Тыл-фронт
Шрифт:
Красноармеец догнал Чекмана на Проспекте и молча пошел шагах в двух позади. Стрелочник ощущал на себе его сверлящий взгляд. Свернув на Деповскую, Чекман остановился и подождал, пока красноармеец с ним поравняется.
— Здравствуйте, товарищ! Не посоветуете местечко для ночлега? — быстро спросил тот.
Чекман, не отвечая, разглядывал его, хотя молчание становилось опасным и тягостным. «Чертищев, дубина одноглазая».
— Нет, браток, этим ведает комендант. К нему и обратись, — не спеша ответил, наконец, стрелочник и, оглядевшись
— Ваше благородие, мне за вами идти? — спросил он шепотом.
Чекман повернул к нему искаженное злобой лицо. Он уже не напоминал добродушного Станислава Ферапонтовича. Полковник Белозерский сбросил маску.
— Замолчи, ты! — прошипел он. — Иди за мной, да смотри у меня!
Чертищев съежился. Он знал, что полковник слов на ветер не бросает. «Вот шкура! Все такой же. Еще пристукнет, — испугался Чертищев. — А что, если свести счеты за брата с его высокоблагородием?» — подумал он, но тотчас же отбросил эту мысль.
Чекман остановился у калитки небольшого домика.
— Запомни: случайно встретились, и ты напросился в постояльцы… Да смотри мне!
Переступив порог дома, Станислав Ферапонтович мягко проворковал:
— Принимай, Марковна, ночлежника.
Арина Марковна не удивилась. Чекман и раньше приводил ночлежников, но то были чаще командиры. Он с ними подолгу «точил лясы», охотно доставал спиртное, но сам не увлекался.
— Милости просим! Чем богаты, тем и рады. Раздевайся, сынок, — засуетилась старуха. — Шинельку вон туда вешай — и к столу.
«Хорошо живут, — оглядывая комнату, подумал Чертищев. — У наших против них — как в хлеву».
Чекман неторопливо разделся и, крякнув, присел к столу. Он незаметно подмигнул Чертищеву, показывая двумя пальцами полуштоф. Тот сообразил, что от него требуется.
— А водочки, хозяин, достать нельзя?
— Да как сказать? Скажешь нельзя — обманешь, скажешь можно — тоже может обман выйти. Как, Марковна?
— Оно, вроде, и не к чему. А там — смотрите, дело хозяйское. Мне сходить нетрудно, — она накинула платок и взяла поданные Чертищевым три червонца. Удивленно повертев их перед глазами, Марковна засмеялась. — За это, сынок, сейчас не купишь. Видно, давно не был в наших краях?
Чертищев побагровел и покосился на Чекмана, Но тот смотрел в сторону. Достав из нагрудного кармана гимнастерки завернутые в тряпицу советские деньги, Чертищев принялся пересчитывать их подрагивающими пальцами.
— Что, не хватает? — сочувственно спросил Чекман.
— Маловато, хозяин, — выдавил Чертищев. — Поиздержался за дорогу.
— Ну, на четвертинку набралось? Для солдата и этого хватит. Можно сделать уважение защитнику, — говорил Чекман больше для Марковны, чем для Чертищева.
Старуха взяла деньги и вышла. Убедившись, что она действительно ушла, Белозерский прошипел:
— Встать, — он вплотную приблизился к Чертищеву. — Ты что, не знаешь,
— В противогазе — мина замедленного действия, в консервных банках — взрывчатка, а вот особые патроны-капсюли.
Белозерский осторожно положил в карман патроны и вынес тяжелый вещевой мешок в коридор.
— Коробку от противогаза заберу завтра. С кем пришел?
— С господином Золиным и еще один с ним — Гулым по фамилии.
— Мурло! Из Золина господин, как из тебя монах… Хвост не притащили?
— Следы заметали хорошо, должно быть, все в порядке. Завтра утренним поездом тронемся в Сабурово.
— Черт меня дернул привести тебя. Сейчас выпроводить нельзя — старуху всполошишь. Она на тебя и так уже коситься начинает. Ладно, переночуешь. Завтра утром затемно убраться! Передай, чтобы тебя в другой раз не направляли. Пойдем порознь. Я уйду в четыре, твоего духу чтобы не было к пяти. Старухе говори, что в госпиталь. Родом знаешь, откуда? Ну и то ладно. Колхозник, говори. До войны жили богато, а сейчас не знаешь, как. Из части со дня прибытия не выезжал никуда… Садись! — бросил он, заслышав стук калитки.
— Так, так, — затянул Станислав Ферапонтович. — Значит, дома привык водочку пить, а в части не достанешь? И все время на одном месте, без выхода? Вот, брат, как оно.
Старуха поставила на стол заткнутую бумажной пробкой четвертинку.
— Ну что же, Марковна, садись. Сегодня и я выпью малость со служивым. Больно уж стоящий человек, медаль имеет.
— За что же удостоился, сынок? — с теплотой в голосе спросила Марковна.
— За верную службу.
— Ну да, ну да, — понимающе закивала головой Марковна. — Конечно, не все можно рассказывать. Ну вылей, выпей, сынок, маленько.
— Давайте, хозяин, налейте в своем доме, — попросил Чертищев.
— Это можно. — Чекман налил себе половину стопки, а Чертищеву полную. — За скорое выздоровление!
— Это правильно, можно, — отозвался Чертищев и одним глотком выпил. Не ожидая хозяев, он взял кусок хлеба и начал шумно зачерпывать щи.
— Соскучился по домашнему, — сочувственно заметила Марковна.
— Му-гу.
— В армии харчи сейчас потощали?
— Му-гу.
— Сам откуда будешь?
— Горьковской области, Починковского района, село Василев Майдан, — заученно проговорил Чертищев.
— Вон откуда забрался! Семья там и сейчас? — допытывалась Марковна.
— Му-гу.
— Колхоз богатый?
— Бо-о-огатейший колхоз. Одних лошадей, волов — не счесть. Тракторами землю обрабатываем.
— Ой, господи! Да где же теперь колхоз, чтобы без тракторов? — удивленно всплеснула руками Марковна.
Чекман понял, что этот разговор до добра не доведет, и повел беседу сам. Он больше рассказывал, чем спрашивал. Чертищев тоже убедился, что старухи нужно опасаться. Теперь он только поддакивал и вскоре умышленно громко зевнул.