Туата Дэ

Mary Renhaid

– Я просто... Просто хотел, чтобы всем было весело! – зарыдал Тьерри в голос. – Я не делю на чужих и своих, как ты-ы! И Аллегро не делит!

Аллегро покосился и потрепал плачущего по чернильной макушке.

– Ну что ж, по крайней мере, малыш помнит свою мотивацию. Глядишь, разовьётся гибкость памяти – пойдёт к нам в аналитики, когда подрастёт. Тео, да чего ты так, извиняюсь за выбор слова, взбесился? Невозможно заглянуть на ту сторону чёрной дыры. С чего ты взял, что ситуация за нею – не в нашу пользу? По мне так всем будет лишь лучше, если поворошить

нынешние болото палкой и посмотреть, что из этого выйдет. Белые начинают и выигрывают, нужно просто выбрать подходящую палку.

– В последний раз, когда я так рассуждал, мы получили тебя, а я чуть не потерял зрение с концами.

– Не то, чтобы я был против.

– В последний раз мы получили Кельта, а он классный, – встрял Тьерри. Прохладная по-речному ладонь Аллегро немного успокоила его.

– Ты не понимаешь, это другое, не сравнивай теплое с броуновским, – затеял объяснять Тео. – Там мы были вообще вне зоны действия сети – обеих сетей!

Аллегро сделал быструю пометку прямо на свисающем рукаве. "Надо повторить", – пробормотал он и продолжил дискуссию:

– Мы всегда будем коллективным чёрным лебедем как в плохом, так и в хорошем смысле. Смирись с этим милым обстоятельством, иначе не сможешь им пользоваться. Пока обыватели расстреливают внутренних критиков, мы работаем в четыре руки. Или шесть. Это я к чему: у тебя субъективный выбор вводных, сиречь неполный – прямо как огрызок плаща, которым ты зачем-то до сих пор сентиментально кутаешь плечи. Раз так, результат не окончателен. Пусти меня к клавиатуре! Мне есть, чем дополнить расклады!

Однако Тео продолжал что-то шипеть насчёт наружной части всех измерений, ещё больше разъяряясь, и наконец Тьерри понял, что если он не скажет о своей маленькой догадке сейчас, проблемы будут хуже, чем если скажет:

– Хватит! У тебя шрам разошёлся, Тео!

Офицер замер со сжатой в волевой судороге челюстью, но голос его продолжал говорить, немного глухо, как будто через преграду. Негибкими пальцами Тео расстегнул засаленный ворот формы.

– Интересно как, – сказал Аллегро, разглядывая неаккуратный разрез на горле, похожий на второй рот. – Это специально так асимметрично сделано? Ухмыляется будто.

Тео попытался затиснуть себе глотку рукой. От нехватки воздуха лицо его стало таким же палевым, как волосы.

– Специально, – ответил за старшего Тьерри. Воротник его рубашки прихватывала ленточка. Он потянул за кончик, ослабил воротник и задрал подбородок. Аллегро присвистнул, из вежливости изобразив удивление. Волосы у него постепенно просыхали от защитной слизи, более не нужной.

– Какая неприятность, чтоб мне вновь на Ирминсуле повиснуть! Зови брата, этого пора забирать.

Тьерри подобрал с пола фуражку и швырнул е в дверь.

Дверь распахнулась. Молодой человек утончённой наружности поймал фуражку и надел. Оказалось как раз по размеру и цвету.

– Неправдоподобно быстрая коммуникация, Лэнгли не оценил бы дезу. Постирал китель, Флёйк? Выглядишь подозрительно свежим. – Аллегро улыбался чуть искреннее

обычного. – Нет, правда, по такому тебе я скучал. Тебе моё, а, Флёйк?

– Мне твоё, – отсалютовал Флёйк, завершая необычную формулу. – Но позже.

Аллегро сделал пометку на рукаве.

– Что ты думаешь о вон тех вводных? – спросил он, указывая на нижний левый экран, когда Флёйк взвалил онемевшего Тео на плечи. Тот мельком глянул:

– Обычные современные архетипы же. Из-за этой ерунды такой переполох?

– Именно. Видишь, что-то ему там померещилось из-за специфики зрения. Вот и получили слепую зону на графе, а никакой не аттрактор. Лишнее доказательство тому, что одиночная аналитика не работает.

– Тео просто считает себя уникальным и вовсе даже не архетипичным, – выпалил Тьерри, за что удостоился поглаживания от Аллегро и радостно побежал придерживать дверь кабинета.

Когда Флёйк уговорами и силой дотащил контуженного до двери, Тео обернулся и прохрипел напоследок:

– Хорошо ли ты помнишь свою мотивацию для всего этого палева, Аллегро?

– М-м...

– Тщеславие, – бросил Тео, увлекаемый прочь. Аллегро остался один на один с изуродованными глитчем мониторами. Некому было заметить, как по холеному лицу пробежала судорога зеленоватого, студенистого вырождения.

– Как и в случае со входными данными, ты видишь лишь часть, – прошептал он захлопнутой двери в ответ. Больше Аллегро не терял времени, а вместил себя в рабочее кресло.

– Вот с мотивациями и надо поиграть. – С навороченной вероятностной карты он резко смахнул всё, что Тео не скопировал, а внёс от себя. – Тщеславие – понятие для низких ёмкостью и духом, оно пусто, как маска, а я пока ещё полон. Я ручей, питающий корни – какова мотивация скачущей воды? Только ли блистать на солнце?

Ответы на эти вопросы Аллегро и ввёл в систему. Граф пересобрался вновь. На сей раз он и правда казался полным случайных сочетаний, лишь некоторые из них группировались в звёздчатые многогранники. Аналитик уменьшил масштаб – карта стала совсем похожей на звёздное небо, бесконечное и непредсказуемое.

– Вот так, – удовлетворено сказал Аллегро экранам и облизнулся. – Вот так из мотивов строятся многомерные направления. Осталось догадаться, кого ещё нужно втянуть сюда вместе с его собственными внутренними порывами, чтобы собрать конфигурацию похлеще всего, что мы видели. Раскрыть для ручейка русло, прямую линию прочь из дурной обреченности. Правильно выбрать палку, я же ему сказал...

Рука ненадолго замерла над клавиатурой.

– Даже жаль, что Тео ни капельки не помнит, как самолично меня всему научил.

Мальчик в фартуке подметал дощатый пол, стараясь не зацепить древком метлы один из многочисленных хрустальных шаров на столе рядом. Ещё сложнее было преодолеть искушение заглянуть в один из них, что строго-настрого запрещалось мастером. Причём не только мальчику, но и самому мастеру.

Доносились обрывки разговора:

– Если вам нечего мне предоставить, просто признайте, что вы шарлатан – и мы в расчёте!