У любви не всегда красивое лицо
Шрифт:
– И что вы увидели? – заинтересованно спросил мальчик. В его голосе уже не было страха.
– Монстра… Оттуда на меня смотрело чудовище, Густав. Изуродованное лицо со вздутыми волдырями, что тянулись почти до затылка. И я испугался… – на меня вдруг нахлынули эти ужасные воспоминания, и я качнул головой, стараясь как можно скорее от них избавиться, но это мне не сразу удалось.
– Это была иллюзия?
– Нет, - я горько покачал головой.
– Это была не иллюзия… Это был я. В реальности. И это было ужасно… А эти зеркала, - я окинул взглядом комнату, -
– Так во мне не живет монстр? – с надеждой спросил Густав.
– Нет… – я ободряюще улыбнулся мальчику и вдруг понял, что только сейчас ему рассказал. Я рассказал ему про себя, про свое лицо и он не убежал в испуге.
– Так как вы скрываете того монстра, что живет в вас?
Я указал на маску:
– Мать сказала, что я должен прятать лицо, чтобы не пугать людей… – но об этом ему уже знать не нужно, ведь, чего доброго, он еще захочет увидеть мое лицо.
– В общем, ты не должен бояться иллюзий, Густав, ты понял?
– Да, мистер Эрик.
– Хорошо, - я улыбнулся ему и увидел, как из его глаз мало-помалу исчезает страх. – Тебе понравилась игра? – мальчик согласно закивал головой, а я предложил: - Тогда давай продолжим играть по пути в больницу.
Я взял Густава за руку, мы вышли из парка и пошли прямо по тротуару.
– Какой твой любимый цвет?
– Черный…
– Может, ты хочешь меня о чем-нибудь спросить? – мальчик кивнул головой и немного несчастно взглянул на меня.
– Когда мама вернется домой?
– Ну, я не такой вопрос имел в виду… – я вздохнул и собирался промолчать, но когда увидел, с какой надеждой смотрит на меня Густав – мое решение отмалчиваться было тут же пересмотрено.
– Может, завтра. Она должна быть в больнице, пока врачи не убедятся, что она здорова.
Решив продолжить разговор о симпатиях и антипатиях завтра, я распахнул двери больницы, и мы прошли в палату Кристин. Густав тут же вырвался из моих рук и, бросившись к матери, крепко ее обнял.
– Тише, Густав, - предупредил я, - ей больно.
Но Кристин улыбалась, гладя своего сына по спине. В ее глазах стояли слезы и, когда я перевел взгляд на нее, то увидел там благодарность. Я поднял мальчика на руки и посадил на стул, что стоял у постели девушки. Сам же я сел на краешек ее кровати, осторожно взяв Кристин за руку.
– Как ты себя чувствуешь?
– Устала, - вздохнула она, - я стараюсь спать как можно больше, но врачи вечно меня будят и лезут со своими лекарствами каждый час.
– Зато ты быстрее поправишься.
– Да, хотелось бы, - она вздохнула и поморщилась. Видимо, каждое движение приняло ей боль. Мое сердце дрогнуло, но вдруг я вспомнил одно очень важное дело, по поводу которого мне давно хотелось поговорить с ней. Но здесь Густав… Что же делать? О, я знаю, что делать! Я выудил из кармана пару монет и протянул их Густаву:
– Иди в столовую и попей чего-нибудь, а то съел все булочки всухомятку.
Мальчик кивнул и, радостно схватив монеты, вышел. Кристин же нахмурилась и взволнованно спросила:
– Ты думаешь, что безопасно
– Он скоро вернется, а ты пока скажешь мне правду.
Лицо Кристин вмиг изменилось, и она испуганно взглянула на меня:
– Какую правду? – ее голос немного дрожал, и я подумал, что она уже сама догадалась, какую именно правду я хочу от нее услышать. Наверное, сейчас не самый подходящий момент, но я должен знать, иначе просто сойду с ума от неизвестности.
– Кристин, скажи правду о Густаве. Чем больше я с ним провожу времени, тем больше нахожу у нас общего…
– О чем ты говоришь? – она перебила меня и непонимающе уставилась на меня.
– Кристин, я хочу знать… Густав, он… Он мой сын?
Повисла пауза. У девушки было озадаченное лицо, казалось, она ищет, что сказать, но никак не может найти подходящие слова. Я же замер, почти не дыша. Наконец она выдавила из себя одно слово, которое не слишком обнадежило меня.
– Ч-что?
– Кристин, я должен знать… – она снова захотела меня перебить, но я махнул рукой и продолжил говорить, уже намного быстрее, чем минуту назад. Она же просто смотрела на меня.
– Ладно, допустим, что общие интересы могут быть совпадением, но внешность… У него мои глаза. Мои.
Кристин с минуту молчала, а потом ее лицо вдруг изменилось. На нем одновременно появились нерешительность и… и еще что-то, что-то, чего я никак не мог понять. Наконец, победило второе чувство, и она сказала, глядя мне прямо в глаза:
– Как ты мог даже подумать об этом? Твой сын? Ты с ума сошел?
– Но… – я запнулся и ощутил, как земля уходит из-под ног.
– Та ночь! Я все просчитал, все совпадает… Он ведь мой…
– Он не твой сын, Эрик! – но я все еще надеялся, поэтому продолжил говорить.
– У нас одинаковые родимые пятна! В точности…
– Эрик, я забеременела от Рауля, понимаешь? – она снова перевала меня и теперь я услышал то, что она сказала уже несколько минут назад, но я все никак не желал ее понять. И это было сродни тупому удару в живот.
– Он не твой ребенок! Рауль его отец, он был зачат в первую брачную ночь. И прекрати этот разговор.
Я опустил глаза. Надежда ушла. Ее больше не было.
«А на что, собственно, ты рассчитывал? На что надеялся? – ядовито осведомился внутренний голос.
– Ты же знал в глубине души, что это так, что он просто не может быть твоим сыном. Посмотри на него: он красив, он прекрасно сложен, он – не ты. А глаза… мало ли на земле людей с одинаковым цветом глаз».
А как же талант? Ведь у него же настоящий талант!
«А ты разве забыл, что его мать – оперная певица, а его дед был виртуозным скрипачом? При чем здесь ты?».
Действительно, при чем здесь я… Но я же надеялся, так надеялся, а она… она разбила мои надежды.
«Кристин всего лишь развеяла твои сомнения!».
Да, сомнения… Но почему же на душе у меня не стало спокойнее, когда я узнал правду?.. Почему мне стало так плохо? Внутренний голос промолчал, а я сглотнул ком, застрявший в горле, и взглянул на Кристин: