Тыл-фронт
Шрифт:
Вторую ночь постель главнокомандующего Квантунскими войсками барона Ямада оставалась нетронутой. Семь полевых и одна воздушная армии, ошеломленные невероятным маневром русских, ожидали его приказа. Но Ямада был лишен возможности отдать его своим войскам. Еще девятого августа он получил высочайшее повеление: «…Вести упорную оборону в районах, фактически занимаемых Квантунскими войсками, и готовить военные операции большого масштаба, которые будут проведены по плацу Ставки».
Ни того, ни другого Ямада выполнить не мог. Его войска были уже выбиты из занимаемых ими районов. Они потеряли инициативу и, отбиваясь от русских, пятились в глубь Маньчжурии. Эти же причины не позволяли барону и готовиться
Из хаоса противоречивых донесений к исходу ночи вырисовывалось весьма невыгодное положение его войск. Русские армии прошли через квантунские укрепления. На севере их части оттеснили войска Четвертой Отдельной армии и заняли станции Маньчжурия, Чжалайнор. Квантунские соединения не устояли на Амуре, оставили Сахалин и Фуюань. В Приморье первый фронт отошел к Лишучженю, Мулину, Пифанцзы. Русские танки вышли ко всем магистральным дорогам.
Фронт Квантунской армии был изуродован, разорван во многих местах. Ставка продолжала безмолвствовать. Ее медлительность и стремительный отход войск лишили барона Ямада возможности применить даже последнее из средств — бактериологические бомбы Исии, сеющие чуму, тиф, холеру.
Генерал Ямада не лишен был стратегического кругозора, но размах советской операции поразил его. В ней отсутствовали промежуточные этапы. Уже сейчас достаточно было даже беглого взгляда на карту, чтобы определить замысел Советской Ставки. На него указывали выпятившиеся на флангах из Монголии и Приморья друг другу навстречу два клина. Маневр русских войск рассчитан на окружение и пленение вооруженных сил целого государства. Это казалось невероятным, авантюристичным, но не лишенным какой-то сверхъестественной логики, которая требовала от него не менее сверхъестественных и решительных действий.
Перед рассветом барон принял решение, которому еще сутки назад предпочел бы самоубийство. Он лично сам доложил его по прямому проводу генералу Умедзу.
Ответа из Токио не последовало…
Генерал Ямада бросил на стол изломанный карандаш и отошел от карты. «Русские называют это „клещи“… Потом „котел“… В таком котле погибла армия Паулюса. Тогда это казалось невероятным, тоже сверхъестественным, — командующий поморщился, словно от зубной боли, и встряхнул головой, отгоняя дурные мысли. — Но там было всего-навсего триста тридцать тысяч… Как все это не похоже на неповоротливую русскую армию времен японско-русской войны 1904 года…»
Кавалерийский полк, в котором в то время поручик Ямада командовал подразделением, 30 мая 1904 года первым ворвался в Дальний, 3 сентября — в Ляоян. За беспримерную храбрость барон в числе других офицеров получил первую награду.
Главнокомандующий взглянул на часы, поднял штору и распахнул окно. В комнату ворвалась утренняя прохлада и сырость. Где-то над Японией нежно алела затянутая легкой дымкой заря.
«Отвратительная азиатская погода, — зябко поежился Ямада. — В Японии сейчас расцветает лотос. В утренней тишине раздаются нежные звуки раскрывшихся бутонов. В мирное время через несколько дней в честь этого божественного цветка начались бы народные гулянья…»
На востоке сверкнули первые лучи солнца, залили мрачную комнату мягким, розовым светом. Ямада закрыл глаза. Эти лучи вливали в него твердость и уверенность, они властно напомнили
Совершив обряд поклонения восходящему солнцу, главнокомандующий, не счел нужным больше тревожить генеральный штаб или ожидать распоряжений Ставки. Присев к столу, он еще раз скользнул взглядом по карте и нажал кнопку звонка.
— Немедленно передайте командующим фронтами, — не поднимая головы, приказал он бесшумно появившемуся начальнику штаба, — Удерживая противника силами войск Маньчжоу-Го и заградительными отрядами истребителей[21] главные силы броском отвести под прикрытие тылового рубежа обороны. Пятьдесят девятую армию стратегического резерва выдвинуть для усиления на Муданьцзянское направление. Войсковые бактериологические филиалы отряда генерала Исии уничтожить… Принцу Такеда, — первый раз назвал главнокомандующий двоюродного брата императора его именем и титулом, — передайте мою настоятельную просьбу сегодня же в ночь вылететь в Японию. Генералу Икеда передайте мой приказ убыть вместе с принцем. Ко мне пусть явятся через час…
Вместо обычного армейского ответа начальник штаба закрыл лицо руками и, вздрагивая всем телом, медленно оставил кабинет.
* * *
Стоял невыносимый зной. Жаркий томительный день предвещал приближение «лилли[22]». Жара начинается обычно в июле, но в августе она особенно нестерпима. В рабочей комнате генерала Умедзу жужжали два настольных вентилятора, но в комнате стояла духота.
Начальник генерального штаба, прикрыв рукою глаза, молча слушал генерала Икеда. И хотя его сообщения только уточняли лаконичные доклады главнокомандующего Квантунской армии, Умедзу был подавлении раздражен. Он не мог найти ни в докладах Ямада, ни в словах Икеда объяснений почти катастрофического положения Квантунской армии. Он допускал возможности временного перехода ее флагов к обороне в связи со спецификой советской тактики и воспитания русского солдата. Но оставление почти без боя предмостной полосы шириною в сто километров было для Умедзу загадкой.
В свое время генерал анализировал степень пригодности Маньчжурского театра военных действий для обороны. Северные и восточные районы его почти не доступны даже для стрелковых войск: на западе — безводные степи Монголии и Чахара, горный хребет Большого Хингана, на севере — Ильхури-Алин и Малый Хинган, на востоке — заболоченные долины и Чайбойшаньская горная система. Приграничная полоса опоясана реками Аргунь, Амур, Уссури, прикрыта семнадцатью укрепленными районами и внутренними реками: Сунгари, Нонни, Муданьцзян, Ляохэ. Наконец, восемьсот тысяч штыков, двести тысяч сабель, пять тысяч орудий, танки, самолеты…
Умедзу был твердо убежден, что Квантунская армия сможет обороняться на этом рубеже не менее года. Затем, отойдя в горы Северной Кореи, ее части смогли бы еще в течение трех лет сдерживать натиск любых сил…
— Что же случилось, генерал Икеда? — спросил Умедзу, когда его собеседник закончил доклад. — В чем секрет?
— В русском оперативном искусстве, — ответил Икеда. — Мы предвидели все, кроме окружения всей Квантунской армии.
— Но это же блеф! — воскликнул Умедзу. Он резко встал и почти пробежался по комнате. — Даже допуская бредовую мысль, что Советам удастся их план, для уничтожения миллионной армии, которая будет сражаться до последнего солдата, потребуются годы.