Туата Дэ

Mary Renhaid

Может быть тишина и стены, покрытые истлевшими коврами в которых тонули звуки шагов - и высокие потолки настраивала на определённый лад и поэтому мальчики вели себя тихо.

Может это их и спасло. Потому что, когда они вошли в очередную комнату -точнее,огромный зал, стены у которого состояли из мутных, покрытых пылью зеркал.

Посреди зала, отражаясь лежал Кровяной Иисус.Такой же громадный, как и в приютской церкви -только насосавшийся с крови и смогший слезть с креста.

Должно быть, именно поэтому место

и опустело. Когда Кровяной стал достаточно силен, он просто перебил тут всех.

Сердечко Малыша стучало так громко,что его можно было услышать даже на улице.

Остальные мальчишки не узнали это тварь, а Малыш сразу понял - кто он. Только они с Мануэлем знали...

Время застыло над древней тварью и перепуталось ещё сильнее...

Приют располагался в старом доминиканская монастыре. Когда-то давно, это была богатая обитель, основанная во времена завоевания Юкатана, обнесённая стенами, на чьих землях гнули спину множество работников. Но дни её славы давно прошли. Монахи вернулись в Испанию или разбежались по другим монастырям. Брат-эконом захлопнул тяжелую книгу и чернила в его чернильнице высохли под жарким мексиканским солнцем, земли перешли во владение богачей... Словом, от былого только и уцелело, что бывший дормиторий -задание старинное, времён испанского завоевания, с толстыми стенами, коническими сводами и небольшая церквушка, позднейшая пристройка

– ... римский полковник зарубил его. После чего выбросил изрубленный труп в ров, на поживу голодным иерусалимским собакам.

Так говорил старший, Мануэль, сидя на полу около рядов кроватей.

..- Только даже собаки, которых евреи скупились кормить -мол, голоднее, злее будут,- продолжал он, - Не стали жрать желтый труп Кровящего. Даже отрубленную голову и ладони не стали. А ночью, каждая отрубленная рука, каждая часть тела поползла - загребая песок и глину. Так появились они - лепились любой к человеческой мертвечине, собирались в подобие тела…

Перед тем как закончить свою страшную историю, достал из своих необъятных карманов крошащуюся плитку табака. Мануэль жевал табак - надо ли говорить, что в приюте Святой Катарины это было запрещено? Но он не боялся, не боялся ничего - ни того, что его могут застать не в постели после отбоя, ни того, что сестра Рикандинья услышит запах табака.... Впрочем, ему много чего дозволялось. Сёстры побаивались его. Стареющим женщинам было и так приходилось трудно. А тут ещё надо как-то сладить с буйным, жарким ураганом уже два раза вырывавшимся из толстых старинных стен дормитория -и возвращавшихся обратно с улиц Илии в сопровождении карабинеров. Даже сейчас, лишь обещание сестры Рикардиньи, поклявшейся, что если его приволокут и в третий , то она сдаст в его исправительную колонию, заставляло его день за днем, терпеливо дожидаться срока выпуска.

Впрочем, истошно визжавший поросёнок, неизвестно как поднятый к самому кресту и перебудивший всех в то утро заместо петуха, насчёт терпеливого ожидания, мог бы и поспорить...

– Сёстры - подал голос кто-то из-под одеяла из мешковины, - Сёстры это как-то не так рассказывают.

– Больше слушайте их!- усмехнулся Мануэль,- Сёстры знают о Кровящих Иисусах больше всех. Думаете, они вас просто

так порют, по воскресеньям, разом, за всю неделю - перед одним из Них? Вот уж нет.

Порка в детском доме была регулярным ритуалом.

– Сестра Мария читала, что он может кровь из вина делать. Зачем ему пара капель из наших спин...

– Нет, - авторитетно качнул нестриженой гривой чёрных волос Старший, - Это не так делается. Тут нужна не наколдованная. Живая кровь. Без неё не встать.

– Но римский полковник же зарубил его - шепчет из-под одеяла самый младший,

Библия учит, что поставленный над Иудеей римский полковник зарубил распятую тварь - Потому как услышал с креста речи социалистические, противогосударственные. Навроде, так нам читают. Как же тогда кровяные иисусы расползлись по всем сторонам света?

Он очень боится историй о живых мертвецах - особенно любимых в приюте.

Его мать умерла прямо на табачной фабрике. Какое там дать имя - она и вздохнуть не успела, когда её огромное горячее брюхо распорол нож ревнивой соперницы. Да так широко прошёлся, что его самого,с разрезанным лицом, смогли достать из неё ,ч уть раздвинув руками края раны. Пришлось посылать и за врачом, и за полицией. Впрочем, врачу и страже много дела тут не нашлось. Причина смерти матери была очевидна. Убийцу крепко держал за руки сразу десяток работниц. А синевший, недоношеный малыш, всё-таки смог, может быть с помощью прикидывавших к животу ладанки и дурно пахнущие негритянские талисманы, шлепавших и мявших его, а так же просто оравших, молившихся и просто мешавших друг другу баб, сделать первый вздох и закричать на на весь цех, громче женщин и ругавшегося на них за остановку работы - ещё до прихода карабинеров и доктора.

Он должен был умереть - по всем медицинским законам. Так сказал осмотревший новорожденного доктор. Но вот,лежал и требовал молока. Дурные девки и бабы, только что сами совавшие ему в рот колдовскую дрянь, тут же зашептались про нзамби.

Если б не управляющий - рявкнувший и посуливший пятьдесят песо,- быть бы кому голодным. Ведь мать его была мертва, а давать сосать грудь мертвому вурдалаку, даже мокрому, как обычный ребенок, пахнущему как ребенок, кричащему как обычный ребенок, чтобы там ни говорил доктор…

Глава XVIII

– Джеймс, наш супердетектив!

С этим словами Рафаэль Коард вскочил из-за стола посреди партии для покера и горячо обнял новоприбывшего мужчину. Две женщины за столом удивлённо уставились на Джеймса, не в силах сдержать интерес к его личности. Крупье со скучающим лицом смотрела на карты участников. Двое друзей мистера Коарда, оба в шёлковых костюмах "Витаччта" оттенка багрово-белых вин, остались за столом.

– Джеймс, Джеймс, Джеймс!
– горячо распинался Рафаэль.
– Я знал, что ты придёшь к нам!

– Разумеется, ты знал, - усмехнулся Джеймс, взглянув на сверкающие в золотом вечернем свете полы казино, и поправляя рукой съехавшую было шляпу. Другая рука Джеймса была занята стильным извлечением сигары из стопроцентного табака, полученного в подарок от главы комитета городской безопасности за сокрытие (безусловно, временное) грязных делишек последнего.

– Комитетная агентура с ума сходит, ничего не может решить, - сообщил Рафаэль, протягивая Джеймсу свою зажигалку.
– Вот, держи. Как тебе, а? Инкрустированная веснушчатым аквамарином, пятипроцентное золото. "Дайминг Аутофоррэ", последний выпус.