Туманы сами не рассеиваются (повесть и рассказы)
Шрифт:
Нарушитель границы? Ой поднял автомат и начал напряженно всматриваться в темноту. Через секунду различил медленно приближающуюся фигуру человека. Ночь прорезал луч фонарика Клауса.
— Стой! Руки вверх!
Смущенно улыбаясь, в луче света жмурился учитель Восольский. Вытащив руки из кармана, он поднял их над собой.
— А-а, это ты, Вальтер! — Ствол опустился. — Подойди.
— Черт возьми! — облегченно вздохнув, произнес учитель. Посмотрев обоим в лица, он подошел ближе. — Ах, это
Они поздоровались.
— А что ты все-таки здесь делаешь? — спросил Клаус.
— Решил помогать вам не только на словах. Если уж я стал членом группы содействия пограничникам, то должен что-то делать. Вот я и решил обойти деревню.
— Правильно, — заметил Клаус, — однако выходить за пределы деревни не следует. Это может тебе дорого обойтись.
— Знаю, знаю. Но понимаешь, стою я там внизу, у последних домов и вдруг слышу что-то. Думаю, надо посмотреть. Знай я, что это вы, не пошел бы.
— Учти на будущее. Днем — другое дело.
— Конечно, если каждый будет шляться по ночам, где ему вздумается, вас это будет отвлекать. Ясно! Но как получилось, что в наряде сразу два ефрейтора? Что, здесь особенно важный участок?
— Иногда бывает, — прошептал Фриц. — Знаете, люди в отпуске, да и…
— А-а-а… — Восольский потер руки. — Хорошая погодка выдалась сегодня. Вам до утра стоять?
— До четырех. Это еще ничего…
Фриц не успел кончить фразу: Клаус больно наступил ему на ногу и сказал:
— Нам, пожалуй, пора идти. Ну, Вальтер, учти и в будущем не выходи за пределы деревни!
Они подождали, пока перестали слышаться шаги Восольского. Потом пошли в направлении часовни.
— Скажи, пожалуйста, ты, вероятно, думаешь, что я свои ноги выиграл по лотерее? — прошептал Фриц.
— Что значит «выиграл по лотерее»? Чудак человек! Выкладываешь все первому встречному! Какое Вальтеру дело до того, через сколько времени мы сменяемся.
— Брось! Вальтер занимается с нами. На заставе он свой человек, а по ночам добровольно делает обходы. Ты что, подозреваешь его? Может быть, думаешь, он хочет перейти на ту сторону?
— Не болтай! Рассуждаешь как ребенок! Ты прекрасно понимаешь, что в такие дела никто не должен лезть!
— Но это же комедия! Если ты в каждом будешь видеть шпиона, далеко пойдешь.
Клаус обозлился.
— Не преувеличивай, Фриц! Кто говорит о шпионах? Доверять надо, но не слепо! Ты по секрету говоришь что-то одному, тот другому, а через пару дней об этом знает вся деревня. Запомни одно: о том, когда и как долго ты стоишь на посту, не должен знать даже твой сосед по койке, дорогой мой. Ты ведь знаешь, сколько было неприятностей из-за того, что пограничники не умели держать язык за зубами!
— Я не нуждаюсь в твоих поучениях, —
— Значит, неизвестно, иначе ты бы не стал болтать. Они молча дошли до часовни и заняли свои наблюдательные посты.
У Болау зрела мысль, которая с каждым днем все сильнее овладевала им. Мюнх казалась ему воплощением счастья, пределом мечтаний. В последнее время она по глазам угадывала каждое его желание. Образы жены и ребенка стирались в памяти. Изощренные ласки Мюнх отодвигали все на второй план.
Болау стал чаще бывать у нее и со временем забыл о всяких мерах предосторожности. Начал даже подумывать, что неплохо было бы провести у нее отпуск. Он понимал, что это связано с большим риском, но идея захватила его, и он уже был не в силах противостоять ей.
…Болау сидел на кровати и еще и еще раз старался все обдумать. Казалось, все предвещало успех. Вчера он получил письмо от жены. Она опять упоминала о материальных трудностях. Из последнего жалованья Болау выслал ей всего двести марок.
Сейчас Болау думал не о письме, а о том, как лучше использовать его для осуществления намеченных планов. Ведь многие видели, что он получил письмо. На следующий день Болау решительно надел фуражку и направился к командиру.
— Что у вас, товарищ Болау?
— Вчера получил письмо от жены. Сын серьезно заболел. Нельзя ли мне съездить домой? В понедельник утром вернусь.
— Сочувствую вам, товарищ Болау. Что с вашим ребенком?
— Не знаю… Жена не написала, что с ним. Берген перелистал караульную ведомость.
— Письмо с вами?
— Нет. К сожалению, я его сжег. Не имею обыкновения хранить письма. Мне его принес сам гауптфельдфебель.
«Если мальчик действительно болен, Болау следует отпустить», — решил про себя Берген.
— Хорошо, можете ехать. Пусть гауптфельдфебель занесет вас в книгу отпускников. В понедельник с первым поездом вернетесь.
— Спасибо, товарищ младший лейтенант!
Гейнц Заперт ворочался в постели. «Я должен все рассказать! Никто меня не съест…»
— Не хочешь погулять? — спросил Гейнца Юрген Гросман. — Ты ведь свободен.
— Нет.
Юрген продолжал работать над своим докладом к следующему собранию молодежи. Неожиданно к нему подскочил Заперт. Лицо его выдавало сильное беспокойство.
Юрген отложил ручку в сторону и посмотрел Гейнцу в глаза.
— Ну, выкладывай! Я давно уже приметил, что тебя что-то волнует.
Заперт решился.
— Юрген, скажи, можно ли назвать дружбой такое: ты знаешь о свинстве и молчишь, потому что его совершил твой приятель?