Творение. История искусства с самого начала

Стонард Джон-Пол

Вскоре после своего прихода в Персию правители Хулагуидов начали заказывать изготовление иллюстрированных книг классической персидской поэзии, в основном «Шах-наме» (что означает «Книга Царей») — великого персидского эпоса, написанного поэтом Фирдоуси около 1010 года [157] . Эта хроника, повествующая о героях персидской истории — вымышленных и реальных, — заканчивается убийством последнего правителя Сасанидов и приходом ислама.

Из ранних иллюстрированных версий «Шах-наме», дошедших до нас, настоящим памятником начала классического периода персидской живописи является «Большое тебризское „Шах-наме“» [158] . Оно было создано в Тебризе (современный Азербайджан), столице монгольских ильханов. Сохранившиеся иллюстрации, ныне разрозненные, демонстрируют поразительное воображение художников. Многие из этих иллюстраций описывают историю Искандера — так называли в Персии Александра Великого. Монгольские правители Персии искали в прошлом героя, успешного иноземного завоевателя, с которым они могли бы идентифицировать себя: Александр прекрасно им подходил, как, впрочем, и многим другим строителям империй. В «Шах-наме» его завоевание мира превращено в великое, полное чудес

путешествие. На краю земли он встречает говорящее дерево с двумя переплетенными стволами: один ствол мужской, который говорит днем; а другой — женский, который говорит ночью. Дерево предупреждает его о скорой смерти и о тщетности его планов по завоеванию. «Пресытясь престолом твоим и венцом, / Злой рок тебя в граде настигнет чужом» ^{9} . Фантастические скалы и пейзаж, на фоне которого изображен Искандер, являются образцом нового восприятия природы, вскоре ставшего классической чертой персидской миниатюрной живописи. На более поздней миниатюре, созданной в Тебризе в начале XVI века, герой Ростем спит среди фантастического пейзажа, а его конь Рехш убивает льва. Деревья, скалы и растения кажутся живыми.

157

Sims E., Marshak B. I., Grube E. J. Peerless Images. Op. cit. P. 31.

158

Grabar O., Blair S. Epic Images and Contemporary History: The Illustrations of the Great Mongol Shahnama. Chicago, IL, 1980.

Классическая персидская миниатюра достигла своего пика в творчестве художника Камала ад-Дина Бехзада, который работал в многонациональных мастерских Герата на рубеже XV–XVI веков, а позднее умер в Тебризе. Его миниатюры, иллюстрирующие поэтические манускрипты, создают мир жизнеутверждающего и чарующего совершенства. Бехзад демонстрирует иной взгляд на ислам — взгляд суфия: суфизм — мистическое направление ислама, превратившее победоносный дух пророка Мухаммада в путь внутреннего самопознания. Бехзад часто изображал суфиев и дервишей, а также иллюстрировал поэмы суфийских авторов, например, «Бустан» («Фруктовый сад») суфийского поэта XIII века Саади. Одна из его миниатюр иллюстрирует принадлежащую Саади версию истории Юсуфа и Зулейхи, аналог библейской притчи об Иосифе и жене Потифара. Зулейха возжелала прекрасного Юсуфа и, пытаясь соблазнить его, заперлась с ним в комнате дворца. Бехзад показывает момент, когда Юсуф, понимая, что он попал в ловушку, пытается убежать, а Зулейха хватается за его рубашку и рвет ее, пытаясь удержать возлюбленного.

Искандер (Александр) и говорящее дерево. Страница из «Большого тебризского „Шах-наме“». Около 1330. Чернила, водные краски, сусальное золото, бумага. 40,8 x 30,1 см

Ростем спит, пока Рехш убивает льва. Страница из «Шах-наме». 1515–1522. Краска, бумага. 31,5 x 20,7 см

Вместе с Бехзадом мы вступаем в следующую эпоху персидской миниатюры, при династии Сефевидов, когда Герат был больше похож на города-государства Апеннинского полуострова, чем на Багдад времен Аль-Мансура. Еще более тесно, как мы вскоре увидим, с Европой было связано другое великое мусульманское государство в Западной Азии — Османская империя с центром в Анатолии, которое достигло пика своего могущества после захвата Константинополя и завоевания Мамлюкского султаната.

Но еще богаче, чем эти две исламские династии — Сефевиды и Османы, — были Великие Моголы, мусульманская династия, правившая на равнинных землях к югу от Гималаев, на территории современной Индии. Императоры Моголов прославились богатством и роскошью своего двора, и прежде остальных — император Акбар, который правил почти полстолетия с середины XVI века. Как политик он расширил и объединил империю, а также благодаря торговле и завоеваниям увеличил ее богатство, однако главным его достижением для истории стал заказ на создание иллюстрированной книги под названием «Хамза-наме» («Приключения амира Хамзы»). Эта книга определила всю последующую традицию могольской живописи.

Бехзад. Соблазнение Юсуфа. 1488. Водная краска, бумага. 30,5 x 21,5 см

«Хамза-наме» было невероятным начинанием: подобно «Шах-наме», это собрание изустных преданий о подвигах персидского героя Амира Хамзы, отличившегося в борьбе за дело своего племянника, пророка Мухаммада [159] . Тысяча четыреста миниатюр, иллюстрирующих «Хамза-наме», были созданы в придворных мастерских индийскими живописцами под руководством двух персидских художников, Мир Сеида Али и Абд ас-Самада: они оба прибыли в Индию, чтобы работать в мастерских Акбара, привезя с собой богато орнаментальный стиль персидской миниатюры. На одной из страниц «Хамза-наме» изображен пророк Илия, спасающий тонущего могольского принца Нур ад-Дахра, однако истинным героем картины является природа, которая со всех сторон окружает персонажей: густой лес с разнообразными деревьями и сидящим на ветке павлином; цветы, растущие на камнях, по которым также бродят болотные птицы; и белые волнистые барашки на море, в котором вокруг разворачивающейся сцены плещутся морские обитатели. Эта миниатюра вполне могла быть написана рукой индийского художника Басавана, одного из величайших миниатюристов при дворе Акбара, прославившегося тем, что он обогатил изделия придворных могольских мастерских своими знаниями о европейской масляной живописи.

159

The Adventures of Hamza: Painting and Storytelling in Mughal India. Exh. cat., Freer Gallery of Art, Washington / eds. J. Seyller, with contributions from W. M. Thackston, E. Koch, A. Owen, R. Franz. Washington, DC, 2002.

Творческий подвиг

художников, создавших «Хамза-наме», и личное участие в этом Акбара были описаны историком Абу-ль Фадлем ибн Мубараком Аллами:

Здесь собрались столь превосходные живописцы, что в своем творении они нисколько не уступили ни всемирно известному искусству Бехзада, ни волшебству европейской живописи. Тонкость работы, чистота линии и смелость исполнения вкупе с иными достоинствами достигли совершенства, и безжизненные предметы как будто ожили [160] .

160

Цит. по: Chandra P., Ehnbom D. J. The Cleveland Tuti-nama Manuscript and the Origins of Mughal Painting. Cleveland, OH, 1976. P. 182–183.

Пророк Илия, спасающий тонущего могольского принца Нур ад-Дахра. 1564–1579. Водная краска, хлопок, бумага. 81,4 x 61 см

Волшебство европейской живописи было знакомо могольским художникам по миниатюрам, гравюрам и иллюстрированным книгам, которые привозили немецкие и английские торговцы, а также иезуитские миссионеры [161] .

И всё же величайший памятник могольского искусства был создан не в области живописи, а в архитектуре — при внуке Акбара, императоре Шах-Джехане в XVII веке. На огромной мраморной платформе посреди регулярного сада на берегу реки Джамна Шах-Джехане возвел монументальную гробницу для своей жены Мумтаз-Махал, которая умерла всего через несколько часов после рождения своего четырнадцатого ребенка. Когда с реки поднимается туман, вы ощущаете под ногами холодный мрамор и здание призрачно вырисовывается перед вами на фоне безоблачного синего неба. По обеим сторонам беломраморной гробницы, перекрытой пятью куполами, расположены огромные айваны из красного песчаника. По фасаду бегут искусно вырезанные в камне надписи из Корана, напоминая о небесном рае. Тем не менее название памятника — Тадж-Махал («корона дворцов») — говорит о том, что это также памятник самому Шах-Джехану и его правлению [162] . И действительно, сам Шах-Джехан тоже был похоронен в Тадж-Махале, и его кенотаф — вероятно, в соответствии с его же волей — был установлен рядом с кенотафом Мумтаз-Махал. «Шах-Джехан, доблестный правитель, — гласит надпись на его могиле в крипте усыпальницы. — Да будут вечно цвести цветы на его могиле, а его прибежищем пусть станет Райский сад!» [163]

161

Maclagen E. The Jesuits and the Great Mogul. London, 1932. P. 242–267.

162

Begley W. E. The myth of the Taj Mahal and a new theory of its symbolic meaning // The Art Bulletin. Vol. 61. No. 1. March 1979. P. 7–37.

163

Ibid. P. 33.

Водоворот творческих идей первой исламской эпохи при Омейядах и Аббасидах, заимствовавших и приспосабливавших образы, взятые у завоеванных ими византийских и персидских мастеров, и ориентировавшихся на еще более раннюю эпоху античной архитектуры, к XVI веку вылился во множество региональных стилей. В трех исламских супердержавах Западной Азии — могольской Индии, сефевидской Персии и османской Турции — возникли столь различные типы образов и форм, что очень трудно увидеть прямую связь между двумя величайшими исламскими сооружениями — Тадж-Махалом XVII века и Куполом Скалы, построенным почти на тысячу лет раньше, — несмотря на их кажущееся сходство: оба купольных здания имеют центрическую планировку, украшены надписями из Корана и стоят на широких платформах.

Тадж-Махал, Агра. 1631–1648

Что же тогда объединяет эти строения, декоративные предметы и миниатюры, чтобы их можно было назвать «исламскими»? Очевидно, это не стиль, хотя геометрия и каллиграфия являются общими факторами. Истинная связь между ними прослеживается не во внешнем облике, а в ощущении общей цели и понимании художником, что существует нечто большее и значимое, чем любая местная традиция. Кроме того, это новое восприятие природы, превращающейся в бесконечный узор: и этот взгляд удивительным образом перекликается с тем восприятием природы, которое складывается на основе кельтских традиций далеко на западе Европы в иллюминированных манускриптах и металлических изделиях, хотя, опять же, мы не можем провести прямой параллели. В мире возникло новое чувство принадлежности человека к природе. Подобно эллинистическому миру, инспирированному Александром Великим, исламский мир обладал внутренней взаимосвязью в гораздо большем масштабе, чем мог себе представить даже Александр.

Глава 10. Завоеватели и изобретатели

Если смотреть со стороны имперских владений Византии или ислама, то маленький болотистый островок в западном океане может показаться совсем не тем местом, где можно найти искусство.

И всё же через несколько веков после крушения римского владычества именно там, в Британии, возникло удивительное новое восприятие природы: геометрические узоры, сложные переплетения и анималистические мотивы, искусно выполненные в металле, камне и иллюминированных манускриптах. Кельтские традиции сохранились в Ирландии (которую так и не завоевали римляне), где этот стиль родился и процветал в монастырских мастерских, соединяясь с традиционными стилями германских племен — англов, саксов и ютов, — осевших в западной части острова в конце V века. Эта гремучая смесь стилей была замешена на новых духовных верованиях. Первая христианская миссия, посланная папой Григорием из Рима, прибыла в Британию в 597 году и основала римскую христианскую церковь с центром в Кентербери. Римская христианская традиция обеспечивала связь с византийским миром, а через него — с Западной Азией. Смесь кельтских, англосаксонских, римских и христианских традиций создала неповторимый декоративный стиль, который, в свою очередь, распространился затем по всей континентальной Европе.