Туман
Шрифт:
– Фригидная сука.
Он нагибается и выдыхает эти слова мне в затылок, потом начинает двигаться, вколачиваясь членом в разорванный зад. Я не сопротивляюсь, пытаюсь отвечать, двигаться ему навстречу, он должен кончить и тогда меня отпустят. Ноги не держат и подгибаются, Кхан что - то шипит, рвано толкается вперед и останавливается. Я испортила момент, он не кончил, кошмар будет продолжаться.
– Сам виноват, - его руки скользят вдоль спины, словно успокаивая меня и лаская.
– Слишком мало практики, закончим в спальне.
Он отступает, выходя из меня, я плетусь в комнату, сама укладываюсь вниз лицом на стол, расставляю ноги. Практические занятия отсутствовали,
– Разочаруй меня снова и все, что было между нами до этого станет для тебя сладкой мечтой.
Кажется, он уже нашел виновного в своих несбывшихся желаниях. Он привык получать все по одному щелчку своих пальцев и тут такая незадача, появление желанного наследника откладывается, это зависит не только от него.
– Прости меня, - он помогает мне сползти со стола и добраться до душевой кабины, включает воду и прижимает крепко к себе, неожиданно и ненужно.
– Я сорвался, не смог сдержаться.
Теплая вода потоками ниспадает на нас с потолка, словно укутывая, помогая расслабиться и согреться после проникновенной стужи ужаса перед наказанием Кхана.
– Ляжешь в постель, я пришлю горничную, она обо всем позаботиться.
Моя собственная горничная, престарелая стерва, единственная из прислуги, которую он перевез в городской дом из поместья. Она умела все, видела собственными глазами последствия развлечений хозяина и помогала ему, выхаживала меня и никогда не жалела. Ни капли сочувствия, строгое исполнение приказов Аканти и полное равнодушие к жалкой, истерзанной мне. Почему - то она считала, что я это обращение заслужила. Они все так считали, Ванесса и ее дочери, прислуга и сам Кхан. Заслужила тем, что высунулась, проникла в их дом, оказалась не той, кем мне положено было стать.
– Я, в самом деле, очень разочарован, даже не думал, что это затянется на неопределенный период и придется обращаться к специалисту.
Его руки заботливо скользят вдоль моего тела, намыливая и следом смывая пену, прополаскивают спутавшиеся пряди волос. Потом он тянет меня из душевой кабины и укутывает в халат.
– Прости, - он снова повторяется, укладывая меня в постель.
– Я должен был сдержаться, но, Сани, ты кого угодно доведешь своими постоянно перепуганными глазами и дрожащими губами. Я не был груб, я был почти идеален, что мешает тебе принять меня? Между нами были некие нерешенные вопросы, но у кого их нет? Все переступают через страхи, чтобы идти дальше. Думаешь, я когда - нибудь мечтал о том, что ты выберешь не меня? Что наш с тобой первый раз пройдет на старом скрипучем столе вместо шелковых простыней моей спальни?
Кхан вытягивается рядом, его ладони мерно скользят вдоль моей спины, успокаивая, но на самом деле вселяя страх перед возможным продолжением.
– Я с ума сходил по тебе, но боялся даже прикоснуться, ждал твоего совершеннолетия и я, конечно, жуткий собственник, к тому, что принадлежит мне, ни кто не имеет права прикасаться, просто смотреть. Я... немного... перестарался... ты... должна... меня... понять...
Он замолкает, продолжая рассеяно поглаживать мои волосы и спину, едва слышно хмыкает и тут же добавляет:
– Прости... я не должен был... делать... это снова... с тобой...
Я подавленно молчу, уткнувшись ему куда - то в грудь, не смея даже пошевелиться. Кхан пахнет гелем для душа и своим собственным, терпким, с легкой горчинкой ароматом. Я чувствую натянутые канаты мышц
– Я люблю тебя, Сани, ты должна об этом помнить. Мы преодолеем трудности вместе, мы сможем стать ближе друг другу, ты полюбишь меня.
И столько убежденности в его голосе, основанной на собственной исключительности. У него есть все, власть, деньги, шикарная внешность, он привык видеть поверженных его великолепием женщин у своих ног, но я не была его женщиной, всего лишь всего лишь обычной шлюхой, выскочкой, пустым местом. Я слишком ничтожна, чтобы его полюбить.
– Маленький нас сблизит, только представь, наш сын или наша дочь, что - то от нас обоих, наше продолжение в нем.
Кхан отстраняется, нежно целует меня в макушку, потом в губы.
– Вот увидишь, он сделает нас счастливыми.
Наверное, никто из обученного персонала и подумать не мог, что я осмелюсь вылезти через окно клиники практически без одежды. Меня оставили в полном одиночестве в кабинете на первом этаже, дожидаться прихода доктора, завернутую в одну единственную простынь. И я покорно ждала, сидя на стуле возле стены, рассеяно разглядывая то, что происходило за окном, сквозь неплотно закрытые жалюзи. Потом встала, плотнее укуталась и, распахнув окно, настежь перебралась через подоконник. Единственный прохожий испуганно шарахнулся в сторону, а я побежала, босиком, вначале медленно и словно неуверенно, потом все быстрей, проворно сворачивая в закоулки, перебегая узкие улочки, иногда останавливаясь, чтобы спешно перерыть мусорный бак в поисках хотя бы какой - то одежды. Безуспешные попытки, впрочем, и я испуганно бежала дальше, судорожно оглядываясь по сторонам, боясь увидеть охрану, пока не выскочила прямо под колеса автомобиля. Они не задавали вопросов, оба решили, что я пала жертвой насильника, кровоподтеки на лице и теле, обезумевший от ужаса взгляд, мне нужна была помощь, и они мне ее предоставили. Привели в свой дом, отогрели и накормили и только после этого осторожно поинтересовались, нужно ли вызвать власти. Я поспешно отказалась, что - то испуганно лепеча и порываясь уйти. Они удержали меня снова, успокоили, заверили в том, что больше со мной ничего не случиться, и я осталась в их доме, который чуть позже смогла назвать и своим домом, старым, обшарпанным, но очень уютным и приветливым.
Она была заботливой старшей сестрой, он внимательным младшим братом, я стала для них чем - то вроде дальнего, давно забытого родственника, неожиданно забредшего в гости. Вил сделал мне документы и устроил на работу в бар, где он сам подрабатывал вышибалой, а Сюзи танцовщицей. Меня определили в посудомойки. Жили они интересно, с полулегальными доходами и подозрительными знакомствами, отсюда и возможность Вила сделать мне фальшивые документы, приемлемого качества и за скромное денежное вознаграждение. Сюзи же не стеснялась своего занятия, чем еще могла заниматься девушка без определенных связей и с хореографическим образованием. Она делала то, что умела, танцевала на сцене полуголой, умело выманивая деньги у пьяных посетителей, пока брат охранял ее от резвых, не в меру страстных поклонников. Вот такой у них был интересный семейный бизнес и он, честно говоря, нравился мне гораздо больше уважаемых компаний Аканти. Брат и сестра сумели остаться людьми, не потеряв себя в финансовой погоне.