Туманы Авелина. Колыбель Ньютона
Шрифт:
Как это нередко бывает во сне, всё прочее вокруг выглядит зыбким, текучим, непроявленным, и лишь она — островок света, форма и суть, и он не может не тянуться к ней даже через годы.
— Ты заправил постель? — спрашивает Элеонор, не поворачиваясь. Эх, тихо подкрасться, обхватить за шею и поцеловать в затылок уже не получится. Знает, что он проснулся, ей даже поворачиваться не надо, чтобы понять, кто у неё за спиной. Ничего не остается, кроме как с коротким смешком перепрыгнуть через последние четыре ступени, стиснуть Элеонор плечи («Противный мальчишка, я себе кисточкой в глаз чуть не угодила!»)
— Так ты заправил постель?
Он опускается на пол у её ног, кладёт голову ей на колени и обхватывает руками за талию.
«Я сплю. Если я сейчас пойду убирать свою комнату, я проснусь, и тебя не будет...»
— То, что ты спишь, ещё не повод быть неряхой.
За окнами — проклятый туман. Слышится шум водопада. Лицо Элеонор постоянно меняется, черты размываются — он почти забыл, как она выглядела. В старом доме на Сассекс остались её фотографии, надо будет наведаться туда как-нибудь перед отъездом.
Элеонор смотрит ему в глаза, улыбается и гладит по голове:
— Вот глупенький, ты что расплакался? Я же сказала, что никогда тебя не оставлю...
Не надо ей видеть его слёзы. Лучше всё-таки проснуться...
Проснувшись, он ещё долго лежал без движения, смотрел в потолок и думал, как хорошо, что сегодня ему приснилась Элеонор, а не маленькая девочка в цветастом, залитом кровью платье, умирающая в его объятиях, от его руки.
...Декабрьские праздники в Оресте было принято отмечать с особым размахом, в кругу семьи и друзей, но Валеран не хотел никому навязываться, и поэтому вежливо отклонил приглашение Саймона провести новогоднюю ночь с его семьёй, сославшись на забронированную ложу в Хайден-Холле. Вечером там давал концерт великолепный Дэннис Йонассе со своим оркестром, и Валеран в разговоре с Саймоном пошутил, что будет все три часа наполнять себе сердце чёрной завистью.
— Можно подумать, ты когда-нибудь планировал профессиональную музыкальную карьеру, — ответил Саймон.
Нет, не планировал. Хотя Элеонор в своё время... Да, сегодня, похоже, будет день воспоминаний. Может, действительно наведаться в отцовский дом, удивить и испугать обитающих там призраков своим визитом? Так и должно быть. Ближе к сорока тебя начинает тянуть к семье. Которой у тебя нет... Что-то в этом роде ему кричала его крошич: ни семьи, ни любви? Как всё-таки одинаково сложились судьбы у них обоих.
Самое яркое воспоминание раннего детства: он, пятилетний, прячется под широким отцовским столом с резными ножками. Мать, в роскошном чёрном платье, с чёрными волосами, уложенными в замысловатую причёску, похожая на добрую волшебницу, нервно крутит на запястье бриллиантовый браслет, а тогда ещё любимый отец держит её под локоть, и мальчику становится страшно от выражения его лица.
Отец никогда не повышал голоса. Однако его тон в сочетании с чертами лица, жёсткими как у хладнокровного убийцы, для маленького Валерана и для его матери был страшнее, чем любой крик.
— Ты позоришь мое имя, — выговаривал ей отец. — Все таблоиды пишут о том, что жена Эдварда Стюарта не вылезает из сомнительных вечеринок, употребляет наркотики
Мать иронично отшучивалась, и в один момент Эдвард, потеряв терпение, отвесил ей пощечину. Они и раньше ругались — собственно, Валеран не помнил ни одного дня без скандала. Женщина расплакалась и убежала к себе — чтобы через двадцать минут, ещё более красивой, чем раньше, сойти по парадной лестнице и, громко хлопнув дверью, покинуть Валерана навсегда.
Передозировка. Он выучил это слово прежде чем выучил другие серьёзные слова. Пол, брат отца, пытался убедить его проститься с женой в больнице, но Эдвард был так же упорен в своей ненависти, как и в любви. Тетя Элеонор, найдя испуганного мальчишку, запертого в своей комнате на долгие двадцать восемь часов, крепко обняла его.
— Твоя мама скоро будет на небе. Ты понимаешь, что это значит?
Смышлёный не по годам мальчишка кивнул.
— Она там будет вместе с нашими белыми рыбками?
— Да, — сказала Элеонор и крепко поцеловала малыша в лоб. — Но ты ничего не бойся. Я тебя не оставлю.
— Никогда?
— Никогда.
Элеонор, которой не дано было растить и баловать своих детей, вдруг полностью посвятила себя одинокому малышу. Читала ему книги, отвозила в детский сад, потом — в школу, делала с ним уроки, учила играть на пианино. Валеран практически поселился у дяди и тети, с отцом проводил только выходные, да и те — без особого удовольствия. Эдварда такое положение вещей вполне устраивало, но ещё больше оно устраивало Элеонор, которая, похоже, внушила себе, что мальчишка был её собственным сыном.
Воспитывала она его в лучших северных традициях. Будь всегда скромным, добрым, не забывай говорить «спасибо» и «пожалуйста»...
— Не держи злости, — назидательно говорила она мальчику.
— А йето пациму?
Малыш не выговаривал... половину букв? Иногда Элеонор казалось, что гораздо больше. Понять его было порой вообще невозможно, ей приходилось переспрашивать несколько раз и просить говорить медленно.
— Потому что ты никогда не сможешь летать.
Это был первый и самый главный урок. Мальчик засыпал в кроватке, прощая своих врагов. Сэм дразнил его на детской площадке, столкнул с качелей, Ларри разбил колено в кровь. Было больно. Было очень больно и страшно. Он пропахал носом песок до бордюра, но, может быть, если бы не был так зол на Сэма, этого не случилось бы и он смог бы взлететь?
— Всегда будь сдержанным, — внушала она мальчику с прозрачными синими глазами, — будь строг к себе и великодушен к другим.
В его восемь лет он и тётушка играли в стрелялки, реальные и виртуальные, гоняли на велосипедах, и Валеран засыпал на её плече, уткнувшись в шёлк золотисто-русых волос. Накручивать локон на пальцы стало самым любимым развлечением, пока тетя читала ему перед сном.
Мальчишка объедался её лучшим вареньем. Когда возвращался с улицы, от него пахло мокрыми собаками и ветром, и Элеонор приходилось напоминать ему каждый день, что душ — не такая уж плохая идея. Равно как почистить зубы и вычистить грязь из-под ногтей. Она целовала его в вихрастый затылок и тут же требовала, чтобы он, наконец, почистил курятник в их небольшом загородном хозяйстве.