезда "А" не успел додумать эту мысль. Вернее, он додумывал, но даже не понял, что уже поздно.
Выстрел миномета в четыре и две десятых дюйма вполне мог бы быть ответом на буддийский коан о звучании хлопка одной рукой. Он бы даже немного расширял его содержание. Ведь теперь можно узнать не только как звучит хлопок одной рукой - но и увидеть его. Ведь именно своей, одной-единственной, огромной рукой, Полковник и опустил в ствол черную, похожую на огромную бронебойную пулю - мину с дырчатым алюминиевым хвостовиком на который были накручены коричневые пластинки зарядов.
Хлопок одной огромной ладони полковника, аккуратно опускающей мину по нарезам, звучит как металлический колокольный звон цельноточенной трубы. Потом, отзывается плохо закрепленная плита и заклиненные в стальных, свежеокрашенных звеньях туго натянутой якорной цепи когти миномётного моста, сбрасывая пустые деревянные ящики и сидевших на ней. С корпуса корабля посыпались чешуйки краски.
Целая симфония звуков.
И крещендо…
Черт!
– шептал бывший артиллерийский старшина носовой башни крейсера "Зунд", - Сам черт! Дьявол!
Кажется, даже гроссвалуры были ошеломлены и прекратили петь свои заунывные инфразвуковые песни, резонировавшие в пустотелом корпусе корабля и ощущавшиеся неприятной дрожью в ногах - будто работавший в глубинах океана непонятный механизм.
Мина взлетала по крутой дуге достаточно медленно, чтобы Даллесон успевал увидеть нечто смазанное.
Четырехдюймовая мина весит почти двадцать пять фунтов. И летит она медленно.
Как, освещенный прожекторами на полутемной сцене, выходящий на поклон, актёр.
Ожидающего от застывшего на полувздохе, задержавшего дыхание зрительного зала - детонации.
Громогласного и непременного - взрыва.
И криков.
Криков восхищения, конечно.
И привычному к подобному зрелищу мозгу Далессона уже было нетрудно предсказать её падение.
Касатка Гоффмана. Внутри её огромного черепа, помещался такой мозг… Каждую секунду, он, безупречно,с точки зрения оптики, регулировал гальванические импульсы, определявшие напряжение зрительных мышц, придававших студню безупречных линз огромных водянистых глаз оптимальную форму, фокусируя его наилучшим для образом. По толстым мокрым черным жилам нервов. разветвляющимся на отвратительные полупрозрачные, красные, погруженные в плоть глаза, корни, текла информация.