Творец счастья

Alexianna

— У меня есть идея получше, — хохочет Миша. — Пусть Герасим встретит, но без порчи портрета. Привезет его к Князю. Ты ж слышал, он педика готов соблазнить. Вот и пусть постарается. Ха-ха…

А ведь это идея! Есть у нас такой знакомый. Князь, бывший зэк, а сейчас довольно успешный бизнесмен, владелец нескольких ночных клубов, а так же любитель мальчиков. И он точно обрадуется такому «подарку». А то, что «нагнет» и отымеет, можно не сомневаться.

— Как ты жесток, Михал Михалыч, — хохочу я, понимая, что наказать альфонса надо изощренно и так, чтобы

на всю жизнь запомнил. — Только надо Князю позвонить, предупредить. А лучше, пусть пришлет своих людей, чтоб забрали этого удода у Герасима.

— Точно. Ладно, иди девушку утешай, а то она, явно, расстроилась. Я позвоню Князю, договорюсь, подогрею его на «подвиги». И сегодня в свою квартиру поеду. Не обижайся, Кир. Так будет лучше. В понедельник в офисе встретимся. Бывай.

— Бывай, брат, — отвечаю я и жму его руку.

***

Стою у входа в коридор, в глубине которого находятся туалетные комнаты. Злость уже немного улеглась. Ну и фиг с ним, с этим ублажателем педиков, сейчас главное Катю успокоить. И есть у меня идея, как это сделать.

Конфетка выходит, наконец, и видит меня. Я ласково улыбаюсь, делая вид, что ничего не слышал, ничего не знаю. Она пытается улыбнуться мне в ответ, но вижу, что очень расстроена.

— Можно, мы уже уйдем отсюда? — спрашивает она, подойдя ко мне.

— Катюш, хочу тебе кое-что показать сначала. А потом, да, потом уйдем, — с этими словами беру ее под руку и прямой наводкой направляюсь к виновнику торжества.

Игнатов, завидев нас, мило улыбается и заинтересованно смотрит на мою спутницу, а я, не теряя времени, представляю ее, как мою девушку.

— Очень рад познакомиться, Екатерина Андреевна, — радостно пожимает он руку моей ненаглядной. — Так вы — художник?

— А-м-м… ну, можно и так сказать… — мямлит моя скромница.

— Молодой амбициозный художник-реалист, — уверенно подтверждаю я.

— Учительница рисования, — уточняет она, дернув меня за руку.

— Молодой талантливый художник со свежими идеями, — загадочно констатирует Игнатов.

Катя краснеет и прижимается ко мне.

«Ой, моя трусишка, не бойся, я тебя в обиду не дам», — думаю я, а потом обращаюсь к юбиляру:

— Николай Петрович, можно нам прогуляться в вашу мастерскую? Очень интересно, знаете ли, посмотреть ваши работы.

— Конечно, — отвечает он и выуживает из кармана связку ключей. — Вот этот ключ, возьми, Кирилл. Только там творческий беспорядок, не пугайтесь. И э-э-м-м… не испачкайтесь в краску, она плохо отмывается. И не пытайтесь исправить портрет премьер-министра — у него именно такой нос. — хохочет художник.

— Спасибо. Будем осторожны и снисходительны к носам, — отвечаю я и увлекаю Катю на выход из дома.

Мастерская находится в отдельном строении на территории участка, поэтому нам приходится выйти на улицу. Снимаю пиджак и накидываю его на плечи Кати. Сентябрь подходит к концу и ночи уже холодные, а на ней открытое тонкое платье. К тому же я обещал согреть.

Вижу восхищенный заинтересованный взгляд моей Конфетки,

когда входим в мастерскую. Здесь, кроме заказных картин, есть чем полюбоваться. За долгие годы творчества художник написал много интересного от души и для души. Даже удивительно, как в педантичном и коммерчески устремленном человеке может уживаться любовь к фантазийным сюжетам. Единорог, гуляющий по сказочному лесу, русалки, плескающиеся в пруду с огромными лилиями, а вот воинственный ангел с мечом и в золотых доспехах. Какая красота!

— Это нереально! — восклицает Катя, хлопая в ладоши. — Он просто великолепен!

— Кто, нос премьер-министра? — уточняю я, оглядываясь.

— Да нет же! Ангел! Смотри! Какие крылья воздушные. Перышко к перышку. Как ему удалось это так написать? Волшебство-о-о…

Я с умилением наблюдаю за Катей, которая переходит от картины к картине и долго рассматривает их. Рад, что она забыла все неприятности и сейчас счастливо улыбается.

Не знаю, как долго бы еще она хотела оставаться здесь и наслаждаться живописью, но уже больше часа мы топчемся здесь. Надо бы возвращаться, поэтому я буквально вытаскиваю мою золотистую кудряшку на улицу и увлекаю снова в дом. Гости начинают расходиться и я, помня обещание, спешу попрощаться с юбиляром. Слышу вздох облегчения, который не может сдержать Катя, когда мы направляемся к нашей машине.

По дороге домой она долго грустно смотрит в окно, а потом вдруг спрашивает меня:

— Кирилл, скажи, если кто-то начнет говорить обо мне гадости, ты поверишь?

А, вот она, причина грусти и задумчивости. Она боится, что тот удод таки накапает мне про нее какого-нибудь дерьма.

— Я верю себе, Мише и верю тебе. Остальным, особенно незнакомым людям, у меня нет повода верить, тем более, если человек говорит какие-то гадости. Люди говорят гадости про других по своим же гадким причинам. Даже слушать не буду. А что?

— Есть один человек… бывший мой парень… — она замолкает и нервно теребит ткань своего платья на коленке. — В общем, он собирается сказать тебе, что я сплю с другими мужиками. Это для того, чтобы ты меня бросил.

— Тебя я не брошу, Котенок, — решительно отвечаю я. — А тот мудила только пусть попробует открыть рот — захлебнется сам своей же грязью.

— Твой Герасим может подтвердить, он ведь следит за мной, что я не встречаюсь ни с кем, кроме тебя, — на всякий случай, видимо, уточняет Катя.

— Катюш, не волнуйся, я никому не поверю, если кто-то скажет, что ты мне изменяешь. И ты не верь, если кто-то скажет подобное про меня. Хорошо? Я только с тобой с той самой минуты, как увидел тебя впервые.

— Хорошо, — соглашается она.

Несколько минут мы молчим. Но я уже что-то волнуюсь по поводу Герасима. Она считает, что я слежу за ней. И нет и да… Хреново. Но ведь основная причина в другом…

— Катя, Герасим, в первую очередь, охраняет тебя. Видишь ли, есть один человек, который, возможно, захочет навредить мне. А легче всего это сделать, обидев тебя. Понимаешь?